— Да, есть тут нечто похожее на чувство вины, салажонок, — сказал Учитель. — Впрочем, если это тебя хоть как-то утешит, это также говорит о том, что твоему прадеду нелегко было пойти на убийство. Будь он более хладнокровен, то, вероятно, сказал бы своему сыну имя этого человека, а потом бы и думать о нем забыл.
— Не думаю, что это так, Учитель, — не согласился Давир. — Даже если с той поры прошли годы, он все равно мог тревожиться, что правда о его преступлении выплывет наружу. Возможно, он подумал, что лучше не будить лихо, пока оно тихо, и потому не стал упоминать это имя. В любом случае суть дела это не меняет. Твой прадедушка убил человека, салажонок, и украл его лотерейный билет. Это все, что можно сказать. Вот тебе и все чудеса!
— Нет. Вы все не правы… — начал было Ларн. — Здесь должно быть какое-то другое объяснение… О котором вы не подумали. Неужели вы верите, что мой прадедушка мог сделать что-то подобное?
Однако стоило ему только на них взглянуть, как тут же стало ясно, что это как раз то, во что они все, несомненно, верят. Давир, Учитель, Булавен, Зиберс. Все без исключения. Глядя на лица тех, кто был с ним сейчас в траншее, Ларн ясно видел, что у каждого из них на уме. Не было никакого чуда. Не было никаких проявлений милости Императора. Для них все было просто: его прадедушка убил человека и потом всю свою жизнь лгал об этом.
— Нет, — выговорил наконец Ларн, ненавидя себя за то, что голос его слаб и несколько раз предательски дрогнул. — Нет. Вы не правы. Вы все не правы… Я вам не верю!
Глава двенадцатая
18:58 по центральному времени Брушерока
СЕКТОРНОЕ КОМАНДОВАНИЕ И ПРЕДВЕСТНИКИ НАДВИГАЮЩЕЙСЯ БУРИ
ЛАРН ДУЕТСЯ
ДАВИР НАКОНЕЦ НАХОДИТ ПРИЧИНУ ДЛЯ ПОДНЯТИЯ НАСТРОЕНИЯ
ОБЕДЕННОЕ ВРЕМЯ В КАЗАРМЕННОМ БЛИНДАЖЕ
НОМЕР ОДИН
КУЛИНАРНОЕ ИСКУССТВО В ПОНИМАНИИ РЯДОВОГО СКЕНЧА
ДИСКУССИЯ О ПРЕИМУЩЕСТВАХ ПРИМЕНЕНИЯ АРТИЛЛЕРИИ ВО ВРЕМЯ ОХОТЫ НА БОЛЬШИХ ЯЩЕРИЦ
— Вот свежие донесения о боевых столкновениях с противником за последние полчаса, сэр, — доложил сержант Валтис, держа в руке плотную, толщиной с палец, стопку бумаг. — Вы сказали, что хотите видеть их немедленно, еще прежде, чем они будут проверены и обобщены.
Сидя за рабочим столом в своем маленьком кабинете в Секторном командовании «Бета» (восточные дивизионы, сектора с 1–10 по 1–20), полковник Каллад Дрезлен повернулся и, взяв у Валтиса бумаги, принялся их читать. «Здесь по меньшей мере две сотни донесений, — подумал он. — И в каждом из них сообщается об инциденте, в котором имел место боевой контакт с неприятелем. Две сотни, тогда как обычно в это время суток мы всегда регистрировали не более восьмидесяти контактов в час. Все выглядит так, будто орки тут у нас чем-то встревожены, а это никогда не было добрым знаком. Что-то надвигается…»
— Насколько плохи дела, Джаак? — спросил он, оторвав глаза от донесений и испытующе глядя в лицо сержанту.
— Достаточно плохи, сэр, — ответил Валтис, который все еще стоял, вытянувшись по струнке, перед столом полковника, словно полагал, что находится на парадном смотре. — В пяти секторах докладывают, что они находятся под плотным артиллерийским огнем орков. В двух других — об инцидентах, переросших в массированные атаки неприятеля. Кроме того, мы получили где-то около сотни различных донесений со всех секторов о разного рода боевых контактах с врагом: от легких рейдов небольших групп до участившихся обстрелов наших позиций гретчинами — снайперами и разведчиками — со стороны нейтральной полосы. Похоже, назревает вонючая буря, полковник, если вы простите мне мой армейский язык.
— Хм… Считайте, что вас простили, Джаак, — сказал Дрезлен, со спокойной ухмылкой глядя на землистое лицо сержанта, поскольку уже давно был знаком с его манерами. — Как обстоят дела в Секторных командованиях «Альфа» и «Гамма»? У них с летающим дерьмом те же проблемы?
— Никак нет, сэр, и должен признаться, это-то меня больше всего и пугает. В соседних с нами секторах, говорят, все тихо. Слишком уж тихо, если вы хотите знать мое мнение.
— Так, словно орки что-то замышляют, ты это имел в виду? — спросил Дрезлен, и теперь, когда он высказал мысль, которая незримо витала между ними в воздухе, его лицо стало крайне серьезным. — Концентрируют свои силы и готовятся начать здесь свое главное наступление?
— Так точно, сэр. Конечно, я понимаю, считается, что этого не может быть. Я знаю, в ставке говорят, что орки недостаточно смышлены, чтобы скоординировать нечто подобное, но… Знаете, у меня в теле есть металлический штырь. Он скрепляет мое левое колено, после того как орк прострелил в нем дыру величиной с кулак. Ну так вот, с тех пор как он в моем теле, всегда, когда орки что-либо замышляют, этот штырь начинает зудеть. И вот сейчас он зудит сильнее, чем красный зад у мартышки, если бы она вдруг сдуру села на муравейник!
— Я понимаю, о чем ты говоришь, Джаак, — сказал Дрезлен. — Своим нутром я чую то же самое. Вместе с тем я бы не хотел идти к генералу Пронану и просить его объявить тревогу, основываясь лишь на обобщенных свидетельствах твоего штыря и моего пищевого тракта. Тут нужно что-то более весомое. Принеси-ка мне обобщенную статистику и сводки о боевых контактах с неприятелем по донесениям ASAP. Потом я схожу к генералу и посмотрю, нельзя ли его нам подвигнуть на какие-то действия.
— Прошу прощения, сэр, но генерала сейчас нет на месте. Он еще не вернулся с совещания в ставке.
— Замечательно! — в раздражении выдохнул Дрезлен. — Первый раз, когда он нам действительно нужен, а старик ушел на лепешки с рекафом к гросс-маршалу Керчану! Ну ладно… Похоже, мне придется стать тем, кто кладет свою голову в пасть льву. Прикажи радистам связаться по воксу со ставкой. Скажи им, что полковник Дрезлен желает объявить в секторах с 1–10 по 1–20 «красную» степень тревоги.
— Постарайся не принимать это слишком близко к сердцу, салажонок, — сказал Булавен, решив присоединиться к Ларну, когда тот сидел один в уголке траншеи. — Пусть твой прадед убил человека и украл у него лотерейный билет. Что с того? Едва ли это имеет теперь какое-то значение, не так ли? В конце концов, когда это было! Если для кого это все и было важно, его давно уже и на свете-то нет!
— Мы совсем не хотели тебя обидеть, салажонок, — продолжил Булавен, как только стало ясно, что Ларн не собирается ему отвечать. — Мы просто трепались. Надо ведь как-то скоротать время в траншее. Вот мы иногда и рассказываем друг другу истории, а потом каждый высказывает о них свое мнение. Ты пойми, в этом не было ничего личного!..
— Допускаю, что нам не следовало быть столь прямолинейными… — не унимался Булавен, в то время как Ларн продолжал молча сидеть, неподвижно глядя куда-то перед собой и явно не желая на него смотреть. — Для тебя все это очень важно, теперь я это вижу. Наверное, нам надо было быть к тебе подобрее, что ли…