Марта Квест - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 14

— Желтый цвет идет ей, правда, Солли?

— Да, Джосс. И этот занятный разрез на платье тоже здорово придуман.

— Но уж слишком она тоща, Солли, слишком тоща. А все оттого, что перестала есть жирную, нездоровую, по ее мнению, еврейскую пищу.

— Что ж, Джосс, лучше быть тощей и иметь чистую кровь, чем быть толстой, жирной и зачумленной…

— Да замолчите вы наконец, — смущенно сказала Марта; братья подняли брови, покачали головой и вздохнули. — Я знаю, вы думаете… — начала она, и опять оказалось, что ей очень трудно докончить свою мысль.

— Что мы думаем? — почти одновременно спросили они, и в их тоне прозвучал тот же сарказм, что и у их отца.

— Все совсем не так, — сказала она с запинкой, но стараясь, чтобы слова ее звучали как можно искреннее, и с мольбою посмотрела на братьев. На минуту ей показалось, что она прощена, — так мягко заговорил с нею Джосс.

— Бедняжка Мэтти! — начал он. — Значит, тебе твоя мамочка запретила встречаться с нами?

Ласковый тон, каким была произнесена эта фраза, обманул Марту, и смысл не сразу дошел до ее сознания, а когда дошел, на глазах у нее выступили слезы.

— Нет, вовсе нет, — ответила она.

— Тайна! — изрек Джосс, продолжая подтрунивать над Мартой и кивком предлагая Солли поддержать его.

И тот, вздохнув с напускным сокрушением, добавил:

— …которую мы так и не узнаем — вот обида.

И вдруг Марта, сама не зная, как это у нее вырвалось, смущенно пролепетала:

— Это все миссис ван Ренсберг насплетничала…

Она посмотрела на Джосса, по смуглому лицу которого медленно разливалась краска, но он взглянул на нее с такою неприязнью, что она тут же умолкла.

— Оказывается, миссис ван Ренсберг насплетничала, — заметил Солли Джоссу.

— Да, — вставила Марта, не дав братьям продолжать. — По-видимому, это глупо, но я не могла… примириться с этим…

Последние слова она произнесла одним духом: эта встреча получилась совсем не такой, какой она ее себе представляла.

— Она не могла с этим примириться, — вздохнув, произнес Джосс и посмотрел на Солли.

— Не могла примириться, — вторя ему, с таким же вздохом проговорил Солли. И они с одинаковым движением взялись за книги и снова углубились в чтение. Марта продолжала сидеть на прежнем месте, с мольбою глядя на их опущенные лица, пытаясь сдержать краску смущения и все же чувствуя, что краснеет до корней волос. А когда, после довольно продолжительного молчания, Солли повторил небрежным тоном: — Она, видишь ли, не могла примириться с этим, а смотри-ка: сидит, не уходит, — Марта тотчас вскочила.

— Я же извинилась! — с негодованием воскликнула она. — И вы ошибаетесь. Да и вообще, почему вы оба такие обидчивые?

Она направилась к двери. Братья за ее спиной расхохотались — громко и насмешливо.

— На целых два года вычеркнула нас из своей жизни, а еще говорит, что мы обидчивые!

— Я вас не вычеркивала. И почему вы говорите обо мне так, точно меня здесь нет? — выпалила Марта и, споткнувшись, выскочила за дверь.

Пройдя мимо мистера Коэна, она увидела, что откидная крышка прилавка опущена, и молча остановилась, дожидаясь, чтобы мистер Коэн поднял ее; рыдания подступили к горлу, и она не могла говорить. Мистер Коэн посмотрел на нее, как ей показалось, с дружеской теплотой, но, подняв крышку, спокойно кивнул и сказал только:

— Всего хорошего, мисс Квест.

— Благодарю вас, — сказала она таким тоном, точно молила его о чем-то. Занавеска из бус качнулась и, прошелестев, повисла неподвижно за ее спиной, а Марта по пыльной тропинке зашагала в поселок.

Она шла по рельсам, ослепительно сверкавшим в знойных лучах солнца, направляясь в гараж, где мистер Квест вел увлекательный разговор с мистером Пэрри. Он все снова и снова настойчиво твердил:

— Войны не миновать. Все это хорошо для вас…

А мистер Пэрри вставлял: «Да, капитан Квест», «Нет, капитан Квест». В поселке все называли мистера Квеста «капитаном», хотя он протестовал, считая, что это несправедливо — ведь он кадровый военный. Марта разумно возражала ему: «Ты что же, хочешь сказать, что так можно называть только военных мирного времени? Значит, ты считаешь, что, если штатского призывают в армию и убивают на фронте, это совсем другое дело…» Ох, до чего же надоедлива эта рассудительная молодежь! И мистер Квест раздраженно пожимал плечами, повторяя: «Мне неприятно, когда меня зовут капитаном. Это неправильно, ведь я уже давно ушел из армии». А Марта про себя думала: «Как странно: человеку, который только и бредит войной, не нравится быть капитаном». Но эта мысль — естественная и здравая — конечно, никогда не высказывалась во время их глубокомысленных споров.

Мистер Пэрри слушал мистера Квеста довольно рассеянно: взгляд его неотрывно следил за помощником-туземцем, катившим шину по горячей пыли. Наконец мистер Пэрри не выдержал и, бросив: «Извините, но…», ринулся вперед.

— Послушай, Гидеон, сколько раз я тебе говорил… — заорал он на туземца и, вырвав у него из рук шину, покатил ее к лохани с водой. Гидеон пожал плечами и направился в глубь гаража, где было попрохладнее, — там он сел на груду автопокрышек и принялся прутиком чертить что-то по пыли. — Послушай, Гидеон… — гаркнул на него Пэрри.

Но Гидеон только нахмурился и сделал вид, что не слышит. Мистер Пэрри был шотландец, речь его не утратила легкого акцента и приятности интонаций, однако в разговоре он проглатывал слоги, и «послушай» звучало у него скорее как «пслушай». А когда он говорил «как бы там ни было», то даже сам удивлялся, что у него получалось.

Мистер Квест, разочаровавшись в своем слушателе, подошел к машине, влез в нее и сказал:

— И слушать не хотят. А ведь я говорил ему, что русские стакнутся с немцами и нападут на нас. Уж я знаю, что нападут. Вскоре после войны — моей войны — я встретил в поезде человека, который рассказывал, что он собственными глазами видел, как русские силой увозили к себе немецких ученых и заставляли работать на своих заводах, чтобы научиться у них делать танки и этими танками потом разгромить Британскую империю. Вот я и говорил сейчас Пэрри…

Марта слушала эти слова, не вникая в их смысл, — она была поглощена своими собственными переживаниями. Мистер Квест взглянул на нее через плечо и саркастически заметил:

— Тебе, конечно, скучно слушать про то, о чем сейчас не принято говорить. Но в свое время и ты с этим столкнешься, а я тебе тогда напомню, что все это было мной предсказано.

Марта отвернулась. В глазах ее стояли слезы. Ей казалось, что она всеми отвергнутое и самое несчастное существо на свете. Внезапно ей пришло на ум, что ведь и братья Коэн, должно быть, испытывали нечто подобное, когда она (во всяком случае, так это выглядело) отреклась от них; но она тотчас отбросила эту мысль. Такие натуры, как Марта, знают, что высокомерие у них напускное, оно объясняется чрезмерной застенчивостью, но лишь немногие из них понимают, что эта застенчивость питается опасной уверенностью в своей значительности, в том, что другие люди должны относиться к тебе с теплым чувством. Марта убеждала себя, что такие умные и независимые юноши, как братья Коэн, ни в какой мере не могут страдать от потери ее дружбы. «Но ведь мы дружили с детства», — говорил внутри ее некий голос, а другой голос холодно отвечал: «Друзей мы выбираем по собственному вкусу, а не потому, что нас вынуждают к тому обстоятельства». И все-таки Марта чуть не плакала от горя, унижения и сознания, что все ее покинули, — она сидела в духоте на заднем сиденье машины, зернышки солнечного света, танцуя, проникали сквозь дырявую крышу и, точно иголками, больно кололи ей кожу. Впервые она подумала о том, что ведь Коэны живут здесь почти в полной изоляции. Фермеры здороваются с ними кивком головы, обмениваются замечаниями о погоде, но не предлагают своей дружбы. Семейство греков поддерживает сложную систему дружеских отношений с другими греками — владельцами лавок вдоль железной дороги. А у Коэнов есть родственники только в городе и ни души — поблизости.