Великие мечты - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 51

— У меня есть право быть с женщиной, которая станет мне настоящим товарищем, — заявил он Фрэнсис. — Впервые в жизни у меня появилась подруга, равная мне во всем.

— Ты то же самое говорил про Морин, помнишь? И, само собой, про Филлиду.

— Абсурд, — отмахнулся Джонни. — Я не мог говорить ничего подобного.

Тут сценарист очнулся, пробормотал:

— Только что разорвал брачные узы. — И снова уснул. Забежала Софи — сообщить, что чаепитие начинается.

— Оставлю вас двоих сражаться с грехами мира, — сказала Фрэнсис и вышла из кухни.

Перед тем как присоединиться к приему у Юлии, она сходила к себе, чтобы надеть новое платье и причесаться. Свершившаяся трансформация заставила Фрэнсис вспомнить, что в свое время ее считали симпатичной блондинкой. А на сцене она порой была прекрасна. И с Гарольдом Холманом в тот уикенд, кажущийся теперь невероятно далеким, она определенно могла называться красавицей.

В начале декабря на половину невестки спустилась Юлия и произнесла, смущаясь, что было совсем ей несвойственно:

— Фрэнсис, меньше всего мне хочется обидеть вас… — Она держала в руке плотный белый конверт, на котором ее каллиграфическим почерком было выведено «Фрэнсис». В конверте лежали банкноты. — Не знаю, есть ли какой-то деликатный способ сделать это… но мне было бы очень приятно… Сходите в парикмахерскую и купите к Рождеству новое платье.

Фрэнсис предпочитала носить волосы разделенными на прямой пробор, но парикмахерша (разумеется, не Эвански и не Видал Сассун, которые признавали только супермодные стрижки) сумела эту простую прическу превратить в шикарную. И никогда Фрэнсис не платила за платье столько, сколько смогла позволить себе в этот раз. Надевать его к рождественскому обеду было бы бессмысленно, ведь ей нужно было накормить дюжину человек, но теперь она нарядилась и вошла в гостиную застенчиво, как юная девушка. Тут же посыпались комплименты и даже небольшой поклон — от Колина, который поднялся, чтобы уступить матери стул. Да, одежда определяет манеры. И еще кое-кто приложил особые усилия, чтобы выразить ей свое восхищение, — почтенный поклонник Юлии Вильгельм встал, согнулся над рукой Фрэнсис (ой, кожа еще наверное пахнет кухней!) и поцеловал воздух в миллиметре от нее.

Юлия кивнула и одобрительно улыбнулась.

— Вы балуете меня, Юлия, — сказала Фрэнсис.

Ее свекровь ответила:

— Моя дорогая, как бы я хотела, чтобы вы в самом деле узнали, что значит быть любимой и избалованной.

Затем Юлия разливала чай из серебряного чайника, а Сильвия, ее помощница, передавала куски штоллена и тяжелого рождественского пирога. Джеффри и Джеймс, Колин и Эндрю едва не падали со стульев, так им хотелось спать. Франклин наблюдал, как порхает вокруг стола Сильвия. Разговор поддерживали Вильгельм, Фрэнсис, Юлия и три девушки — Софи, Люси, Сильвия.

Возникла проблема: окна все еще стояли нараспашку, а ведь была середина зимы. Холодная свежая тьма лежала за пределами душной, пропахшей ночным буйством комнаты, где, вспоминала Юлия, она принимала послов и политиков. «И даже однажды премьер-министра». В углу темнела гора спальников, поблескивала у стены забытая бутылка.

Юлия надела к чаепитию серый бархатистый костюм с кружевами, украсила мочки ушей и шею драгоценностями, которые укоризненно вспыхивали в свете лампы. Она рассказывала о давнишних рождественских празднествах, устраиваемых в ее родительском доме в Германии, когда она была девочкой. То был четкий, суховатый рассказ, как будто Юлия не вспоминала, а читала старинную книгу, а Вильгельм Штайн слушал и кивал, подтверждая ее слова.

— Да, — произнес он, когда она закончила. — Да, да. Что ж, Юлия, дорогая моя, приходится согласиться с тем, что времена изменились.

Снизу слышался голос Джонни, ожесточенно спорящего о чем-то со сценаристом. Джеффри, который чуть было не свалился во сне со стула, поднялся и с извинениями вышел из комнаты; за ним последовал Джеймс. Фрэнсис переполнял стыд, но все же она была довольна тем, что они ушли. По крайней мере, за девочек можно было не волноваться: они не клевали носами, а сидели и держали в руках тонкие фарфоровые чашки так, будто всю жизнь только этим занимались. Но только не Роуз, нет, она забилась в угол и молча сидела там.

Юлия сказала:

— Мне кажется, окна…

Сильвия тут же поспешила закрыть их, затянула плотные гардины из расшитой парчи — за шестьдесят лет они приобрели благородный зеленовато-синий оттенок, на фоне которого синий цвет платья Фрэнсис выглядел крикливым. Как-то Роуз пригрозила, что снимет гардины и сошьет себе из них платье «как Скарлет О'Хара», и, когда Сильвия воскликнула: «Но, Роуз, Юлии это наверняка не понравится», — та сказала: «Шуток не понимаешь? У тебя что, совсем нет чувства юмора?» И была права.

Эндрю в качестве извинения за оставленное почти не тронутым угощение сказал, что да, все они — бестолковые варвары, но если бы Юлия только видела, какое количество еды они только что съели, то простила бы их.

Куски штоллена и рождественского пирога сиротливо лежали на крошечных зеленых блюдцах с розовыми бутонами по краям.

Из кухни послышался взрыв смеха. Юлия усмехнулась с иронией. В глазах ее, несмотря на улыбку, стояли слезы.

— О, Юлия, — заворковала Сильвия, подошла к ней, обняла старуху за плечи, так что ее щека легла на волны серебряных кудряшек. — Нам очень понравилось ваше чаепитие, правда, но если бы вы знали…

— Да, да, да, — сказала Юлия. — Да, я все знаю.

Она поднялась. Вильгельм Штайн тоже встал, обнял Юлию за талию, другой рукой ласково погладил ее пальцы. Они, эти двое почтенных, благовоспитанных стариков, стояли посреди гостиной, как картина в раме. Потом Юлия сказала:

— Что же, дети мои, думаю, на сегодня достаточно.

Она проследовала к выходу, опираясь на руку Вильгельма.

Никто не двинулся с места. Наконец Эндрю и Колин потянулись, зевнули. Сильвия и Софи стали собирать посуду. Роуз, Франклин и Люси пошли на кухню узнать, почему там такое веселье. Фрэнсис продолжала сидеть.

А внизу Джонни и Дерек заняли противоположные концы стола и проводили нечто вроде семинара. Джонни читал отрывки из «Пособия по Революции», которое он написал и напечатал в одном респектабельном издательстве. Книга приносила ему кое-какие деньги. Один из рецензентов выразился так: «В этом пособии есть все, чтобы оно стало бестселлером».

Вклад Дерека Кери в благополучие народов состоял в том, что на митингах он призывал молодежь намеренно делать ошибки в анкетах во время переписи населения, уничтожать любые официальные бумаги, которые попадались им на глаза, устраиваться на работы в почтовые отделения и выбрасывать письма, а также воровать в магазинах как можно чаще. Каждый такой поступок приближал момент, когда рухнет британская государственная структура, подавляющая свободу людей. В ходе последних выборов Дерек советовал портить бюллетени и писать на них оскорбления, например: «Фашисты!» Роуз и Джеффри, испытывая потребность выделиться в глазах этого замечательного человека, рассказали о своих недавних подвигах в магазинах. Потом Роуз сбегала в цоколь и вернулась с сумками, полными украденных подарков, и стала раздавать их всем: по большей части мягкие игрушки — плюшевые тигры, панды и медведи, но была и бутылка бренди — для Джонни, и бутылка «Арманьяка» — для Дерека.