Двери паранойи - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 61

Жизнь миллионера на покое ужасающе предрешена. Вокруг нет ни одного ОБЫКНОВЕННОГО лица. Только пустые зеркала похищенных душ, навеки затуманенные колдовством. А под тонким покровом кожи – красноречивое пиршество насекомых.

Хуже всего то, что теперь я вспоминаю об Ирке без вожделения. А когда вспоминаю, вижу нелепо задрапированную мешанину внутренностей, непрерывно отмирающие клетки тела и паразитирующие на падали микроорганизмы. Это – взгляд без иллюзий. Где же то бесплотное, неуязвимое и вечное, что не должно исчезнуть вместе с ними?..

Внутри меня почти космический вакуум – пустота, которая страшнее любой зависимости.

Со мной происходят необратимые изменения. Весело отбрасываю духовные костыли. Их оказалось предостаточно – и это тот случай, когда за деревьями не видно леса…

От бывшего хозяина остался роскошный хай-энд со встроенной в стены акустикой, однако для меня уже не существует человеческой музыки. Она слишком неповоротлива в узилище семи нот и предопределенных гармоний, слишком тяжела, толста и непрозрачна. Иногда похабно суетлива. Ее исполняют существа со стеклянными пальцами; раковые глотки выдувают ее из шершавых духовых… Зато музыкой стал дождь и кошачий шорох; саваном нестерпимо жутких мелодий обернуто невидимое солнце; ветер, скользя в верхушках деревьев, порождает печальнейшие звуки на свете.

Другой пример. На стенах дачки развешаны сумеречные пейзажи и гравюры начала века. С некоторых пор я взираю на них с отвращением. Это застывшие во времени припадки невыразимости. Человеческое восприятие непоправимо искажено, перспектива извращена, интуиция тщетно блуждает в поисках украденных измерений. Дело не в примитивизме – это далеко не детские рисунки или наскальная живопись. Наоборот, мозаика раздроблена до предела, ткань реальности распылена, каждая пылинка скрупулезно просеяна сквозь сито мозга и добросовестно перенесена на холст. Но никто не избегает фальши, лежащей в самой основе вещей. Мечта о разрыве непрерывности остается всего лишь абстрактным выражением бессилия…

Да, вот такая и прочая хрень лезет в голову от вынужденного безделья. Оно приводит босса в опасное исступление и заставляет пускаться в «странствия». Иногда, просыпаясь, я с ужасом думаю о том, что делать, если он не вернется. Отсутствие движения – главная причина смертности среди таких, как я. Рука сама тянется к портсигару итальяшки – и останавливается на полпути. Что-то посказывает мне: худшее еще впереди. Заменитель леденца Клейна – это мой последний шанс.

Время для жизни крайне ограничено и с каждым днем стоит дороже. Все подвержено инфляции. В моем положении платят по курсу: шестьдесят секунд «сейчас» – секунда когда-нибудь «потом». Идиотизм? Верно. Но им страдает почти каждый. Выживание – неблагодарное занятие. Бег на месте без надежды уцелеть.

Однако выползти из норы наружу все-таки придется, даже если нора – это автономный бункер с полным набором удобств и охраной, верность которой не подвергается сомнению. Фариа лично руководит муравейниками, стерегущими периметр днем и ночью. Опасность наезда местных бандитов сохраняется. Верка мотается в город за жратвой, но уже не на засвеченной «альфа-ромео», а на дырявом «запорожце». Правда, из последней поездки она привезла, по ее собственному признанию, лобковых вшей и, вероятно, кое-что посерьезнее, поэтому от кухни ее пришлось отлучить. У муравейника, которого зовут Вася, получается не хуже, а Фариа лечит свою Беатриче наложением рук и пенициллином.

В общем, я веду жизнь феодала в осажденном замке. Враги невидимы и больше похожи на психопатогенных призраков. Вот-вот наступит день, когда босс познакомит Маму со своим бесценным и, пожалуй, единственным сокровищем.

И все-таки босс – неблагодарная скотина. Его заморочки начинают утомлять главного компаньона, то есть меня. Он действует, не считаясь с родителем, – пока я сплю. Надо бы и мне научиться действовать – пока ОНО спит.

Сегодня с утра я пытался найти помещение, где спрятан саркофаг. Блуждал около часа, хотя дачка не так уж велика. Одна комната из четырнадцати бесследно исчезла. Схватившись за фломастер, я столкнулся с невозможностью составить вразумительный план этажа, несмотря на то, что добросовестно зарисовал весь свой маршрут.

В ответ на мой запрос шеф охраны Фариа выдал скучнейшую лекцию о «многосвязности» и «неориентируемости» пространства, горизонте событий, «капсулах» времени и проиллюстрировал все это, соорудив у меня перед носом «лист Мебиуса» из своего галстука. Если я хоть что-нибудь понял правильно, то искомая комната спрятана за пределами «единственной» стороны листа. Осталось решить, не прогадал ли я, смывшись из психушки. Там я, по крайней мере, мог рассчитывать на укол успокоительного…

Босс отмалчивался, пустившись в очередное «странствие». Он перемещается в сновидениях, как акула, – чтобы выжить. Для меня это означает утонченную пытку, непрерывный шум в голове, ощущение потусторонней возни за спиной. Короче говоря, я послал Фариа подальше и спустился в бильярдную покатать шары. Иногда это помогало мне расслабиться, но не сегодня.

Покоя не было. Шарообразные куски старой слоновой кости грезили о саванне. Какая-то птица оказалась в западне в вентиляционной трубе; ее тоскливые крики повторялись, будто сигналы точного времени. Прилетела погреться и нашла свою смерть…

Мимоходом я посмотрел в зеркало. В нем отразилась узкая фигура смуглого человека. Это жуткое чувство – когда секунду или две привыкаешь к тому, что увидел. И сознаешь, что уже никогда не привыкнешь.

Чужестранец склонился над зеленым сукном. Одно движение кия. Удар, выполненный с нечеловеческим совершенством, – и три шара падают в три лузы… Кто захочет драться на дуэли с баллистическим вычислителем? Я был словно младенец, которому дали подержаться за руки взрослого. Оставалось принять это обреченно и безразлично.

Я продолжал упражняться, пока, подняв голову, не увидел возле стола мамочку, бледную, как смерть. Оказывается, это не ветер подвывал за двойными пуленепробиваемыми стеклами.

– Какого черта?.. – начал я и осекся.

Старушка гнала перед собой волну ужаса, на секунду захлестнувшую и меня. Когда она ткнулась лбом в мое плечо, ее вой уже представлялся мне колыбельной для дебилов.

– Что ты видела?

Жесткое прикосновение ледяных «лягушачьих лапок». Выше запястий они были покрыты пупырышками, как свежие огурцы.

Я оттолкнул ее. Дал пощечину. Потом еще одну. Расширенные зрачки застыли в прорезях между веками.

Очнись, сука. Что ты видела? ЧТО?! ТЫ?! ВИДЕЛА?!.

Бесполезно. Шок в результате сильнейшего испуга.

На пороге бильярдной возник пришаркавший вслед за хозяйкой мозгляк охранник с безмятежным лицом. Я уже догадывался, в чем дело. Это было приглашение в духе босса. Очередной ход в игре, цель которой – вытравить из меня слабость, а значит, все человеческое, слишком человеческое…

Я снова занялся Мамой. Слава Богу, она перестала скулить. Однако плавно опускалась все ниже и ниже по шкале эмоциональности. Она была похожа на жертву инцеста и жестокого обращения с животными. Но больше всего – на пациентов «Маканды». Такой она и нужна была мне – послушной, судорожно цепляющейся за «папочку», забившейся в беспросветную норку собственного отвращения к жизни. Лишь бы босс и Фариа не перегнули палку…