– Детей в середину, – командовал староста, подталкивая отстающих. – Семен и Олаф замыкающими – если что, подхватите, кто падать будет…
– Про детей-то правда? – спросил он, оборачиваясь к Грифу. Теперь, перестав называть Грифа «господином старшим очистителем» и умильно улыбаться, он изменился. Стал строже и суше и даже вроде как чуть распрямился, будто уродливый горб перестал отягощать его. Словно принял Грифа в ряды своих, перед которыми не надо притворяться и надевать маску пугливого деревенского дурачка.
– Правда.
– Ну и как ты-то теперь?
– Не знаю, – Гриф пожал плечами.
– Может, с нами, а? Двух-трех крепких ребят отряжу, чтоб пособили…
– Куда они? – Гриф удивленно смотрел, как люди бегут через луг – но даже не к туману, где можно было бы попытаться спрятаться, а наверх – к обрыву над бледной рекой тумана.
– Куда? – Он осекся, когда первый из бегущих шагнул в пропасть. На секунду он пропал из виду – Гриф успел с ужасом подумать: – «Чокнутые – они все здесь чокнутые, во главе с этим рыжебородым. Массовое самоубийство?!» А потом фигурка, сорвавшаяся с обрыва, появилась снова, поднимаясь выше и выше, и, наконец, поймав воздушный поток, заскользила, почти не двигая крыльями.
– Так что, – переспросил староста. – Может, с нами?
Он скинул тулуп, бывший горб вырвался в разрез рубахи на спине двумя большими серебристо-серыми крыльями.
– Я… – Гриф поперхнулся. Староста улыбался. Исчез горбатый уродливый старик, теперь перед Грифом стоял рыжебородый стройный крылатый бог, щедро и небрежно предлагающий: «Может, с нами?»
– Я сам, – сказал Гриф, глядя на парящие над туманом человеческие фигурки. «Инга, – позвал он, будто она могла быть там, среди них, и будто теперь наконец было можно попросить у нее прощения. – Инга, как получилось, что я искал тебя, а нашел себя? Себя – того, кем я мог бы быть? Или еще могу стать? Может, я еще сумею отыскать тебя – как та Фанька нашла свою Марьяну, несмотря на то, что это невозможно – может, просто потому, что очень хотела ее найти… Только теперь я должен больше не потерять самого себя, да?»
– …Спасибо, я попробую сам.
– Это правильно, сынок, – одобрил бог, похлопав Грифа по плечу. – Митька! Ты чего тут застрял? – рявкнул он, заметив за дверью сарая мальчишку, подслушивающего разговор.
– Счас, счас, – недовольно сказал тот, вылезая из укрытия. Подошел к Грифу, с любопытством заглянул в его лицо. Спросил: – Дяденька, а гриф – это птица?
Юрий Бурносов
Кэле-таньги
Америка – единственная страна, которая от варварства перешла прямо к упадку, минуя стадию цивилизации.
Жорж Клемансо
1
Старый Ваамчо нагнулся и поднял с камней мертвую евражку. Он внимательно рассмотрел зверька, бессильно свесившего лапки, и покачал головой: на оскаленной мордочке тускло поблескивали три глаза.
Старик отшвырнул трупик и вытер ладонь о кукашку. Евражки шли с гор, из тундры, третий год, и все были с лишними ногами, хвостами, ушами, глазами… Раньше такого не было, а теперь совсем худо. Собаки сначала охотно жрали евражек, но потом стали болеть, дохнуть, и все бы, наверное, так и передохли, но отчего-то перестали жрать зверьков сами – верно, поняли, что в евражках – болезнь.
Покачав головой и еще раз обтерев ладонь о засаленную оленью шкуру кукашки, Ваамчо сел на большой валун и принялся набивать в трубку табак. Табака оставалось совсем мало, да и не табак то был в основном, а махорочная труха, смешанная с сушеной травой; это делал умелец Ярак, отец которого еще перед войной купил у тангитанов-русских много курева, хотел лавку открывать, да помер. Ярак тогда шибко горевал, потом тоже хотел лавку открыть, да война случилась. Тангитаны перестали прилетать и приплывать, потом радио замолчало, а начальник Отке уехал на вездеходе узнать, что ж теперь делать, да так и не вернулся. А ведь двадцать лет прошло, как уехал. Сам Ваамчо не считал, зато Ярак считал – он календарь вел и говорил, когда какой праздник, когда месяц меняется или год.
Добыв огонь, Ваамчо закурил и снова покачал головой. Совсем худо стало жить. Когда-то было здесь без малого сорок яранг, а осталось – шестнадцать. Неделю назад жена Экетамына умерла, болела много, пухла, волосы лезли. Экетамын так огорчился, что просил, чтобы его удавили, но никто не стал. Тогда Экетамын хотел себя убивать, да не позволили – и так народу мало осталось. Связали Экетамына, полежал он, успокоился, а вчера уехал с братьями на охоту. Охота плохая стала, то ли дело раньше – моржей били, а теперь совсем нельзя моржей бить…
Ваамчо вздохнул. Было тихо, море набегало на берег и с еле слышным шипением отползало назад. Справа старик видел стойбище – дымки над ярангами, собак, а вон Айвам нарты чинит. Слева на прибрежных камнях покоилась подводная лодка – высотой как десять яранг, а длиной как много-много китов. Ее выбросило давно, Ваамчо еще не такой старый был; он помнил сильный шторм, ночью море шибко волновалось, и одна из волн, самая огромная, принесла на берег лодку. Жители стойбища поутру собрались вокруг смотреть, кто же вылезет из громадины, но никто не вылез, и до сих пор не вылезал. Ярак говорил, что в такой лодке можно жить сколько угодно и совсем наружу не выходить, и ему сначала верили, ходили даже стучать в железо, кто не боялся – вдруг тангитаны изнутри ответят! – а потом перестали стучать, потому что всякое, конечно, бывает, но чтобы двадцать лет внутри жить и вовсе наружу не выйти, это точно Ярак выдумал. А дальше шаман Эттыне не велел туда ходить, потому что внутри лодки, наверно, все умерли, а раз умерли, немудрено, что там духи завелись. Эттыне с морем говорит, он знает.
Старый Ваамчо долго еще курил и смотрел то на лодку, покрытую ржавыми пятнами, то на Айвама, который чинил нарты. Он уже собрался было пойти и помочь Айваму, потому что нарты у того были совсем плохие, долго их чинить, но тут увидел в море, на самом горизонте, что-то необычное. Старик аккуратно выколотил трубку, взобрался на валун, на котором только что сидел, и прикрыл ладонью глаза от солнца. Однако Ваамчо так и не разобрал, что же такое плывет – корабль или не корабль, и крикнул:
– Айвам! Эй, Айвам! Зови скорей Ярака, кажется, что-то случилось!
2
– Черт. Там болтается русская подводная лодка, – сказал Бэнгс, опустив бинокль. – Прямо рядом со стойбищем.
– Думаете, русские аварийно высадились здесь?
– Вполне вероятно. Лодка сидит на мели, судя по всему, она здесь уже довольно давно… Вопрос в том, куда отправился ее экипаж.
– Дайте бинокль, – сказал коммандер Уиллетс. Он долго смотрел, сопя и покашливая, потом сообщил:
– Атомный ракетоносный крейсер проекта «Оскар-2». Если я правильно помню, у русских на Севере их было четыре. Выглядит совершенно заброшенным, но это еще ни о чем не говорит.