Она не возражала. Утро было холодным, к середине июня так и
не потеплело, Ира взяла на кухне сигареты и зажигалку, сунула их в карман
куртки, которую накинула на плечи, и вышла на площадку. Коротков ждал ее на
балкончике, расположенном между лестницей и лифтовым холлом.
- Ну, рассказывайте, Ирина Николаевна.
- О чем?
- О том, например, почему, по вашему мнению, Яне
Геннадьевне нужен психиатр.
Заметил все-таки! Хмурый-хмурый, а не дурак. Вообще-то
сегодня этот Коротков нравится ей куда больше, чем в воскресенье. Правда, тогда
почти весь день лил дождь, и у человека, вынужденного в таких условиях работать
в выходной день, вряд ли могло быть хорошее настроение. А сегодня он ничего,
очень даже ничего...
- Вас как зовут? - неожиданно спросила Ира.
- Юрий Викторович.
- Значит, так, Юрий Викторович, давайте мы с вами
договоримся. Вы будете Юрой, я - Ирой, а Янка - просто Яной. Иначе у нас с вами
вместо разговора получится протокольное мероприятие. Если же вы настаиваете на
церемониях, тогда вызывайте меня к себе в кабинет.
- Это вы мне условия ставите? - чуть вздернул широкие
брови Коротков.
- Да нет же, - Ира улыбнулась, - вы поймите, Юра, я
актриса, и мне повезло учиться у хороших педагогов и сниматься у хороших
режиссеров. Тональность сцены задается массой мелочей, в том числе местом,
одеждой персонажей, а также тем, как они друг друга называют. Если в смокинге и
вечернем платье, на приеме и на "вы" - это одна песня, а если голые,
в постели и на "ты" - совсем другая. Понимаете? Я органически не могу
стоять на грязном балконе, курить, кутаться в старую спортивную куртку и при
этом называть Янку Яной Геннадьевной. Ну не могу я.
- Значит, вы плохая актриса, - без улыбки заметил
Ко-ротков. - Хорошая актриса может все, она может представить себя герцогиней,
будучи одетой в лохмотья. Но я готов перейти с вами на простую форму обращения.
Итак, Ирочка, расскажите-ка мне все по порядку с того момента, как сегодня появилась
Яна. Только очень подробно и с деталями, как вы рассказывали бы подружке.
Знаете, как подружкам рассказывают? А он говорит... а я... а она... а я в это
время... Вот так примерно.
- Я так не смогу, - Ира невольно рассмеялась.
- Почему же?
- Меня Наталья долго переучивала.
- Наталья?
- Ну да, Воронова. Знаете, Юра, она замечательная
рассказчица, рассказывает так, словно по написанному читает. Это у нее с
детства такой талант. А я была нормальным ребенком с ужасно замусоренной речью,
в общем, как все. И разговаривала с подружками именно так, как вы только что
показали. Так вот, Наталья много лет отучала меня от такого стиля. И отучила.
- Понятно, - кивнул Коротков. - Вернемся к Яне.
- Ну что Яна... Появилась около шести утра, я спала,
Руслан дежурил у телефона. Мы очень боялись оба уснуть и пропустить звонок от
нее или от похитителей, поэтому спали эти дни по очереди. Вошла в квартиру...
- Минутку, - перебил ее Коротков, - Яна позвонила в
дверь или открыла своим ключом?
- Вообще-то я не знаю, - растерялась Ира, - я спала, не
слышала. Меня Руслан разбудил, сказал, что Яна вернулась. Хотя, я так думаю,
что, если бы она позвонила в дверь, я проснулась бы от звонка. Наверное, она не
звонила. А это имеет значение?
- Может быть. Пока не знаю. Если у нее были ключи, но
она ими не воспользовалась, а позвонила, то возникает вопрос: почему? Может
быть, она ключи потеряла, а может быть, у нее их отобрали, тогда это меняет
окраску происшедшего. Продолжайте, пожалуйста.
- Я проснулась, кинулась к Яне. Она едва стояла на
ногах, бледная, измученная, похудевшая. Но руки-ноги целы, и синяков я тоже не
заметила, хотя она не раздевалась. Только куртку скинула и кроссовки и сразу в
кресло забралась. Мыться не .пошла, от еды отказалась. На вопросы не отвечает,
ничего не рассказывает. Из того, что удалось из нее вытянуть, понятно только,
что ее держали в какой-то квартире, не били, не истязали, ничего не требовали,
не угрожали и не запугивали. А сегодня на рассвете отпустили. Мне показалось,
что у нее нервное расстройство.
- Поэтому вы сказали о психиатре?
- Ну да. Вообще-то, если вы хотите честно...
- Нечестно мне не надо, я не журналист, а сыщик. Мне
нужно преступление раскрыть.
Ира помолчала немного, собираясь с духом. Может, не надо
говорить этому менту все, что она думает по поводу Янки и Руслана? В конце
концов, любовь тонкая материя, и формы она принимает самые разнообразные, никто
не может с уверенностью судить со стороны, есть она или нет. Сама Ира никогда
не повела бы себя с любимым мужем так, как Янка. Но означает ли это, что Яна не
любит Руслана? Кто знает...
- Я жду, Ира, - напомнил о себе Коротков. - Вам что-то
показалось странным в поведении Яны? Может быть, необычным? Нелогичным?
- Я не знаю, - призналась она. - Я не могу дать этому
оценку. Просто сужу по себе. Если бы со мной случилось такое, и если бы у меня
был любимый муж или просто любимый человек, я первым делом стала бы ему все
рассказывать в подробностях, потому что сама не понимала бы, что произошло и
почему, и мне важно было бы услышать его мнение. Вообще я так устроена, что мне
обязательно надо поделиться, понимаете? Не было бы мужа - я бы к Наташе
побежала, я всю жизнь к ней со своими проблемами бегаю. Да что вы, Юра, меня
заткнуть невозможно было бы! Я рассказывала бы снова и снова, припоминала самые
мелкие детали и требовала бы, чтобы со мной их обсуждали и делали выводы: что
же это все означает? Но то я, а то - Яна. Она, наверное, по-другому устроена. У
нее нет острой потребности немедленно поделиться с мужем. Хотя я этого не
понимаю. Вот хоть убейте меня! Не понимаю, как можно не хотеть поделиться с
мужем, если ты его любишь.
- Есть два варианта, - заметил Коротков, закуривая еще
одну сигарету, либо она его не любит, либо не хочет расстраивать своими
рассказами. Например, если ее изнасиловали.
Изнасиловали! Эта мысль в голову Ире почему-то не пришла.
Хотя должна была бы... Но Янка на жертву сексуального насилия как-то не похожа.
Мыться не пошла, а ведь должна была бы, по идее, сделать именно это. Хотя в той
квартире, где ее держали, наверное, была ванная. Внезапно Ире пришло в голову,
что волосы у Янки чистые, явно вымытые совсем недавно. Даже если она помыла
голову в субботу утром, перед съемками, то к четвергу ни один живой волос не
сохранил бы такую свежесть, только парик. И на оголодавшую пленницу Яна не
тянет. Конечно, она похудела, но от четырехдневной голодовки не только вес
уменьшается, но и цвет лица меняется не в лучшую сторону, глаза проваливаются.
Ира это точно знает, сколько раз сама пыталась голодать в рамках борьбы с
лишним весом. Яна бледная, а от голода должна была бы посереть и пожелтеть. И
уж конечно, она не отказывалась бы от еды. Значит, ее там кормили. Ванную
предоставили. Одним словом, создали ей все условия. А потом отпустили. Нет,
сама Ира уж точно с ума бы сошла от недоумения и желания понять, что все это
означает.