Девлин и Клифф воззрились друг на друга.
— Похороним Монтгомери в море, — сказал Девлин. — И никто ни о чем не узнает.
Он только что убил человека.
Было половина четвертого утра, и в Уиндхэвене все было тихо — женщины крепко спали на втором этаже. Следуя за своим отцом, Девлином и Джеком, Алексей вошел в дом через черный ход. Мужчины отправились на кухню. Он давно уже избавился от своего фрака, а некогда белая рубашка с кружевными манжетами, рукава которой он закатал до локтей, была испачкана грязью и маслом. Алексей все еще не мог рассуждать трезво. Он ощущал лишь пульсирующую боль в груди и висках, точно по голове его стучат огромным молотом. Даже ребра его болели, точно сломанные, затрудняя дыхание.
Уильям Монтгомери мертв.
Но с Элис все в порядке.
Молодой человек дрожал от утомления. На Элис напали — ее оскорбили. Она отчаянно отбивалась, стараясь вырваться из рук Монтгомери, и подол ее платья завернулся вокруг бедер. Едва увидев их, Алексей немедленно ощутил ее тревогу, страх и панику.
И тут же захотел уничтожить американца. И желание его исполнилось.
К смерти ему было не привыкать. Но убивать воинственных индейцев в Америке, или кровожадных африканцев, или варварских пиратов, защищая свою жизнь, — это одно. То же, что произошло нынешней ночью, было совсем иным — и у него было много времени, чтобы понять наконец, что именно.
Монтгомери служил на одном с ним судне, он был его рулевым, его другом. Он спас Алексею жизнь. А Алексей за это убил его…
Это просто не укладывалось в голове.
Другие мужчины, также с ног до головы покрытые грязью, пребывали в замешательстве. С тех пор как они покинули бухту Лимерика, ни один из них не произнес ни слова. В молчании последовали они за Клиффом через его огромную кухню, единственным источником света в которой служил лишь огонь в очаге, столь же тускло освещенную гостиную и, наконец, оказались в библиотеке. Клифф не потрудился закрыть за собой дверь тикового дерева и зажег несколько газовых ламп.
С угрюмым выражением лица Девлин проследовал к позолоченной тележке с напитками и налил из графина бренди в четыре стакана. Он также был погружен в свои мысли. Алексей просто наблюдал за ним, в действительности не видя и страдая от ужасной головной боли.
Он составил себе совершенно неправильное представление о Монтгомери. Знай он, на что американец способен, никогда не привез бы его домой, и уж тем более в Аскетон-Холл. При мысли, что он сам познакомил своего рулевого с Элис, ему стало еще хуже.
Молодой человек понимал, что ему никогда не удастся забыть того, как Монтгомери, охваченный похотью, лежал поверх девушки, такой крошечной и хрупкой в его руках, но отчаянно сопротивляющейся его натиску. Также ему никогда не удастся забыть звука, сопутствовавшего тому ужасному поцелую, — тяжелого дыхания американца, сопровождавшегося отрывистым похрюкиванием. Элис хныкала от страха и, вероятно, боли.
Усилием воли Алексей отогнал ужасное воспоминание прочь, но на его месте тут же возникло другое, не менее неприятное, — залитое слезами личико Элис. Он снова представил, как держал девушку в своих объятиях, плачущую, обиженную и напуганную. Боже всемогущий, никогда еще она не была столь красивой и столь уязвимой, а сам он никогда не испытывал столь сильного желания защитить ее.
В желудке его возникло неприятное ощущение. Он так хорошо знает Элис, знает с тех пор, как они были детьми.
Я не пьяна и домой не собираюсь. Или хочешь лично меня отвезти?
Ты что — заигрываешь со мной?
Я заигрываю со всеми — не забыл?
Напряжение, владевшее Алексеем, достигло небывалого накала. Эта девушка всего лишь безрассудная, невозможная, ненасытная кокетка, которая нынешним вечером флиртовала со всеми неженатыми мужчинами. И с Монтгомери в том числе. И с ним самим. Но как бы она себя ни вела, ни одна женщина не заслуживает подобного обращения.
Именно он виноват в том, что пригласил Монтгомери в Ирландию…
Перед его мысленным взором с головокружительной быстротой проносились образы: Монтгомери, с силой сжимающий Элис в объятиях, Монтгомери, бросающийся за ножом одновременно с ним самим, тело рулевого, выброшенное за борт в чернильные воды моря.
Девлин протянул ему стакан, и Алексей принял его, но видел он в это мгновение лишь Элис, соблазнительно улыбающуюся ему.
Ты пьяна, как матрос, Элис. И ты отправляешься домой.
Я не могу поехать домой, потому что пообещала Уильяму еще один танец — и прогулку в саду. Разве ты не заметил, какая сегодня красивая луна? Ее называют луной влюбленных, Алекси…
Молодой человек почувствовал, как вскипает кровь в его жилах, принося с собой желание разломать хоть что-нибудь, и немедленно. Конечно же Элис его не послушала! Она никогда его не слушала! Вместо этого она отправилась на террасу с Монтгомери, небрежно заигрывая с ним и не думая о последствиях. А теперь его рулевой мертв.
Он убил его из-за нее. И сделал бы это снова, если потребовалось бы, невзирая даже на то, что треклятый американец спас ему жизнь.
— Что ж, дело сделано, — проник в мысли Алексея голос Девлина. — Теперь этот негодяй покоится на дне Ирландского моря.
Алексей осушил стакан одним глотком. Рука его все еще дрожала. Бренди ничуть не способствовал ослаблению его напряжения.
— Это пройдет, — уверенно произнес его отец, отчаянно желая, чтобы так и случилось в действительности.
Молодой человек не поверил отцу. Никогда ему не забыть этого вечера — как и того, что случилось с Элис, а также своей роли во всей этой истории.
Клифф похлопал сына по плечу:
— Все кончено, Алекси, и бесконечное прокручивание в голове произошедшего вовсе не пойдет тебе на пользу. Нужно оставить прошлое позади. Мы никогда больше не заговорим об этой ночи — как и о Монтгомери.
Алексей вдруг понял, что ему нечего на это сказать. Он пребывал в состоянии такого сильнейшего напряжения, когда понимаешь, что никогда уже не сможешь забыться дарующим отдых сном.
Новая волна гнева накрыла его с головой, захватив врасплох.
Воспоминания вернулись снова, парализовав его: они с Монтгомери плечом к плечу в снегу за баррикадой из бревен, сражаются за свои жизни на берегу озера Гурон посреди бурана; они с Монтгомери в избушке, уже после битвы, потягивают виски, удивленные, что до сих пор живы, и посмеивающиеся над этим; они с Монтгомери на Гибралтаре в крошечной спальне в публичном доме, делят услуги сладострастной проститутки. А потом на его корабле, готовящемся к плаванию через залив Сундра. Дует сильный северо-восточный ветер, а они с Монтгомери наблюдают за поднятием последних парусов — марселей и бизаней, и рулевой усмехается. Позже, когда корабль обогнул мыс Явы и вышел в Индийский океан, они выпили по кружке рома, чтобы отпраздновать благополучное плавание через Китайское море…