Золотая тетрадь - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 96

Анна замолчала. Томми кивнул. Ей было непонятно, был ли он доволен тем, что она ему сказала, или же высказанная ею мысль была настолько очевидна, что ему было не нужно, чтобы ее кто-то для него озвучил. Томми снова повернулся к тетрадям и открыл ту, что была в синей обложке. Анна увидела, что его плечи заходили от саркастического смеха, целью которого было задеть ее.

— Ну?

Он прочел вслух:

— «12 марта, 1956 год. Внезапно Дженет стала трудной и агрессивной. В целом — сложная фаза развития».

— Ну?

— Я помню, как ты однажды спросила маму: «Как Томми?» А голос у мамы не очень приспособлен для тайных откровений. Звенящим шепотом она сказала: «Ох, он сейчас находится в сложной фазе развития».

— Может, так оно и было.

— Фаза развития. Это было однажды поздним вечером, когда вы с мамой ужинали на кухне. Я лежал в постели и прислушивался, а вы болтали и смеялись. Я спустился вниз, чтобы налить себе стакан воды. В те дни я чувствовал себя несчастным, я волновался обо всем. Я не справлялся с уроками, которые нам задавали в школе, мне было страшно по ночам. Конечно, стакан воды был просто предлогом. Мне хотелось побыть на кухне — потому что вы так хорошо смеялись. Я хотел быть рядом со смехом. И я не хотел, чтобы вы догадались, что мне очень страшно. Когда я вышел за дверь, я и услышал этот ваш диалог.

— Ну?

Анна провалилась в яму изнеможения: она думала о Дженет. Дженет только что проснулась и попросила стакан воды. Пытается ли Томми ей сказать, что Дженет несчастна?

— Это свело меня на нет, — сказал угрюмо Томми. — Все свое детство я стремился достичь чего-то, что казалось мне и важным, и новым. Я коллекционировал свои победы. В ту ночь я победил, — я смог спуститься вниз по темной лестнице и притвориться, что все в порядке. Мне нужно было к чему-то прилепиться, к чувству, кто я есть на самом деле. А мама говорит: такая фаза. Иначе говоря, что именно я чувствую — совсем не важно, это всего лишь результат работы моих желез или чего-то в этом роде, и это должно со временем пройти.

Анна промолчала; она тревожилась за Дженет. Но ее девочка кажется общительной, веселой, и она хорошо учится. По ночам дочка просыпается очень редко, и ни разу она и словом не обмолвилась о том, что ей бывает страшно в темноте.

Томми проговорил:

— Полагаю, вы с мамой друг другу говорили, что у меня и сейчас сложная фаза?

— Говорить вроде как не говорили. Но мы скорее всего это подразумевали, — ответила Анна напряженно.

— И то, что я чувствую сейчас, не имеет вообще никакого значения? Но когда же, в какой момент мне будет даровано право сказать себе, что мои чувства имеют силу, что они значимы? В конце-то концов, Анна… — Тут Томми развернулся к ней: — Нельзя всю жизнь проходить какие-то там фазы. Где-то должна быть цель.

Его глаза излучали ненависть; и Анне стоило немалых усилий ответить:

— Если ты предполагаешь, что я достигла какой-то цели и что я тебя сужу с каких-то превосходящих твои позиции высот, то я должна тебе сказать — это неправда.

— Фазы, — продолжал он гнуть свое. — Стадии. Растущая боль.

— А я думаю, что женщины так все и видят — и людей. Уж точно — своих собственных детей. Во-первых, сначала всегда следуют девять месяцев, когда не знаешь, кто родится: мальчик или девочка. Иногда я с интересом размышляю, какой была бы Дженет, родись она мальчиком. Разве ты не понимаешь? Потом младенцы проходят все стадии развития, потом они становятся детьми младшего возраста. Когда женщина смотрит на ребенка, она одновременно видит все стадии его пути, помнит все, что было раньше. Случается, что я смотрю на Дженет и одновременно вижу, каким она была младенцем, и чувствую ее в своей утробе, и вижу ее как маленькую девочку разных возрастов, размеров, и все это — одновременно.

Томми смотрел с упреком и с сарказмом, но Анна стояла на своем:

— Так женщины все видят. Все представляет собой некий непрерывный созидательный поток — а что, разве же это не естественно для нас: все видеть так и только так?

— Но вы совсем не видите в нас личностей. Мы просто временные формы чего-то. Фазы.

И он рассмеялся, злобно. Анна подумала, что впервые за этот вечер Томми рассмеялся по-настоящему, и приободрилась. Какое-то время оба молчали: он, наполовину отвернувшись от Анны, листал ее тетради, а она внимательно смотрела на него, пытаясь успокоиться, пытаясь глубоко дышать, пытаясь сохранить спокойствие и равновесие. Но ее ладони все еще были влажными от пота; на ум ей снова и снова приходила одна и та же мысль: похоже, я веду борьбу, я бьюсь с каким-то невидимым врагом. Она почти что видела врага — это было нечто злое, в этом Анна не сомневалась; почти что материально различимая для глаза сущность, сотканная из злобы и разрушения, и это нечто стояло между ней и Томми, пытаясь погубить обоих.

Наконец она сказала:

— Я знаю, что ты здесь ищешь, зачем пришел сюда. Ты пришел с тем, чтобы я объяснила тебе, зачем мы все живем. Но ты знаешь заранее, что я могу тебе сказать, потому что ты знаешь меня очень хорошо. А это означает, что ты пришел сюда, уже зная все, что я тебе скажу, — чтобы убедиться в чем-то. И она тихо и неожиданно для самой себя добавила: — Вот почему мне страшно.

Это было мольбой, обращенной к нему; Томми кинул на нее быстрый взгляд, и взгляд этот подтверждал: Анне действительно есть чего бояться.

Он сказал упрямо:

— Ты собираешься сказать мне, что через месяц мои чувства переменятся, все будет по-другому. А если нет? Допустим? Ну, так скажи мне, Анна: для чего мы все живем?

Теперь он, стоя к ней спиной, весь сотрясался от беззвучного и торжествующего смеха.

— Мы кто-то вроде стоиков последних дней, — ответила Анна. — Такие люди, как мы.

— Ты и меня включаешь в число людей такого, как ты, типа? Спасибо тебе, Анна.

— Возможно, твоя беда в том состоит, что для тебя открыты многие возможности и трудно сделать выбор.

По его спине она видела, что Томми слушает ее внимательно, поэтому она продолжила:

— При содействии отца ты можешь отправиться в любую из почти десятка разных стран и получить для себя почти любую работу. Мы с мамой могли бы предложить тебе на выбор дюжину различных видов деятельности — в театре или в каком-нибудь издательстве. Или ты мог бы провести лет пять в приятной праздности, — мы с мамой содержали бы тебя, даже если бы отец отказался это делать.

— Можно найти себе сотню занятий, но быть можно только кем-то одним, — сказал он, упрямо. — Но может быть, я чувствую, что недостоин такого изобилия возможностей? И может, Анна, я не стоик… А ты знакома с Регги Гейтсом?

— С сыном молочника? Нет, но твоя мама мне о нем рассказывала.

— Конечно же рассказывала. Я даже слышу, в каких именно выражениях. И дело в том, а я уверен, что она тебе все так и объяснила, что у этого парня вообще нет выбора. Он получил стипендию и, если не сдаст экзамен, то всю жизнь будет возиться с молоком, вместе с отцом. Но если он сдаст экзамен, а он его сдаст, то сразу же окажется в среднем классе, вместе с нами. У него нет сотни возможностей. У Регги Гейтса есть всего одна возможность. Но он действительно знает, чего он хочет. Параличом воли он не страдает.