– Так. И что в бумагах? Что-то не так?
– Там… это… листка не хватает… вырван…
– Откуда вырван? Из ежедневника? – Селуянов изо
всех сил помогал косноязычному парню.
– Ну да, я и говорю.
Вообще-то, ничего подобного про ежедневник он пока не
сказал, но зато сумел произнести связную фразу, уже хорошо.
– За какое число листка не хватает?
– Вот… я, это… принес показать.
С этими словами оперативник вытащил откуда-то из-за пазухи
ежедневник и протянул начальнику.
– А следователю ты звонил? Доложил?
– Так он, это… Неохота ему… сказал, чтоб сами…
– Что – сами? Витя, что сказал следователь? Чтобы мы
сами назначили экспертизу? Чтобы сами ее провели? Или что сами-то?
– Я, это… не знаю…
Витя, похоже, испугался всерьез, хотя Селуянов откровенно
шутил, потому что даже юристу-первокурснику известно, что выносят постановление
о производстве экспертизы именно следователи, и только они, а никак не
оперативники, и проводят эту экспертизу эксперты, а опять же не оперативники.
Но следователь, который вел дело об убийстве кинезиолога Аничковой, был
откровенно ленив и плохо подготовлен в профессиональном плане, лишней работы
себе не искал, все бумаги, изъятые на квартире убитой женщины, тут же отдал
оперативникам, дескать, пусть копаются, и Коля подозревал, что в данном случае
он посоветовал розыскникам самим попробовать посмотреть в косопадающем свете,
нельзя ли восстановить записи на вырванном листке по следам, оставленным на
соседних страницах. А уж если нельзя, тогда он, так и быть, назначит
экспертизу. Отсутствие служебного рвения со стороны следователя объяснялось
тем, что убийство Аничковой было рядовым и особого внимания начальства не
привлекало. Во всяком случае, по этому преступлению его не будут дергать каждый
день с отчетом о ходе следствия, так что можно особо не надрываться.
– Ну, давай поглядим, что там у нас, – миролюбиво
произнес Селуянов, протягивая руку за ежедневником.
Вырванным оказался листок за 5 и 6 сентября, соответственно,
четверг и пятницу. Если бы покойная Галина Васильевна вела образ жизни домохозяйки,
то шансы на успех можно было бы считать весьма высокими, ведь на следующей
странице оказались суббота и воскресенье (по полстранички на день), и, весьма
вероятно, они были бы пусты, так что следы от записей за 5 сентября почти
наверняка можно было бы увидеть даже без экспертизы. Но увы, Аничкова
планировала дела и на выходные, и на праздничные дни, так что без специальных
приборов недостающие записи никак не восстановить.
– Значит, так, Витек. Ежедневник прямо сейчас везешь
следователю. Но! – тут Селуянов предостерегающе поднял палец. – Перед
этим находишь несломанный ксерокс и снимаешь копию со всех страниц за десять
дней до вырванного листка и за десять дней после него. Понял?
– Понял, Николай Александрович.
– Не напутаешь?
– Не.
– Ничего не забудешь?
– Не, я, это… понял все…
Да понял, конечно, кто ж сомневается. Ничего сложного.
Сложное начнется потом, когда в ожидании заключения экспертов (хорошо, если
пару недель, а то ведь и месяц) оперативники будут искать всех людей, с которыми
потерпевшая встречалась за десять дней до 5–6 сентября и в течение десяти дней
после. Может быть, она кому-нибудь говорила, какие именно дела запланированы у
нее на эти дни. Или впоследствии делилась впечатлениями… Времени прошло много,
воспоминания у людей уже не очень отчетливые, размытые, даты путаются, события
переплетаются. И в итоге оперативники наверняка вытащат «пустышку», потому что
окажется, что Галина Васильевна сама вырвала этот злосчастный листок, чтобы
что-нибудь записать на нем или, к примеру, огрызок яблока завернуть, или
свернуть кулечек и сделать из него самодельную пепельницу.
А кстати, как это в принципе могло произойти? Ежедневник
большой, такой в сумке не носят, его держат дома. Значит, листок могла вырвать
или сама Аничкова, или ее племянник-алкаш, или кто-то из визитеров. У Аничковой
теперь не спросишь, у племянника без предварительной подработки вопроса тоже
спрашивать бесполезно, он будет все отрицать, если не запастись заранее
аргументами. А вот визитеры…
Селуянов сорвал телефонную трубку, надеясь, что оперативник
Витя еще не уехал к следователю. Ему повезло, Витя оказался на месте.
– Виктор, сделай ксерокопию со всех страниц. Не за
десять дней до и после, а со всех, ты понял?
– Ага, – пробасила трубка.
Ладно, Витек сделает все как надо. А дальше? Осталось
уговорить Рокфеллера.
* * *
Нет, не зря Настя не любила дачи и выезды на природу. Уже в
первые часы пребывания в загородном домике Дюжина ее охватила такая тоска, что
вешаться впору. Дождь, лес за окном серо-черный, мокрый, печальный, и никакого
«очей очарования», никаких в багрец и золото одетых деревьев, все лгал поэт,
обманывал, а может, про другое время осени писал, про сентябрь.
Утром все как-то быстро и удачно организовалось, к десяти
часам в госпиталь приехал не только Павел Дюжин, но и Чистяков, и Юра Коротков.
Все вместе они доехали до поселка с весьма романтическим и многообещающим
названием Болотники, выгрузили Настю с палкой и Чистякова с тремя сумками, в
одной из которых были книги, собранные по составленному заранее списку, в
другой – видеокассеты, в третьей – Настины вещи. Дом оказался просторным,
двухэтажным, со всеми удобствами и даже с отдельной ванной для гостей. Он ничем
не напоминал те деревянные домики, которые в Настином сознании были связаны с
понятием «дача».
Павел съездил в магазин и привез на дачу его хозяина для
личного знакомства с госпожой Каменской. Хозяин был весел и любезен, оставил
свой телефон и заверил Настю, что она может звонить в любое время, и все будет
доставляться ей в течение получаса. Потом Настю на машине отвезли в местное
лечебное учреждение, на инвалидном кресле довезли до кабинета главврача и
решили все вопросы с процедурами, которые, разумеется, будут проводиться на
дому.
Потом ели вкусные бутерброды и пили чай, много шутили,
веселились. А потом стали разъезжаться – рабочий день, всем надо на службу.
– Ну что, мать, дорогу я теперь знаю, так что не
заскучаешь, – бодро говорил Юра Коротков. – Буду тебя навещать,
докладывать криминальную обстановку в городе.
– Я тоже буду приезжать, – пообещал Павел. –
Но в любом случае ты сразу же звони, если что.
Чистяков уезжал последним, минут через десять после Дюжина и
Короткова.
– Асенька, продержишься до вечера? – Он с тревогой
всматривался в ее бледное лицо. – Я после работы приеду.
– Не нужно, Лешик. Тебе добираться придется часа два.
– Смотря где и какие пробки, – философски заметил
муж, – может статься, что и все три. В пятницу вечером Кольцевая дорога
забита, и через город тоже не проедешь. Но я все равно приеду, потому что ты
никогда в жизни не ночевала одна в пустом доме за городом. А вдруг ты начнешь
бояться?