Любовь, опять любовь - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 2

Освободиться надо от всего этого! Сара напружинилась, резко вскочила и принялась рыскать по комнате. Не в первый раз за долгие годы посещает ее такая мысль. Много лет прошло с момента, когда она впервые приказала себе: «Вон весь этот хлам!» Сезанна приволокла Кэти, и лично к ней, Саре, репродукция не имеет никакого отношения. А что тут ее? Книги, разумеется. Ее подспорье, рабочий материал. А остальное? Миски с собранными детьми ракушками, шкаф с кучей старых тряпок, ее давнишние наряды, куча поздравительных открыток. Одежда… Ее выбор? Нет, такого не скажешь. Скорее, диктат моды.

Однажды вечером, много лет назад, Сара впервые пришла к неутешительному выводу, что почти ничего в этих четырех просторных комнатах не появилось по ее осознанному выбору. По четкому решению ее собственного «я». И потому большую часть всего этого барахла следует отсюда немедленно выкинуть. Почти все. Конечно, не этот снимок. Приятный мужчина, слегка расстроенный… или усталый… открытое лицо, прямой взгляд голубых глаз, седина в светлых шелковистых волосах, память о которых еще хранят ее пальцы… Седина эта, возможно, первый предвестник инфаркта, убившего его так рано, в сорок лет… Муж обнимает мальчика и девочку, восьми и девяти лет. Все трое улыбаются Саре. Фото в серебряной рамке «ар деко», мода тридцатых. Рамка, мягко говоря, не во вкусе Сары, покойный муж вставил фото в рамку своей мамаши. Выкинуть рамку?

Когда она наконец наведет здесь порядок? Занятость, проклятая — она же благословенная — занятость. Что-то все время отвлекает. Новая постановка, к примеру. Работа, работа… Она никогда от работы не бегала.

Сара задержалась перед зеркалом. Симпатичная женщина средних лет, подтянутая, поджарая. Волосы схвачены резинкой, на салоны времени нету — да и нужды в них нет. Каким словом определить их цвет? Волосы светлые, фактически тускло-желтые, как загаженная небрежением латунь. Седины явно не хватает, но такая масть не седеет до глубокой старости. В молодости этот цвет волос кажется слишком неброским, и его зверски корректируют всевозможными красителями; позже владелица волос оставляет их в покое, и сразу сыплются вопросы: «Чем красишь?». Нечасто заглядывает Сара в зеркало, никогда не зацикливалась на внешности, да и к чему? Ей и так дают на два десятка лет меньше. Обернувшись, она видит сквозь открытую дверь свое отражение в другом зеркале.

С такого расстояния она и вправду выглядит несколько моложе. Завидная стройность! Остеопат, к которому пришлось обратиться, когда спину вдруг схватило (да так толком и не отпустило, несмотря на их совместные героические усилия), даже поинтересовался, не балерина ли она. Два зеркала в этих комнатах появились давно, когда мужу однажды показалось, что в квартире темновато. Стены тогда выкрасили белоснежной краской, и шторы от них не отличались. Теперь отличаются. Потемнели до темно-кремового, а стены посерели. Солнце бросало в комнату неразбериху цветов, бликов, отражений — иллюзий каких-то вероятностей, возможностей. Но солнце исчезало, и мебель замерла в зеркалах, как будто вмерзла в лед застывшего воздуха. Жемчужного, спокойного воздуха. С комнатами этими она сжилась, расставания с ними не мыслила. Ее ругали за запущенность квартиры, но она ничего не трогала здесь уже много лет. Брат особенно старался, но гляньте на его дом… Прилизанный кошмар. А ее квартира понимающе тускнела: да, Сара занята… да, ей все это по душе… да, годы текут, муть времени оседает, накапливается… книги и фотоснимки, открытки и всякая театральная мишура…

Всё к чертям! Всё вон!.. А вот снимки на стене спальни. Дед и бабка в Индии, чопорные, официальные — положение обязывает. Чтобы разрядить их серьезность, она добавила фото молодой леди, одетой по моде года: Сара Анструзер, которая тогда только-только вышла замуж за колониального чиновника. Молодая леди, уверенно глядящая на мир там, где уместнее казалась робость. Восемнадцатилетняя девушка, прибывшая в далекую страну, о которой толком представления не имела, прибывшая, чтобы стать мэм сахиб, важной колониальной госпожой. Нередкое явление в те дни, однако смелость нужна немалая…

Жизнь Сары Дурхам лишена такого драматизма. Она выросла комнатным растением; родилась в 1924 году в Колчестере. В семье у них было двое детей. Брат учился на врача. Она посещала две солидные женские школы. В университете изучала французский и итальянский, затем провела год в университете Монпелье, занимаясь музыкой. Жила у тетки, вышедшей замуж за француза. Во время войны служила водителем в Лондоне, в «Свободной Франции». В 1946 году вышла замуж за Алана Дурхама, родила двоих детей. Муж умер, когда ей не исполнилось и сорока. Осталась с детьми в Лондоне.

Спокойная, рассудительная женщина. Конечно, смерть Алана выбила ее на некоторое время из колеи, но затем рана зарубцевалась, и Сара предпочитала не вспоминать об этом периоде своей жизни. Лицемерная память… Добрая память, позволяющая спокойно жить. Она вернулась в кабинет, к старухиным мемуарам: «Старейте с достоинством…» Этот пассаж завершал главу, а следующая начиналась с иной темы:

Больше всего в Индии мне нравилось раннее утро, до того как жара становилась невыносимой, принуждая оставаться под крышей. Впоследствии я осознала, что от брака с Рупертом отказалась вовсе не из-за него самого, а именно из-за невыносимой жары. Конечно, я не была в него влюблена, но тогда этого не знала. Я вообще не знала тогда, что такое любовь.

Сара снова вернулась к приглянувшимся ей строкам: «Старейте с достоинством…» Прочитала до конца абзаца, до конца главы. Все верно, это как раз о ней. Она в свои шестьдесят пять рассказывала младшим подругам, что стареть не страшно, более того, приятно, что, если не закрывать глаза, открывается много нового, недоступного в молодости, и начинаешь удивляться, а что же еще откроется с течением времени, чем тебя еще порадует старость. Наблюдая за недоумением слушающих, лет на десять ее моложе, она, в свою очередь, с содроганием думала, что не хотела бы вернуться туда, в молодость, и вновь подвергнуться всем ее испытаниям — в число которых непременно включала и любовь. Два десятка лет Сара не ощущала этой самой любви, хотя ранее влюблялась частенько и со страстью. Она не верила, что сможет влюбиться снова, и спокойно об этом заявляла, забывая непреклонное правило: не болтай о том, чему не хочешь подвергнуться.

Нет, не будет она работать сегодня. И тут до Сары вдруг дошло почему. Да, из страха. Она боялась этой музыки. Эти причитания из прошлого — жуткая зараза, вроде наркотика. Поглощал ли ее джаз так же, как графиня Диэ, Бернар, Пьер, Жиро? А эта, теперешняя, которой она занимается в последнее время? Жюли Вэрон и ее «музон». Не доверяет она музыке — и в этом есть резон. Пожелтевшая стопка на столе… Не одна она такая умная, многие великие и мудрые уверяли, что музыка — друг с подвохом. Она, Сара, привыкла ко всему относиться с подозрением, встречала влияния извне в штыки и никому не позволяла оседлать свою волю.

Ни-ни-ни, никакой музыки и никакой работы сегодня. Лучше в гору влезть… Двадцать миль протопать. Но Гималаев в ее квартире не наблюдалось, и вскоре Сара обнаружила, что погрузилась в уборку. Оказалось, что горы застарелого мусора отвлекают ничуть не хуже Джомолунгмы. Пол пропылесосить… во всех четырех комнатах. Кухня… Ванная… К полуночи квартира засверкала. Можно было подумать, что женщина эта не чает жизни без домашнего хозяйства, что не приходит к ней раз в неделю уборщица.