– Ситуация один в один, как у вас тогда в гостинице. Ее спасать надо!
Майору было легче других меня понять, поскольку недосказанное он мог прочитать в мыслях.
– Ты сможешь?
– Да.
– Генерал, я еще не рассказал вам о даре этого молодого человека. Он целитель.
– Кто?! – Слова Кошевара лишь подлили масла в огонь. – Убирайтесь, я сказал!
– Вы помните, как я выглядел в прошлом году?
Владимир Степанович положил руку на плечо генерала. Тот немного растерялся.
– Помню. Думал, что мы ровесники.
– А теперь?
– Майор, я что, на допросе?!
– Нет, просто если бы не этот парень, мне бы осталось жить несколько месяцев. И врачи ничего не обещали.
– Ты мне раньше этого не говорил.
– Вы же не врач.
– А он? – Генерал кивнул в мою сторону.
– Он – целитель. Настоящий. Только вот дар Семена не каждому помочь способен. Честно говоря, сюда мы ехали в надежде, что сможем подлечить вас, как бы в доказательство своих слов. Но ваши болячки выше его сил.
– Погоди, ты хочешь сказать, он может вылечить мою внучку прямо сейчас?! Да я уже к кому только не ходил: и к травникам, и к бабкам, даже к потомственным целителям, чтоб им пусто было! Ничего не помогло. Ее целый институт обследовал. Знаешь, что мне сказали? Шок, вызванный гибелью родителей, совпал с началом перестройки девичьего организма. Психологическая травма сместила какие-то акценты и вместо развития и роста запустила механизм разрушения. Врачи утверждают, что ее организм сам себя уничтожает. И они не могут остановить этот процесс, только затормозить. Месяц она на уколах, потом недели три живет без боли, как сейчас. Затем все повторяется снова. Да я готов за любую соломину ухватиться, лишь бы она жила. Он точно может ее спасти?
Этот сильный человек сейчас умоляюще смотрел на меня.
– Должно получиться, – кивнул я.
– Что для этого нужно?! Любые лекарства, оборудование…
– Нужно лишь зеркало. И чтобы никто не мешал.
– Я могу присутствовать? – снова обратился генерал.
– Обязательно. Процесс очень болезненный, надо будет поддержать девочку.
– Идем.
Вблизи ее цветок выглядел еще ужаснее, словно рядом взорвалась осколочная граната и лепестки изодрало в клочья. Целым не остался ни один.
Не знаю, какие ощущения испытывает грешник в аду, но мои были немногим лучше. Отдельные участки лепестков приходилось восстанавливать по крошечным уцелевшим частям других. И все это с не отпускавшей ни на миг болью, которая, казалось, перетекала от девушки ко мне. Я чувствовал боль каждой клеткой своего организма, видел измученное страданием лицо Наташи и латал дыры в малиновой ткани ее цветка.
– У вас есть нашатырь? – спросил я генерала через полтора часа работы.
– Найдем.
– Быстрее, пожалуйста.
Он тут же вышел за дверь.
– Ты как? Держишься? – обратился к девочке.
– Очень больно, но я не хочу пугать дедушку. Он страшно за меня переживает.
– Умница. Но учти, мы только на полпути. Чтобы боль была не столь сильной, нужно вспомнить что-либо светлое из прошлой жизни. Сумеешь?
– Попробую.
– Вот нашатырь. Наташа, ты как себя чувствуешь?
– Нашатырь не ей, а мне, – пробормотал я.
– Семен, да на тебе же лица нет. – Михаил Федорович только сейчас взглянул на меня, во время сеанса он смотрел лишь на внучку.
– Лицо в этом деле не главное. Не свалиться бы до конца процедуры.
Резкий запах прогнал дурноту, но ненадолго. Закончив пятый лепесток, я понял, что не могу унять дрожь в коленях. Лицо превратилось в кусок мела, на котором абсолютно не выделялись губы. Генерал уже просто держал пузырек с нашатырем возле моего носа, и аромат остро пахнущей жидкости больше не казался отталкивающим.
– Только не вздумайте мне врача вызывать, если вдруг чего. Сам отлежусь, и все будет в порядке, – прошептал я, пока еще имел силы ворочать языком.
Работа над последним лепестком происходила в тумане. Я слышал голос, но не разбирал слова, замечал расплывчатые силуэты, но не мог сфокусировать на них зрение. Только цветок и ладони виднелись отчетливо, остальное перестало для меня существовать.
«Неужели закончил?!»
– Все, – выдавил я, поднял руки, как хирург, и провалился в бездонную темноту.
Другой бы на моем месте, наверное, возненавидел эти полупрозрачные цветы: ведь соприкосновение с ними приносило боль и страдания. Но вид лепестков на фоне звездного неба вносил в душу величайшее умиротворение. В реальной жизни они буквально высасывали из меня энергию, но в сновидениях – наоборот. Глядя на плывущие мимо бутоны, я ощущал прилив сил, чувствовал себя одним из них. Хоровод из хрустальных цветов оказывал завораживающее действие. Однако вскоре картинка поменялась: остался лишь один, окруженный малиновыми лепестками, и… опять появилась плита из прошлого сна. Луч из ее основания осветил хрустальное растение, а оно, в свою очередь, отразило часть энергии обратно. По крайней мере, мне так показалось. В конце концов, это ведь мой сон? Так что сияющие частицы, выстроившиеся по спирали от цветка к шестиграннику, вполне могли оказаться энергетическими зарядами. Они постепенно разрушили покрытие одной из боковых граней плиты, точнее, убрали с нее серый налет, под которым скрывался ярко-синий окрас. Теперь две боковые стороны плиты обрели яркий наряд. И что это могло означать?
– Семен, ты завтракать будешь? – донесся откуда-то из глубины Володькин голос.
Я открыл глаза:
– Неужели ужин пропустил?
– Два.
– Чего два?
– Два ужина, один обед и один завтрак, – сообщил Бобрин. – Мы решили тебя не будить, вот ты больше суток и проспал.
– Как девочка?
– Генерал ее снова в институт повез на обследование. Недавно звонил сюда, сказал, что к обеду обещали выдать результаты.
– А Степаныч с Маргаритой где?
– Поехали обустраиваться на новом месте. Генерал после твоих трудов… это… ключи им выдал от московской квартиры. Там, где раньше Наташа с родителями жила.
– А что с ними произошло?
– Обоих убили прямо на глазах девочки. Прошлым летом. Как раз после этого генерал попал в госпиталь, где его и увидел Владимир Степанович.
– Кто убил?
– Мужик не захотел рассказывать.
В дверь постучали.
– Войдите.
– Кто из вас Семен Зайцев? – Женщина, подававшая нам чай, держала в руках телефонную трубку.