Второй урод, похожий на истинного арийца, даже не счел нужным поторопиться (еще бы – хиляк в тапочках не заслуживал особого внимания) и по-прежнему пытался обрадовать Ирку своей венской сосиской. Хорошо, хоть она быстро сообразила, что к чему, и принялась помогать бедному старому Максу. Ее помощь оказалась весьма своевременной…
Я нагнулся и вырвал дубинку из Гошиных пальцев; тому пока было не до нее. Пришлось проявить жестокость и въехать ему по переносице. Я сделал это с нескрываемым удовольствием и услышал мелодичный хруст; капли кровавого дождя застучали по линолеуму, а Гоша взвыл, заглушая Кузьмина, все еще сомневавшегося в своем слухе.
Потом я увидел во всех подробностях черную подошву действительно дорогого ботинка, на которой имелась рельефная надпись «Ллойд». Фраер с «конским хвостом» решил размять нижние конечности. Удар пришелся мне в грудь и отбросил меня на дверь.
Повезло еще, что я не наткнулся на ручку, иначе из отверстия в пояснице высыпался бы позвоночник. Дыхание сперло; несколько мгновений я пытался схватить ртом воздух. Откуда-то сверху на меня падали куски штукатурки и меловая пыль.
Доберманы захохотали, но Белокурой бестии вскоре пришлось заткнуться. Моя куколка проделала с ним примерно то же самое, что я незадолго до этого проделал с Гошей…
Интересно, почему главное достоинство самцов одновременно придает им такую уязвимость? Я дал себе слово когда-нибудь подумать над этим, а тогда мне пришлось срочно отклеивать себя от двери, потому что Ирка, похоже, могла стать жертвой номер один. Ее кулачок, врезавший санитару между ног, уже был зажат в его лапе, а предплечье вывернуто под углом, угрожающим целости локтевого сустава. Несмотря на распухшие яйца, добер собирался сломать ей руку и был близок к успеху.
Я использовал тушу скрюченного толстяка в качестве трамплина, прыгнув метра на три вперед, чтобы оказаться вне зоны досягаемости Хвоста. Для меня, дряхлого лысого кенгуру, это был выдающийся результат. Красивый «торнадо» добера не достиг цели. Я приземлился на свои подкашивающиеся ходули и в падении заехал дубинкой по шелковистому затылку белокурого. Что называется, вложил душу. Болтовня Фариа о концентрации показалась мне не такой уж чепухой. Во всяком случае, в тот момент у меня не было мыслей. Вообще. Я сам стал черным упругим куском резины. Безжалостным инструментом. Плотью, изуродованной неотвратимым намерением убить…
Удар пришелся в основание черепа. Добер издал хрюкающий звук и рухнул на колени. Иркина рука освободилась от захвата. Я мельком и вблизи увидел ее лицо; приглядываться было некогда – Хвост заходил сзади. Меня поразили ее глаза, хотя у меня, наверное, были такие же. Они напоминали два сгоревших предохранителя; грязная непрозрачность – вот все, что я могу о них сказать.
Белокурая бестия с размаху ткнулся мордой в больничный пол. Его пальцы пару раз дрогнули в судороге. На поясе под халатом обрисовалась выпуклость в форме пистолетной рукоятки. Даже если за ремнем действительно торчала пушка, у меня не было времени, чтобы добраться до нее.
Хвост перестал валять дурака и решил, что со мной пора заканчивать. Когда я обернулся, в его руке уже появился пистолет, чертовски похожий на моего собственного «беретту». Непонятно, где он держал такую солидную машинку, потому что до этого махал ногами без всяких затруднений. Вдобавок Гоша вышел из транса, и на его роже я прочел огромную невысказанную любовь…
Против пушки не попрешь. Я стоял как истукан, а Ирка медленно поднималась на ноги, цепляясь за меня, будто за корявое дерево. Она была совершенно голая и ужасно соблазнительная, но сейчас мне было не до нее. Мой взгляд засасывало в нарезную воронку ствола, как световой луч в черную дыру…
Хвост промедлил – это оказалось его последней ошибкой. Надо было кончать нас сразу. Но каждый хочет насладиться редкими мгновениями торжества, абсолютной власти, божественными привилегиями. Мгновения складываются в секунды. Потом приходится дорого платить за то, что воспарил слишком высоко.
12
…Итак, я смотрел туда, откуда должна была вылететь свинцовая птичка. В мое поле зрения попал также сверкающий символ «анх» – он болтался на груди санитара. «Анх» переливался, отражая нездешний свет, и внезапно я понял, что это не просто амулет. Возможно, для врага кресты являлись тем же, чем были для нас волшебные леденцы Клейна.
Сбоку послышалось нарастающее рычание Гоши, который разгонялся, чтобы как следует наехать на меня. Все произошло почти мгновенно. Метрах в четырех за спиной добера материализовался Фариа. Мы оказались примерно на одной линии, и движение моих зрачков осталось незамеченным. Это спасло мою шкуру, потому что в противном случае Хвост сразу нажал бы на спусковой крючок.
Фариа выбросил вперед обе руки. Он находился слишком далеко, чтобы прикоснуться к санитару, но я увидел жуткую вещь: голова добера деформировалась от страшного удара. В тот же момент ее сорвало с плеч. Я едва успел отклониться – аморфный сгусток пронесся мимо меня и расплескался на стене, будто череп сделался мягким и вязким. Мне повезло, что я убрался с траектории этого окровавленного метеорита…
Обезглавленное тело только начало падать, когда в меня врезался Гоша. Он обладал слишком большой инерцией, чтобы вовремя остановиться. Не знаю, удивило ли его появление Фариа, но то, что произошло с Хвостом, было очевиднее, чем пять пальцев на руке.
Толстый доберман снес меня, как ураган избушку. Я очутился между его животом и стеной, мои ноги болтались в воздухе, а две пивные кружки забарабанили по башке. Я почти потерял сознание, когда Гоша вдруг ойкнул и пустил слюну. Оказалось, это Ирка заехала ему дубинкой под колено. Добер начал оседать, и я получил возможность обвести мутным взглядом поле боя.
Насколько я мог судить, Фариа снова испарился, оставив нас в компании двух мертвецов и одного нежелательного свидетеля. Ситуация была та еще. Если раньше о моей скромной персоне мало кто подозревал, то теперь на меня имелось полное досье, включая недавние рентгеновские снимки моих потрохов. Однако каяться было поздно. Я тупо смотрел, как Ирка в состоянии, близком к истерике, молотит дубинкой по Гошиной морде, с которой постепенно исчезали приметы разумного существа.
Я предоставил своей подруге разряжаться, а сам занялся поисками ключей. Никто из санитаров не успел объявить тревогу, и времени у нас пока было вдоволь. Если, конечно, не зайдет какой-нибудь заскучавший добер из другого отделения.
Прежде всего, я вооружился «береттой», показавшимся мне тяжелым, как пудовая гиря. Хотелось думать, что это ТОТ САМЫЙ пистолет, – запомнить серийный номер я так и не удосужился. После бойни и наезда пивной бочки я чувствовал дикую слабость и головную боль. «Беретту» я с трудом мог поднять выпрямленной рукой. Вероятность того, что я не удержу его при отдаче, была достаточно велика. Зато полная обойма порождала приятное чувство защищенности.
Наконец Ирка решила, что добер получил свое, и выпрямилась, тяжело дыша. Больше всего она напоминала мне сейчас загнанную в угол разъяренную самку леопарда. Очень сексуальную самку, надо сказать. Несмотря на общую слабость здоровья и отсутствие перспективы, у меня стоял, как у молодого. Но ее глаза отпугивали, отвращали, словно глазницы трупа, в которых копошатся черви. В ней появилась какая-то неумолимая, непредсказуемая и зловещая сила. Ничего подобного я раньше не замечал.