Любовь, опять любовь - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 40

Оба исчезли в тихом отеле.

Большинство все же склонялось в пользу купания. Там, где когда-то Жюли и мастер-печатник прогуливались в городском саду, теперь расползлась автостоянка, появились плавательный бассейн и теннисные корты, кафе. Пара чудом уцелевших акаций осеняли тенью площадку для игры в крикет.

Сара и Генри уселись под зонтиком, обсуждая демарш местных жителей. Жан-Пьер принял их депутацию, протестующую против слов, которые, по их мнению, предки их никак не могли произносить. Слов, которые вложила в их уста Сара. Слов, зафиксированных в дневниках Жюли.

— Надо что-то сделать, как-то это затушевать, иначе мы их потеряем. Они нас поддерживают, работают без оплаты, на энтузиазме, во славу своего городка.

Затем на автомобиле направились в театр. Французы работали здесь с Сэнди, прикрепляли кабели к деревьям, развешивали громкоговорители. Перед домом уже установили ряды стульев. Площадку основательно расширили, удалили несколько каштанов и олив. Вокруг стрекотали цикады.

— Акустический эффект, о котором мы в Лондоне и не подозревали, — сказал Генри.

— Жюли ведь сочиняла под этот аккомпанемент срою музыку.

— Может быть, цикады ей и навеяли музыку? Кое-что, во всяком случае.

Сэнди увидел Генри и подошел за указаниями; они отошли, а Сара опустилась на низенькую земляную насыпь под южным дубом, бедным родственником могучих северных великанов. Вернулся Генри, уселся рядом, критически уставился на сцену, которой на следующий день предстояло ожить. Без толковой репетиции. Городские статисты завтра утром соберутся на площади, где им расскажут, как следить за Джорджем Уайтом и повторять его действия; Генри сильно переживал. Сара успокаивала его афоризмами типа: «И тонна беспокойства долг на грош не убавит». Он ответил словами современного хита: «Don't worry, be happy…»

— Сынок вчера по телефону обрадовал. Оба любят эту песню, жена тоже. — Генри неодобрительно сжал губы. — Заботы улягутся, если все пойдет путем, так я считаю.

— Что ж, полностью присоединяюсь.

Скоро подошел автобус с труппой. Сара хотела было вернуться с ним обратно, но Генри запротестовал.

— Хотите бросить меня?

И она осталась в дырявой тени под деревцем, наблюдая за репетицией, которая тянулась с перерывами и повторами, а технические работники неустанно возились с оборудованием. Певицы не пели, а декламировали, актеры подавали текст, но не играли, с сознанием необходимости того, чем они занимались, но без сценического воодушевления. Со скуки то и дело перебрасывались шуточками. Усилитель вдруг взвыл и отключился, лишенные звукового фона актеры дали отдых голосовым связкам.

Билл вдруг обратился к Молли с уже произнесенными в этот день в ином месте словами:

Прах мой это услышит, забьется,

Хоть сто лет пролежит в мертвецах —

Все равно затрепещет, очнется

И распустится в алых цветах.

Декламацию свою Билл сопроводил клоунскими жестами, чуть не приплясывая вокруг утомленной Молли, отиравшей прах осевшей на нее пыли и обильно выделявшийся пот и даже не пытавшейся улыбнуться. Подтянутый лейтенант французских колониальных войск вмиг преобразился в хулигана — кокни, орущего две последних строки Сэнди, влезшему на полуразрушенную стену, чтобы набросить толстый кабель на сук дерева. Ладное тело Сэнди плотно облегал хлопчатобумажный комбинезон… Прекрасно представляя, как он выглядит, Сэнди издал громкий и весьма похабный смешок, чем осилил непростую задачу — выставить всех присутствующих, всю мораль на посмешище. По рядам присутствующих: актеров на сцене, то есть перед разрушенным домом, в кулисах (деревьях); музыкантов, певцов — прокатился нервный смех и тут же замер. Всем стало не по себе. Билл быстро огляделся. Конечно, он и хотел вызвать шок, но подставлять себя под удар не желал. Присутствующие, не отрывая взглядов от приготовившегося к прыжку со стены Сэнди, не обижали вниманием и Билла. Генри решительно направился к нему.

— Билл, играем какую-то другую пьеску?

— Прошу прощения, нашло на меня что-то. — И Билл вновь повернулся к Молли, раскрыв ей объятия, нацеленные куда-то гораздо ниже плеч. Молли досадливо поморщилась и отшатнулась от него.

Билл устремил умоляющий взгляд на Сару. Ее ощущения оказались неожиданными для нее самой. Да, сострадание, однако не живое, согретое нежностью, но сухое, отвлеченное, как знак Времени. Физиономия Билла в ярком южном послеполуденном солнце показалась чудовищной маской, покрытой множеством мелких и мельчайших пустячков, испещренной морщинками, черточками, строчками, рубчиками. С преобладанием беспокойства. Глянь на этот миловидный фасад тела не любящим, но отстраненным взглядом, глазами, натренированными долгими годами бесстрастия, и увидишь тонкую сетку неудовлетворенности. Неуравновешенности. Страдания. Слишком многого ему стоило казаться поклонником женского пола в традиционном понимании, любителем женщин в том смысле, в каком их любят обычные мужчины. Конечно, можно сказать, что он любит женщин, его насущная сексуальность включает и их в сферу своего интереса, но ему совершенно ничего не известно об удовольствиях борьбы, противоречиях, балансе полов в великой игре природы. Всплыли в памяти строки Жюли: «Тебе и алфавит неведом. Лишь новые морщины под твоими глазами умеют говорить со мной». Но внезапное искажение его лица, крушение в момент опасности, в момент даже воображаемой опасности, не отражало достойного прочтения информации. Определенного рода сочувствие — противоядие от любви. Жалость убивает любовь. Во всяком случае, убивает любовное желание. Жалость, ею ощущаемая, поражала грандиозностью, масштабностью, как и все эмоции, связанные с Жюли Вэрон. Ощущалась в этой жалости и примесь жестокости, причем немалая. Яд, примешанный к противоядию. Ты заставляешь меня страдать, ты похож на желторотого пацана, развлекающегося с взрывчаткой, ты позволяешь своему влечению к матери, которого ты не осознаешь или не признаешь, выхлестываться на всех окружающих старух… да-да, засекла я тебя сегодня утром с Салли, видела я и как она на тебя реагировала… Ты не просто допускаешь это поневоле, по неизбежности, а сознательно разжигаешь огонь. Что ж, поделом тебе, и я рада, что страдание искажает твою бессмысленную милую мордашку. Конечно, неприятно в этом признаваться, но именно такие эмоции бушевали в сознании Сары.

Прибыл автобус, отвез труппу в город. За столиками пошел разговор о сегодняшнем концерте. Стивен сказал, что присутствие Бенджамина он обеспечит. Конечно, тот увидит пьесу с музыкой, но музыка Жюли сама по себе отдельная тема, не следует пропускать такой возможности. Эндрю согласно закивал, сообщив, что музыка Жюли изменила его жизненную позицию. Сообщение Эндрю развеселило всех: надо же, ковбой подпал под влияние музыки. Генри предпочел отдохнуть перед напряженным следующим днем и пораньше улечься. Так же решила поступить и Сара. Оба посидели немного в сумерках перед «Колин Руж».

— Расскажу-ка я вам о себе, о своей жизни. Рассмешу, — сказал вдруг Генри.

История получилась живописная. Сироту приютило бандитское семейство. Он сбежал, решив стать бедным, но честным, вкалывал в разных притонах и кабаках… Рассказывая, Генри следил за лицом Сары, чтобы убедиться, что она смеется.