Но никто не знал. «Возврата нет». Но так не бывает! Если они смогли послать его сюда, то, значит, есть и способ вернуть! Наверное, это все же колонизация. Но воздух хорош, тепло, разве такие планеты идут колонизировать осужденные на высшую меру?
Стемнело, на небо выкатилась первая из местных лун. Клаусу повезло, в ту ночь он увидел все четыре, сменявшие друг друга как на параде. Такое бывало нечасто, но об этом он узнал гораздо позже. А тогда Клаус топтался у ручья, голодный, усталый, насмерть перепуганный. Ночь кошмара. Под утро он почти уверился, что все же подвергнут наркотической атаке. Эти подонки устроили ему ад! И никто ничего не узнает — бесчувственные тела осужденных лежат в ящиках, как предрекал Ромиль, они не могут подать сигнал бедствия.
Если бы была возможность, доведенный до отчаяния Клаус под утро покончил бы с собой. Но умирать от укусов змей и пауков не хотелось, да и топиться в ручье, полном этих восьмилапых крабов, тоже. Он старался спасти свою жизнь, чтобы умереть не так погано. Может быть, попадется высокая скала или удастся найти крепкую лиану. Клаус представлял себе, как облепят его мертвое, гниющее тело лохматые пауки, как будут драться за клочки его плоти… И заплакал. После дневной жары ночью было холодно, а те листья, что он все-таки добыл, остались в собственности паука.
Утром Клаус уже не думал о наркотиках и ящиках. Какая разница, откуда проистекает реальность, раз уж она так реальна? Крупное многоногое существо свалилось ему прямо на голову, а когда Клаус попытался его сбросить, укусило в бровь. Теперь вдобавок ко всем бедам правый глаз сузился в щелочку из-за опухоли.
Он снова пошел вниз по течению, уже не пытаясь добыть пищу или одежду. Местами заросли вплотную подступали к воде, там пауки перетягивали оставшийся просвет сетями, опускавшимися к самому ручью. Клаус обходил их стороной, отчаянно колотя палкой по стволам деревьев. Пусть все знают, что он храброе, сильное, очень большое животное! Пока это помогало.
Его старания оказались вознаграждены. Когда солнце проделало приблизительно треть своего пути, Клаус вышел к мостику. Сначала он даже не поверил своим глазам, решил, что это тоже гнездо какой-нибудь местной (живности, тем более что мост обильно обтягивала паутина. Но, подойдя ближе, Клаус увидел и шляпки ржавых гвоздей — несомненный знак присутствия разумной жизни, — и уходящую в обе стороны тропинку. Последнюю трудно было не заметить, потому что метров на шесть от деревьев по обе стороны от тропы остались только пенечки. Пять росов, сказали ему потом. «Ордынцы вырубают лес на пять росов от тропы, а вот хороший крестьянин оградит поле не менее чем десятком. Змеи и насекомые не отходят далеко от „своих" пород деревьев, так уж тут все устроено».
Клаус мог пойти на юго-запад или на северо-восток. Он выбрал второе направление, и это было удачей, в противном случае ему предстоял бы многодневный переход через весь Вессен, в Житьему. Туда раз в месяц отправляются отряды Ордена Неба, а навстречу им едут такие же воины с востока. Мегидия, материк, не имеет других сухопутных отношений с Ноосатом, но с некоторых пор Вессенские пущи считаются проклятым местом.
Гораздо сильнее повезло Клаусу потом, когда он увидел впереди людей, потому что это были действительно люди. Люди, а не аборигены, которые убивали любого вышедшего из леса, не подпуская к себе близко. Правда, у длинноволосых, грязных парней с саблями на поясе и арбалетами в руках тоже были раздвоенные языки, но Клаус этого сначала и не заметил. Просто удивился их шепелявому выговору.
— Стой, где стоишь! Не двигайся! Ты понимаешь этот язык?
Клаус кивнул, говорить не получалось: горло свело спазмом. Он не один! Значит, не галлюцинации! Нет никаких ящиков на Кладбище, болтающемся среди звезд. Есть новая жизнь, а какая — еще будет время разобраться.
— Брось палку! Что еще у тебя в руке? — Люди приближались, нацелив на Клауса арбалеты; постепенно он начинал смутно различать лица своих спасителей. — Зачем нес камень, а? Отвечай!
— Тут есть хищники, — выдавил Клаус.
— Ага, понимает! Молодец! Теперь отвечай честно: ты один?
— Один.
— Подними руки и медленно повернись. Имя? Как давно здесь? За что?
Клаус отвечал на вопросы быстро, конкретно, ему хотелось понравиться этим людям. Клаус Домбровски, здесь вроде как со вчерашнего полудня, если сутки нормальные, осужден на общественную смерть за терроризм, но никого не убивал, просто состоял в организации. Ничего национального или связанного с верой нет, это было… Людей с арбалетами подробности не интересовали, они окружили его и быстро ощупали, хотя что искать у голого? Клаус отвечал дальше: по образованию звукорежиссер, но не работал, а работал коммивояжером, продавал, так сказать, а здесь нет, никого не видел, да он вообще плохо видит — близорукость.
— Близо… что? — не понял высоченный бородач. Он говорил как-то особенно шепеляво.
— Близорукость — это болезнь такая, — пояснил ему товарищ. — Он плохо видит. Вон какие зрачки! Очки у него, конечно, забрали. А чего не оперировался, Клаус Домбровски?
— Я… Это была форма протеста, — вздохнул Клаус, который и так на все лады клял себя за глупую принципиальность в последние сутки. — Группа, в которой я состоял, выдвигала требования…
— Не важно. Значит, слушай: ты должен вести себя тихо, идти, когда скажут, стоять, когда скажут, и говорить, только когда скажут. Кто не слушается, тому я кишки выпускаю, — сказал бородач. — Если понял — кивни.
Клаус кивнул. Конечно, общество здесь собирается не лучшее. Кого осуждают на высшую меру? В основном убийц, которых нормальными может счесть только психиатрическая экспертиза. Насильники, садисты, маньяки. С такими иначе нельзя. Группа арбалетчиков двинулась дальше по тропе, задержавшись, лишь чтобы взмахами сабель очистить от паутины мост. Клаусу показалось, что пауки пытались сопротивляться, но толком он ничего разглядеть не мог.
— Эти пауки, они опасны?
Вместо ответа один из двух оставшихся с ним с разворота ударил Клауса сапогом в пах:
— Молчи, когда тебя не спрашивали, гад! Это не шутка: еще раз разинешь клюв — и останешься тут в кустах навсегда.
Пока Клаус приходил в себя, подошли еще человек десять. Точнее, десять одетых, которые вели группу голых мужчин, привязанных прочной веревкой к одному канату. Нашлось место и для Клауса, потом все двинулись дальше, миновав мостик.
— Что узнал? — шепнул ему толстый смуглый человек лет шестидесяти.
— Да ничего почти, — ответил Клаус одними губами. — А вы — тоже?..
— С утра ходим, они нас собирают по лесу, как грибы. Ты веди себя тихо, а то нашелся один крутой, так его саблями изрубили.
После этой новости Клаусу шептаться расхотелось, но сосед попался неугомонный. Он расспрашивал кого-то спереди, передавал каждое слово назад, требовал мнения. Клаусу казалось, что стражи замечают это перешептывание, но реагировать не хотят. По крайней мере пока все происходит тихо.