Плод воображения - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 13

— Ближайшую ночь, по крайней мере. Кстати, невредно было бы узнать, где этот Розовский теперь остановится…

Она покачала пустым бокалом, давая ему знак налить. Вино показалось ей слишком слабым.

— Еще и дня не прошло, а уже какая-то херня начинается.

— Иначе это было бы никому не интересно. И ничего бы не стоило.

— Эх, почему я не какая-нибудь Джоан Роулинг…

Он второй час, как завороженный, бродил по супермаркету, охреневая при виде открывающихся возможностей. Поначалу он даже не поверил своим глазам. Думал, тут какая-то подстава. Ну не могло такого быть — всего этого добра не оставишь на полках без присмотра, если отвечаешь за безопасность и при этом хоть что-нибудь смыслишь в химии. Потом он сказал себе: стоп, а с чего ты взял, что их интересует безопасность вообще и, в частности, безопасность каких-то там «креатур»? И всё сразу стало на свои места. Нестор осознал, где он находится. В некотором смысле это был Дикий Запад, место беззакония, в том числе Божьего. Мечта анархиста, сладкий сон бомбиста.

Было бы глупо и нерационально покидать… склад, назовем это так. Хотя название супермаркета — «Эпицентр» — тоже казалось ему вполне подходящим. Нестор осмотрел подсобные помещения — всё обстояло даже лучше, чем он ожидал. И все-таки стоило призадуматься, почему интересующий его товар лежал нетронутым. Правда, с точки зрения обывателя, тут осталось мало полезного и ничего ценного. Возможно, тот случай, когда транспортировка обошлась бы дороже самого барахла. Продуктов не было совсем, если не считать консервированного собачьего и кошачьего корма в соответствующем отделе. Ни мебели, ни компьютеров, ни кассовых аппаратов. В торговом зале не сохранилось даже лампочек, а в подсобках лишь кое-где включались тусклые зарешеченные светильники.

Случайному человеку всё это могло показаться картиной убожества и разрушения. По мнению Нестора, убожеством был весь мир и поэтому не следовало обращать внимания на несущественные мелочи. Все составные части сложного механизма износились до крайности, требовали срочной замены… или уничтожения, ибо свихнувшаяся машина, которая пошла вразнос, куда опаснее сломанной и мертвой.

Такова была теория, а к практике Нестор не переходил только потому, что он не был сумасшедшим. Он понимал, среди кого он живет: среди ослепленных, обманутых, перепрограммированных, инфицированных рабов тотально искаженной «реальности». А кроме того, он знал и помнил уроки истории: как и сотни лет назад, тех, кто слишком рьяно брался насаждать истину, ожидало заточение в тюрьме или в психушке или даже смерть. Государство со всей своей структурой подавления и было той свихнувшейся машиной, которая продолжала впустую лязгать, но при этом и тупо дробить в пыль всё живое, а особенно то, что угрожало в перспективе нарождением прекрасного и свободного нового мира.

Однако Нестор отдавал себе отчет: никакая замкнутая система не может до такой степени изуродовать самое себя — и мало-помалу для него становилось очевидным наличие негативного внешнего фактора, поначалу совершенно загадочного. И хотя львиная доля причин покоилась под многослойными отложениями следствий, он не только интуитивно чувствовал присутствие, но и находил этому веские подтверждения.

Вскоре он проникся полнейшей уверенностью, что земные беды не случайны и кем-то инспирированы. Правда, в отличие от большинства озадаченных теми же проблемами, Нестор не искал виноватых среди, например, жидомасонов — подобные ссылки, апеллирующие к примитивным инстинктам, всегда вызывали у него тихий смех: всё равно как если бы крысы назначили виноватым в наводнении самого умного, хитрого и жирного собрата.

Ведь тысячелетиями ничего не менялось по большому счету, несмотря на колоссальный прогресс технологий. Империи создавались и гибли, города превращались в пепел, поколения проживали свой краткий век в корчах и муках, и не было видно конца истреблению себе подобных, ненависти, чудовищным пыткам и миллионам голодных смертей. Да, человечество определенно было проклято, но уж точно не ветхозаветным старцем и не за то, что у некой особы в райском саду некстати проявился авитаминоз. Проклятие так многолико: им может стать невидимый и неощутимый «червь» в голове, паразит информационных полей, «черная дыра», перекачивающая мыслящую материю из этой вселенной на тот свет…

Однажды Нестору приснился глаз в небе. Нечеловеческое око взирало на Землю с бесконечным, неописуемым превосходством. Но по отношению к собственно Нестору это не было даже превосходством: глаз просто не давал себе труда заметить его смехотворное существование. Это был, если угодно, взгляд «третьего рода». Именно тогда, во сне, Нестор понял окончательно и бесповоротно, откуда взялись эти «золотые миллиарды», октябрьские перевороты, «естественные отборы», нацистские зверства, теория «вертикального прогресса»…

И оставалось только проснуться, чтобы сделать окончательный вывод, что называется, наяву. Нестор пробудился и сказал себе: тут не обошлось без вмешательства инопланетного разума.

Он не любил занимать чье-либо место — даже то, которое, согласно поговорке, пусто не бывает, но в результате исхода вдруг освободилось.

В кабинете директора Музея природы он оказался случайно, если считать случайными действия, совершаемые по наитию и лишь косвенно вызванные давлением обстоятельств. Поначалу он ничем себя не удивил — его выбор был до отвращения стандартным, как предписание командировочного: лучший в городе отель «Европейский». Однако Барский не стал вторгаться на территорию, уже помеченную следами в холле, и тем более не стал выяснять, кто его опередил, а отправился гулять по улицам, доверившись интуиции и положившись на тот самый «случай».

Вскоре он приметил большое и когда-то, возможно, даже красивое здание, которое до национализации явно успело побыть чьим-то дворцом, но уцелевшие таблички на двух языках по обе стороны от главного входа заклеймили его в печальном качестве хранилища останков матери-природы.

Надо сказать, музеи всегда нагоняли на Барского тоску. Что могло служить лучшей иллюстрацией тщеты человеческой, если не развалы всевозможного барахла, сохранившегося до наших дней, в то время как от людей, его сотворивших, не осталось даже горсточки пыли и, за редким исключением, имен в памяти потомков.

Но тут дело обстояло иначе. Он понял это сразу же, как только прошел между двумя рядами почерневших деревянных идолов, распахнул незапертые двери и заглянул внутрь — сперва из чистого любопытства. Он увидел только беспорядочно разбросанные «вторичные материалы»: бумагу, пластик, дерево, папье-маше — в общем, бутафорию. Подлинные экспонаты то ли были вывезены, то ли их успели растащить на сувениры. Барский вряд ли получал бы удовольствие, имея дома, например, банку с заспиртованным зародышем обезьяны, но знал тех, кто получал бы. Кроме того, ему были ведомы и более предосудительные странности.