– Ты бы позаботился о нем.
– Без тебя, моя жизнь – ничто. Мы связаны и в жизни и в
смерти. Если ты выбираешь смерть, то избираешь ее для нас обоих.
Она дрожащими руками пригладила свои волосы.
– Этого не может быть.
– Ты ведь не хочешь этого, – поправил он ее и завладел ее
правой рукой. – Но это так. Я не отправил тебя в безопасный сон, Александрия. Я
позволил тебе определенное количество свободы потому, что это все внове для
тебя.
Мазь, которую он втирал в ее руку, была прохладной и
успокаивающей.
– Ты говоришь, что у меня нет выбора. Что у меня никогда не
будет выбора. – Рискнула возразить она.
– Твое тело и твоя душа сделала уже выбор. Твоя душа –
вторая половинка моей. Мое сердце принадлежит тебе, а твое – мне. Наши умы
тянутся друг другу, чтобы почувствовать близость и ощущение друг друга. Это
правда, Александрия, хочешь ты этого или нет.
Она с трудом сглотнула, прижав кончики пальцев ко лбу.
– Это не так. Этого не может быть. – Громко отрицала она.
Алекс не хотела верить в это, не хотела, чтобы это было правдой потому, что она
не сможет верить ему и его ужасному миру, жить в нем.
– А почему ты думаешь, что я могу спокойно касаться твоих
ожогов, не причиняя боли? Я убрал боль от тебя. Это лечение стало бы пыткой для
тебя без меня.
– Это не правда, – повторяла она шепотом.
– Я очень рассержен на твою глупость, чтобы подтвердить
доказательством свои слова, cara. Мое тело жаждет тебя. Но не с человеческой
потребностью, а с потребностью мужчины Карпатца в своей Спутнице. Я хочу тебя и
днем и ночью. Я спокоен только тогда, когда сплю сном нашего народа, ничего не
зная и не чувствуя. Не соблазняй меня, чтобы я решил доказать тебе свои слова,
потом уже ничего нельзя будет изменить.
Она сгорбилась и отвернулась. Эйдан чувствовал горячую,
кипящую ярость, бурлящую в нем, ощущал сильную необходимость своего тела и
необходимость мужчин Карпатцев управлять этим. Он нагнулся ниже, безразличный
ко всему, не выбирая и не подбирая слова и интонации, акценты, так тщательно,
как она это обычно делал.
– Ты не можешь позволить человеческому мужчине прикасаться к
себе. Ты почувствуешь внезапную смену настроения, удовольствия не будет, и ты
это знаешь. Я был в твоем уме. Я читал твои мысли. Ты алчешь только меня.
Картина, которую он отослал ей обратно, была ее собственной.
Жаркие эротические моменты, о которых в реальности она ничего не знала. Сама
мысль об этом, должна быть оскорбительной. О том, как она будет стоять на
коленях у его ног, прикасаться к нему, как ее рот будет скользить по нему, как
его тело будет на ней, будет владеть ею, любить, горячо и неистово. Он знал и
насмехался над ее собственными мечтами о том, как они будут вместе.
– Ты – отвратительное животное, которое не думает ни о ком,
– прошептала она, закрывая лицо руками. – Мне все равно, что будет с тобой. Я
не хочу прикасаться к тебе.
Его рука обхватила ее горло и приподняла подбородок так,
чтобы она видела бешенство, горящее в его золотых глазах.
– Я могу сделать тебя марионеткой, Александрия, чтобы ты
удовлетворяла меня такими путями, о которых ты даже не слышала. – Его палец
легко, словно перышко прикоснулся к ее дрожащим губам.
Александрия чувствовала, как слезы подступают к глазам, а
тело начинает гореть от желания. Эйдан был прав. У нее сразу вылетели все мысли
о сопротивлении, стоило ему прикоснуться к ней. Она сразу начинала тонуть в водовороте
желания, сгорая в пламени. И не важно, кем она была и во что верила. Никогда
мужчины не могли ей указывать, что делать. Чтобы Эйдан Сэвэдж ни сделал с ней,
она уже не была Александрией Хоутон.
Когда Эйдан соединил их умы, его гнев мгновенно растаял. Она
была в шаге от потрясения. Слишком много случилось за последние дни, и ее
человеческий мозг просто не справлялся. Он проклинал свое тело, которое
бунтовало и заставляло его говорить и делать такие вещи, о которых он в обычном
состоянии даже не мог додуматься. Он хотел ее каждой клеточкой тела, и только
что он оттолкнул ее от своих желаний. Никакого насилия, ни один мужчина
Карпатец никогда этого не сделает. В тот момент он вдруг осознал, насколько он
близко к тому, чтобы превратиться в вампира. Он почувствовал презрение к себе
за свой эгоизм и слабость, в то время как она так страдала.
– Cara, прости меня. Не надо бояться меня. – Эти слова были
произнесены соблазнительным голосом, но казалось, они отскакивали от глухой
стены.
Ее мозг переставал работать, защищая и жалея ее от любых
дальнейших тяжелых испытаний. Она отвернула свое лицо и неожиданно упала на
кровать, свернувшись в позу эмбриона. Эйдан стоял над ней, сердитый на себя,
неуверенный в том, что надо сделать для восстановления всего, сломанного его
глупостью. Он очень испугался, что мог потерять ее в тот момент, его душа чуть
не умерла, когда она открыла дверь и по своему желанию вылетела на улицу под
смертельно опасное солнце.
Он мог выдерживать свет и жар, потому что умел периодически
охлаждать себя. Сейчас, после столетий опыта, у него была практически
неограниченная власть. Надо было вылечить ее. Тогда он сомкнул свои глаза и
оставил свое тело, входя в нее и видя там ужасные ожоги, из-за того, что ее
кожа сильно обгорела на солнце. Эйдан начал восстанавливать ее изнутри. Он был
очень осторожен и точен. Когда он закончил, то еще раз соединился с ее
сознанием.
Он увидел замешательство и страх. Этот страх не был
полностью желанием доказать, что она все еще человек. Он не мог найти в ней
желания убить себя. Она просто хотела доказать ему, будто он обманывал ее в
том, что она не сможет вернуться в свой мир. А она хотела этого.
Он притянул девушку к себе, обнимая и защищая ее утомленное
тело. Она вполне могла бы бояться его. Он требовал от нее такие вещи, о которых
она ничего не знала. Он пробудил такие чувства, с которыми она не могла
справиться. А сила ее сексуального влечения очень пугала ее, так что она даже
решила сбежать от него.
Охотник положил свой подбородок на макушку Алекс и потерся о
ее волосы. Его очень беспокоила ее сумасшедшая идея показаться человеческому
доктору, чтобы он вылечил. Все что угодно, лишь бы избавиться от него. Где-то в
глубине души ему было больно от этого, но в основном он был доволен, что она
думает, словно сможет нанести ему поражение, перехитрив. Она была так уверена.
Это восхищало его.
– Тебе нужно только время, piccola. Извини за то, как
по-дурацки я пытаюсь разобраться в этой ситуации. Единственное что меня
оправдывает – это забота о твоей безопасности. – Он знал, что она может
услышать его, но она не ответила. Он действительно и не ожидал этого от нее,
только сильнее прижал ее к себе. «Поспи, Александрия, врачующим сном наших
людей. Спи глубоко». Он не дал ей выбора и не дал возможности возразить. Он
захотел, чтобы она забыла обо всем, обо всех ужасных мыслях и опасениях.