Украденное счастье - читать онлайн книгу. Автор: Лора Бекитт cтр.№ 57

Женщина пыталась просить милостыню — ей ничего не подавали. Хотела стянуть в харчевне лепешку — побагровевший от злости хозяин накричал на нее и пригрозил тюрьмой. Что она могла сделать? Отдаться мужчине? Первому попавшемуся или чужеземцу, человеку иной веры, не знающему ее языка? Впрочем, какое это имеет значение? Язык обездоленности, безысходности и нищеты понятен всем.

Эсма не смогла себя пересилить и вернулась к Халиме ни с чем. В районе гавани ее несколько раз окликали мужчины — она в панике обращалась в бегство. Она могла бросить в грязь подаренную Таиром розу, но была не в силах сделать то же самое с собственной душой.

Джалила играла возле хижины с какими-то ребятишками. Увидев мать, девочка радостно вскрикнула и бросилась к ней. Эсма заметила, что красивый и чистый наряд дочери, который она с такой любовью шила и вышивала, исчез и Джалила одета в лохмотья. Ее личико было грязным, а волосы растрепались. У Эсмы потемнело в глазах.

«Возражать бесполезно, убежать невозможно, бороться — глупо» — так сказала про судьбу Надира. Но покориться судьбе — это все равно что отдаться на волю ветра: даже если сначала он вознесет тебя на крыльях, потом опять бросит на землю.

Эсма взяла дочь за руку, вошла в хижину и обратилась к Халиме:

— Где одежда?

— Какая одежда?

— Одежда Джалилы.

— Зачем она ей?

— Куда ты ее дела?

Халима зевнула и потянулась. В ее темных глазах дремало жестокое спокойствие.

— Продала.

Эсма сделала шаг вперед. В ее глазах зажглись искры непокорности и гнева.

— Как ты посмела?!

Халима поднялась на ноги.

— Какая муха тебя укусила? Райские птички не живут среди ворон — это ты способна понять? Лучше скажи, ты принесла деньги?

— Нет.

— Что значит «нет»? Чем же ты занималась весь день?!

Халима оскалила зубы и толкнула Эсму в грудь. Джалила испуганно вскрикнула. К горлу Эсмы подкатила волна ненависти, и она ответила на удар. Халима вцепилась в волосы женщины, принялась осыпать ее пощечинами, бить ногами. Джалила надрывалась от крика: досталось и ей. Хижина ходила ходуном, с пола взметалась соломенная труха.

Эсма выскочила на улицу, Халима — за ней. Какие-то женщины остановились и злобно смеялись, глядя на них. Эсме чудилось, будто это гиены скалят свои хищные пасти. Сбитая с ног, она упала на землю, и ей казалось, будто на ее голову вот-вот обрушатся небеса.

Женщина пришла в себя, когда над ней навис какой-то мужчина.

— Что происходит?

— Это новенькая, Касим. — Халима тяжело дышала, ее глаза метали молнии. — Я подобрала ее и девчонку на улице. Она прогуляла весь день и ничего не принесла. А когда я стала ее ругать, набросилась на меня.

Мужчина обратился к Эсме:

— Вставай. Завтра принесешь шесть дирхемов. А девчонка пусть просит милостыню.

Женщина поднялась на ноги. Ее била дрожь. В глазах было черно, как непроглядной ночью.

— Этого никогда не будет.

— Что еще скажешь?

Мужчина ударил ее по лицу, и она вцепилась в его руку зубами. Он закричал, оторвал ее от себя, бросил на землю и принялся в ярости пинать.

Эсма подняла глаза и прошептала из последних сил:

— Будь он проклят! Будь проклят во веки веков.

— Кто?

— Таир. Твой хозяин, твой Бог. Тот, кто никогда не станет моим хозяином и моим Богом.

Таир разглядывал украшения. Золотые цепочки были похожи на тонких змеек, которые грелись на ярком солнце, серебряные браслеты напоминали волшебный ореол луны, самоцветы переливались и сверкали, будто звезды на небе.

Прежде он радовался богатой добыче и сейчас не мог понять, почему блеск золота и камней не вызывает в его душе никакого отклика. Золото не тускнеет, значит, ослепли его глаза.

— Хороший улов, — сказал сидевший напротив мужчина. — Хватит для того, чтобы расплатиться со слугами халифа, да и нам останется немало.

Таир отодвинул блестящую кучку.

— Заплати за то, чтобы нам и дальше позволяли совершать преступления, возьми себе, сколько считаешь нужным, на остальное накорми тех, кто совсем обессилел.

— Тот, кто утратил силы, сам сгодится на корм воронам, — пробормотал собеседник и с готовностью сгреб добычу.

— Что с твоей рукой, Касим? — Таир кивнул на повязку.

Тот скривился.

— Вчера Халима подобрала какую-то одержимую, и та устроила свару. Меня угораздило вмешаться, и она вцепилась мне в руку зубами.

Таир холодно усмехнулся.

— В этом городе все сумасшедшие.

— Да, но эта женщина назвала твое имя. Она проклинала тебя!

— Уверен, у многих из них есть желание меня проклясть.

Касим нахмурился.

— Она не из наших. Прежде я никогда ее не видел. Если бы не одежда, ее можно было бы принять за богатую.

Таир почувствовал, как внутри что-то рушится, тает, гранит превращается в пыль, а лед — в воду.

— Как ее имя? — осведомился он, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

— Не знаю. Я не спросил. С ней девчонка лет пяти.

У Таира отлегло от сердца. Это не Эсма. И все-таки он сказал:

— Где она? Приведи ее ко мне.

— Она у Халимы. Я ее как следует поколотил, так что у нее не скоро появится желание пускать в ход зубы. А что ты намерен с ней сделать?

— Я хочу на нее посмотреть.

Когда Касим ушел, Таир задумался. В нем пропало желание обладать чем бы то ни было: властью, богатством, женщинами. Он вспоминал первые дни, даже годы своего «царствования», пьянящее ощущение силы, радости, сознание того, что он вознесся над остальными людьми, что мир повинуется его взгляду и слову.

Позже эти чувства прошли, им на смену пришли другие. Когда Таир ложился спать, ему казалось, будто со всех концов города к нему тянутся невидимые нити, он ощущал боль, страх, ненависть и голод тех, кто корчился в ветхих хижинах на куче тряпья, кто блуждал в ночи, сея смерть или пытаясь найти ее для себя.

Таир хотел отбросить эти мысли во тьму, но они не желали уходить, и он оказывался втянутым в губительный, мрачный водоворот. За эти годы ему так и не удалось взрастить в себе равнодушие. Как халиф ночи, он нес ответственность за несчастья других, так же как и за их преступления.

Он старался думать о своем положении, о богатстве, но эту сладость отравлял горький привкус несбывшейся мечты. У него было много женщин, но не было одной. Таир так и не обрел то, о чем грезил в детстве: тепло родного дома, благоухание уюта, тишину, нарушаемую мелодичным позвякиванием женских браслетов, ласковый взгляд и улыбку, что уносит в волшебные дали, в край покоя и счастья.