Пройдя под аркой, они оказались на переднем дворе храма. В темноте здание представлялось частью горной страны, чуть более правильной, чем природные исполины. По углам, словно стражи вечности, высились четыре восьмиярусные башни. Под крышей храма угадывались окна, затянутые паутиной линий, напоминавших витражи. Но бумаги или стекол давно уже не было. Зато был свет – слабый, розоватый свет, пробивавшийся изнутри здания, словно предвестник зари.
Рудольф понял, что все складывается не совсем так, как ему хотелось бы. Но отступать было поздно. Тина уже стояла у многостворчатых дверей. Когда он начал открывать их, дерево жалобно застонало... Они переступили порог и оказались между двумя рядами каменных колонн. Колонны были отделены от стен проходом шириной около полутора метров.
Свет падал из правого прохода. Колонны и алтарь из черного дерева отбрасывали расширяющиеся тени. Стены были увешаны ветхими полотнами, на которых плясали, совокуплялись, занимались садомазохизмом, демонстрировали непонятные символы боги и богини с ужасающими лицами. Композиции страдали избытком обнаженной плоти.
С лица Руди не сходила застывшая улыбка. На полу храма, покрытом толстым слоем пыли, не было никаких следов. Девушка следовала за ним неотвязно, словно тень. Спустя минуту он оказался прямо против ниши, в которой размещалось ритуальное оружие. Несмотря на очевидную древность, каждый из четырех топоров вполне годился для того, чтобы проломить кому-нибудь голову. Однако бритая голова, которую Рудольф увидел справа от ниши, явно принадлежала не тому, за кем он охотился.
6
Человек сидел в позе кэква-фудза
[27]
лицом к стене на подстилке и толстой подушке, подложенной под ягодицы. За его спиной ровно горели поставленные в ряд розовые свечи. Язычки пламени были абсолютно неподвижны. Незнакомец был одет в странный костюм – слишком просторный, но все же европейский.
Вокруг бритоголового висело невидимое облако покоя; этого облака избегали даже ночные насекомые. Казалось, ничто и никто не может потревожить медитирующего. За исключением Хаммерштайна, который сразу же направился к нише.
Подойдя поближе, он покосился на профиль сидящего человека. Он обратил внимание на холодное застывшее лицо с покатым лбом и необычайно длинную мочку уха. Неправдоподобно огромный череп мог вместить в себя уникальный мозг... но с такой же вероятностью череп мог принадлежать олигофрену.
Полуопущенное веко не дрогнуло, когда Рудольф и Тина появились в поле зрения сидящего. Если бритоголовый и дышал, то делал это совершенно незаметно. В его облике были кое-какие несуразности, которые Руди даже не пытался анализировать. Например, на бедрах медитирующего лежала кривая индийская сабля. Кроме того, он не отбрасывал тени на ближайшую стену. Розовые свечи освещали ровную оштукатуренную поверхность, на которой были различимы мельчайшие трещины.
Руди протянул руку к топору. Что-то прошелестело справа от него, и зомби обдало волной прохладного воздуха. Прежде пустое пространство заполнилось восьмидесятикилограммовым телом. Огромная черная тень взметнулась под потолок храма и слилась со свисающим пологом мрака.
Человек поднялся очень легко и быстро. В воздухе раздался короткий свист. Клинок плашмя ударил Рудольфа по пальцам. Он ощутил не боль, а некую останавливающую силу. Кощунственная аналогия пришла ему на ум. Сила воздействовала так, словно сам Барон Самеди ПРИКАЗАЛ ему быть смирным...
Руди повернул голову, чтобы рассмотреть досадную помеху, и в этот момент узнал бритоголового.
Это не было воспоминанием. Он составил чужое лицо из фрагментов, сложил мозаику в соответствии с внушенным ему алгоритмом. Рудольф видел его на фотографии, с которой Рейнхард Дресслер никогда не расставался и которую носил на груди рядом с сердцем...
В списке психотов, подлежащих уничтожению, этот человек занимал одно из первых мест. Первое всегда оставалось за императором. Но в некотором смысле бритоголовый был опаснее. Встреча с ним означала почти неизбежную изоляцию в Сумеречной Зоне. Это был тот, кто выдавал технам бесплатный билет в один конец. Ликвидатор монастырей. Изобретатель Зоны. Судья, выносивший приговоры, и палач, приводивший их в исполнение. Для этого он не нуждался в помощниках. Его мозг был адски совершенным инструментом пытки и смерти.
Широкое лицо с глазами навыкате приближалось к Рудольфу. Наверняка уже началась атака, однако он ровным счетом ничего не чувствовал. Зомби просто ждал, когда враг потеряет преимущество, которое имел благодаря сабле... Но оказалось, что бритоголовый атаковал не его.
Из-за спины Рудольфа выступила Тина. Ее тело сотрясалось так сильно, что капли пота летели в стороны. Кожу на лице сминали невидимые пальцы. Теперь девушка не казалась красивой и даже симпатичной, – ее лицо исказилось до неузнаваемости и стало почти нечеловеческим...
Барон Шверин фон Вицлебен улыбнулся. Его глаза не выражали ничего, что можно было бы хоть как-то интерпретировать. Он легко и даже ласково похлопал девушку ладонью по щеке. Когда она начала приходить в себя, на ее лице отразилась вначале благодарность, а затем страх.
– Зачем ты привела его сюда? – прошептал барон без всякой злобы.
Она затравленно оглянулась, и тут Вицлебен проткнул саблей ее живот. Руди увидел острие, пробившее кожу на спине. Впервые за много дней он испытал что-то вроде легкого сожаления. Но случай был удобным, и он не мог его упустить.
Зомби толкнул Тину на барона, пока клинок еще оставался в ее теле. Он шагнул вперед и нанес стремительный удар из-за головы умирающей девушки. Его кулак погрузился в пустоту. Там, где только что находился барон, осталось всего лишь его размытое изображение, не отбрасывавшее тени. Лицо и фигура выглядели замутненными; там, где прошла воздушная волна, клубилась потревоженная пыль.
Руди услышал смешок позади себя, прозвучавший в тишине храма гулко и преувеличенно громко. Он обернулся. Вицлебен стоял возле черного алтаря, скрестив на груди руки. Он был в смокинге, как будто только что вышел из клубной курительной, а сабля вообще исчезла.
Тина потеряла равновесие и упала на пол. Ее голова оказалась возле правого ботинка Руди. Призрачный бритоголовый страж храма с окровавленной саблей в руке висел над нею тусклеющей голограммой... Пламя свечей снова выровнялсь. Они излучали розовое сияние, безрадостное, как огонь далекой преисподней.
* * *
Барон расслабился и позволил себе немного поболтать.
– Итак, господин Хаммерштайн, какова причина вашего дурацкого любопытства?
Тон Вицлебена был вполне светским, будто они обсуждали результаты последних скачек.
– Причина у моих ног, – ответил Руди, не выказывая особого огорчения. – Люблю развлекаться в романтической обстановке.
– Прошу прощения за то, что нарушил ваши планы.
– Ничего, сущие пустяки. Я счастлив, если подобные упражнения помогают вам сохранять форму.