Это реальность!
Если Охан был участником заговора, если он был членом подпольной организации сопротивления, должны быть и другие, и их, вероятно, много. Эта подпольная сеть, включая самого Иблиса, была надежно разделена на ячейки, не соприкасавшиеся друг с другом, члены одной не знали членов других, что было гарантией от предательства. Теперь он все понял.
Отныне он будет действовать с еще большей убежденностью, чем раньше.
* * *
Люди склонны отрицать континуум возможностей, бесчисленное количество областей реальности, куда могут вступить особи их биологического вида.
Эразм. «Заметки о природе человека»
Это был временный зал для представлений, разместившийся в выложенном мрамором холле имения независимого робота. Эразм велел своим рабам переоборудовать зал, сменить интерьер, расставить ряды кресел и переделать стены так, чтобы они приобрели лучшие акустические свойства – и все это ради единственного сегодняшнего представления. Эразм изучил записи величайших образцов классической музыки, узнал, чего можно ожидать от великих симфоний. Он тщательно подобрал публику, подойдя с высокой меркой к своим музыкальным изысканиям.
Робот пригласил на концерт и Серену Батлер, хотя она была уже на восьмом месяце беременности. Серену Эразм предполагал посадить в центральное кресло.
– Все прочие люди могут просто испытывать удовольствие от мелодий и звуков, но на тебя я возлагаю совершенно иные надежды. На Салусе Секундус сложная музыка была средой твоего существования.
С болью вспомнила Серена своего брата и его музыкальные устремления. Ее тоже научили ценить бессмертные творения великих композиторов прошлого.
– Музыка – не единственное, чего мне не хватает, Эразм.
– Ты и я говорим на одном и том же культурном языке, – сказал он, сознательно не заметив ее намеренного замечания. – Ты расскажешь мне, чем тебе понравится эта композиция. Я думал о тебе, когда писал ее.
Эразм заполнил зал рабочими, собранными из мастерских, где эти люди занимались достаточно квалифицированным трудом. Зрителей вымыли и одели в костюмы в соответствии с понятиями Эразма о том, как должна выглядеть великосветская публика.
Стены зала были увешаны электронными портретами великих композиторов прошлого, словно робот намекал, что и он принадлежит к числу сочинителей бессмертной музыки. По периметру зала были расставлены музейные ящики с выставленными в них музыкальными инструментами – лютней, трехструнной скрипкой, позолоченным тамбурином и древним пятнадцатиструнным балисетом, дека которого была инкрустирована вабалоновыми раковинами. В центре просцениума, под открытыми балками, перед большим концертным роялем сидел Эразм, окруженный музыкальными синтезаторами, громкоговорителями и звуковой аппаратурой. Эразм, одетый в некое подобие фрачной пары, скроенной с учетом особенностей его машинного корпуса, внимательно смотрел на публику, ожидая тишины. На его зеркальном лице в этот момент не было никакого выражения.
Серена внимательно смотрела на робота-исполнителя, стараясь найти такое положение, чтобы меньше болела спина. Она положила ладонь на свой большой живот. Ребенок все время двигался в ее чреве. Пройдет еще несколько недель, она произведет это дитя на свет.
Вокруг нее неловко ерзали в креслах рабы, которые не понимали, чего им ждать или чего ожидают от них. Эразм повернул к публике свое лицо, показывая ей, что он уже довольно долго ждет. Наконец в зале наступила полная тишина.
– Благодарю вас за внимание.
Он повернулся к серебристому аппарату – синтезатору, стоявшему рядом с ним. На поверхности синтезатора были видны пляшущие пятнышки, сливавшиеся в изображения привычных колков и струн. Фоновая музыка стала громче, вступили струнные инструменты и печальные чусукские рожки.
Несколько мгновений робот слушал эти звуки, потом снова заговорил:
– Вам предстоит услышать нечто поистине замечательное. Для того чтобы продемонстрировать свое уважение к духу творчества, я сочинил новую симфонию специально для вас, мои трудолюбивые рабы. Ни один человек еще не слышал этой симфонии.
Эразм быстро проиграл несколько мелодий на фортепьяно. Это были три коротких пассажа, которые были сыграны только для того, чтобы убедиться в качественной настройке инструмента.
– После того как я внимательно проанализировал все достижения в этой области, я сочинил симфонию, сравнимую с творениями таких великих человеческих композиторов, как Иоганнес Брамс и Эми Чусук. Я создал свою пьесу на строгих принципах упорядоченности и математической точности.
Серена внимательно оглядела публику, сомневаясь, что кто-либо из этих воспитанных в рабстве людей был знаком с классической музыкой, о которой упомянул робот. Воспитанная на Салусе Секундус, где музыка и живопись были составной частью всеобщего образования и культуры, Серена слышала множество произведений прославленных композиторов, а потом долго обсуждала их с Фредо.
Послав ментальный импульс, робот связал свои сенсорные системы с синтезатором и подключил к нему свои гелевые контуры, выдав странную повторяющуюся мелодию. Его механические пальцы начали танцевать по клавиатуре, при этом он часто делал скользящее движение по ней, имитируя манеру игры великих исполнителей.
Серена нашла сочинение Эразма довольно приятной вещицей, но ничего примечательного в ней, конечно, не было. Хотя Серена не узнала в сочинении Эразма ни одной знакомой мелодии, оно показалось ей до странности знакомым, словно робот математически точно проанализировал такт за тактом все великие творения прошлого и воспроизвел их, рабски следуя за общим рисунком и лишь меняя здесь ритм, там полифонический пассаж. Музыка была тусклой, в ней не было воодушевления и внутренней живости.
Эразм, очевидно, полагал, что человек обычно одобряет что-то новое, то, чего никогда раньше не было, что публика оценит и отметит нюансы и сложности его структурно безупречной композиции. Рабы вокруг Серены продолжали ерзать в креслах, внимательно слушая музыку. Для них это было приятное отвлечение, хотя можно было расценить этот концерт как еще одно рабочее задание. Подобранные зрители, кажется, наслаждались успокаивающими нотами мелодии, но музыка не вдохновляла их так, как рассчитывал Эразм.
Когда представление окончилось, Эразм встал из-за фортепьяно, выключил синтезатор, и в зале наступила гробовая тишина. Все звуки стихли.
Какое-то время рабы раздумывали, словно ожидая инструкций.
Эразм заговорил:
– Если вам понравилась пьеса, то можете устроить мне овацию.
Рабы, кажется, все равно не понимали, что от них требуется, тогда Эразм разъяснил:
– Вы можете обозначить свое отношение хлопками в ладоши.
Сначала хлопки были редкими, как удары капель начинающегося дождя, но потом аплодисменты стали громче и дружнее. Именно этого и ждал от публики Эразм. Серена вежливо присоединилась к аплодисментам. Она хлопала довольно громко, но без особого энтузиазма. Это был акт неприметной честности, которую Эразм должен был заметить и по достоинству оценить.