Любовь и Рим [= По воле рока ] - читать онлайн книгу. Автор: Лора Бекитт cтр.№ 5

– Как тебя зовут? – спросила Ливия.

Рабыня подняла глубокие серые, печальные, как осеннее небо глаза.

– Тарсия, госпожа.

– Ты гречанка?

– Мой отец был греком, а о матери я почти ничего не знаю. Она умерла совсем молодой.

– Вот как? – задумчиво произнесла Ливия. Потом спросила – Прежде ты жила в Риме?

– Нет, госпожа. У моих бывших хозяев поместье близ Тибура. А в Рим меня привели перекупщики, чтобы подороже продать. – И вдруг проговорила срывающимся голосом: – Почему ты купила меня, госпожа, купила, не торгуясь, не подумав о том, стою ли я таких денег, не прочитав, что написано на табличке, которая висела на моей груди?!

Ливию поразил этот внезапный порыв откровенности и смелости, но она не подала виду и спокойно промолвила:

– Я купила тебя потому, что не хотела, чтобы такая молоденькая девушка попала в руки отвратительного торговца женским телом. – После чего прибавила: – Так ты грамотная, Тарсия? Умеешь читать?

– И писать, госпожа. И мне известен язык моей потерянной родины. Меня научил отец. Он был образованным человеком – всю жизнь обучал господских детей.

Ливия внимательно смотрела на коленопреклоненную рабыню. Не похоже, что эта девушка строптива, как предположила Юлия. Серые глаза Тарсии напоминали серебряные зеркала: они отражали окружающий мир и тщательно скрывали свой, и… было в них что-то еще, какой-то тайный, дарованный богами огонь, который не смогли погасить пережитые невзгоды. Внезапно Ливия вспомнила слова первого покупателя о следах от треххвостки на теле девушки и твердо сказала:

– Ты должна рассказать о себе всю правду, Тарсия, иначе я не смогу тебе доверять.

Рабыня робко прикоснулась лбом к коленям хозяйки.

– Я сделаю все, чтобы заслужить твое доверие, госпожа.

– Хорошо. Тогда садись вон на ту скамью и рассказывай.

Рабыня послушно поднялась на ноги, потом села и начала говорить – сквозь глухую усталость в ее голосе явственно пробивалось волнение:

– Не знаю, с чего и начать, госпожа. Как я уже говорила, меня воспитал отец: я очень уважала и любила его. Наш первый хозяин был хорошим человеком, он даже обещал в награду за многолетнюю службу отпустить отца на свободу. Но случилось иначе – хозяин разорился и, чтобы расплатиться с долгами, был вынужден продать свой дом в Капуе и наиболее ценных рабов. Мой отец так расстроился, что тяжело заболел и вскоре умер, а меня купил один богатый землевладелец, якобы для своей жены, которой хотелось иметь в доме образованную рабыню. Сначала мне жилось неплохо, если б только не горе, причиненное кончиной отца. Меня приставили к госпоже, я одевала и причесывала ее, и еще читала ей вслух, хотя она не слишком любила книги. А потом… Хозяин – он был уже немолод, – стал как-то странно посматривать на меня, иногда норовил ухватить за локоть или ущипнуть. И я очень тревожилась, поскольку понимала, что у него на уме.

– Нужно было пожаловаться госпоже, – вставила Ливия.

– Она бы приказала высечь меня, только и всего! А хозяин делался все настойчивее, однажды открыто заявил, что если я уступлю и в тайне от госпожи стану позволять ему делать то, что он хочет, он будет давать мне деньги на сладости и ленты, а если нет, то прикажет снять с меня одежду и выпороть, после чего отправит в подвал, где живут рабы, занятые на полевых работах. И я постоянно мучилась от страха и стыда, не зная, что делать. А чуть раньше… – Тарсия запнулась, умоляюще глядя на Ливию, – та решительно кивнула, приказывая рассказывать дальше, и тогда рабыня тихо продолжила: – Я познакомилась с одним юношей – он ухаживал за хозяйскими лошадьми. Вернее, я заметила его давно, когда меня еще только привезли в этот дом, но не осмеливалась с ним заговорить. И он не решался, хотя я видела, как он украдкой посматривает в мою сторону. Он был из галлов, – говорили, его захватили в плен во время последнего галльского восстания и продали в рабство. Сначала он работал на виноградниках закованный, но потом с него сняли колодки и через некоторое время поручили уход за лошадьми – в этом он, как многие галлы, был особо искусен. И очень скоро я поняла, что он по-настоящему нравится мне, госпожа…

– Галл? – удивилась Ливия. – Что могло быть общего между тобой, образованной девушкой, и варваром?

Тарсия приложила ладони к горящим щекам.

– Не знаю, госпожа. Я не думала о том, кто он, а кто я, я не думала ни о чем… И потом я всегда была рабыней, тогда как он родился свободным… Хотя нет, дело вовсе не в этом…

«Страсть, – сказала себе Ливия, – наверное, это была страсть». Она вдруг вспомнила, как однажды ездила в загородное поместье ранней весной, вспомнила запах полей и свежего ветра, дыхание пробуждавшейся природы, могучей волной поднимающееся от земли, такое неукротимое, всеохватывающее, великое…

Страсть, которую вероятно, осудила бы Юлия, которую осуждает и она, Ливия Альбина, и все же… она способна это понять; да, та самая страсть, что, скорее всего, никогда не затронет ни ее души, ни ее тела.

Ливия сидела, сложив на коленах руки с безукоризненно отполированными ногтями, и никто не посмел бы предположить, что в ее аккуратно причесанной головке могут зародиться такие мысли.

Через секунду она произнесла ровным голосом:

– Продолжай.

– Да, госпожа. Так вот, я осмелилась подойти к нему и заговорить. С тех пор мы иногда перебрасывались несколькими словами. Когда я спросила, как его имя, он ответил: «Разве я должен его помнить? Здесь меня зовут просто „галл“, да еще „иноземец“. И я, правда, ненавижу эту землю, потому что она не моя, как ненавижу римлян за то, что они унижали наших воинов, превращая их в рабов, грабили храмы и насиловали женщин». Да, было в нем что-то, внушающее страх, – глубокий внутренний гнев, тщательно продуманная осторожность. Думаю, я поняла, почему он с самого начала был столь послушен, что с него сняли оковы, – он хотел убежать. И все же я любила его, любила с каждым днем все сильней и однажды сказала: «Если я тебе нравлюсь, то буду твоей». Никогда не забуду его глаз и улыбки в этот миг!

Будто лучи солнца чудесным образом оживили навеки застывшее суровое лицо мраморной статуи! Мой избранник делил жилье с другими рабами, привести его в хозяйский дом я не смела, но жена вилика [4] относилась ко мне почти как к дочери, она дала нам ключ, и мы ухитрились пробраться за ограду сада, а потом… Я помню небо над головой, огромное, усыпанное звездами небо, притягивающее к себе столь неумолимо, что не можешь понять, обрушивается ли оно на тебя или ты сама устремляешься к нему, могучий ночной ветер и пряный запах нагретой за день земли… – И она замолчала, уставившись в пустоту.

– Как же звали твоего галла? – спросила Ливия. Сейчас в ней боролись два чувства: с одной стороны, она понимала – не слишком пристойно выслушивать откровения почти незнакомой девушки, тем более, рабыни, но с другой, – ее мучительно волновали тайны пола, ее невинность была встревожена, как бывает потревожена та самая, разбуженная весною, невспаханная земля.