Солнце полуночи. Новая эра - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 63

Старик стоял, читая: Йозеф, Йозеф, Йозеф… Бесполезно. Ничто не пробилось сквозь скорлупу. А потом и город растворился, и звук дыхания сменился рокотом двигателя…)

* * *

Терминал оказался смехотворно маленьким — не больше портативного компьютера. Эта штука, смахивающая на серый кейс из огнеупорной керамики, находилась в полуметре от старика и была доступна как никогда. При желании он мог пощупать ее пальцами. И не только пощупать. Впрочем, запретное желание возникало ненадолго.

Порой его так и подмывало открыть замки и заглянуть в кейс. Трудно поверить, что ради столь незначительной по размерам вещи кое-кто отдал жизнь. Однако дело было, конечно, не в размерах — старик и вправду отупел, но не до такой же степени. Дело было в том, что Терминал мог оказаться поврежденным. От этой мысли темнело в глазах. Неужели все напрасно?!

Он долго боролся с искушением проверить, но так и не решился. Кто он такой? Что он понимает в Терминалах? Разве он сумеет отличить поврежденный от целого? Старик отказался даже от мысли хотя бы взглянуть на него. Это было бы величайшим кощунством — все равно что выпить кока-колы из Грааля в жаркий день…

(А ведь действительно жарко. Кажется, плавится мозг.)

Он вытер пересохшие губы влажной от пота ладонью и смахнул соленые капли с ресниц. Снаружи темнело. Впереди все так же сияли две кровавые звездочки — габаритные огни головного грузовика. В зеркалах заднего вида расплывались радужные пятна — отблески фар бензовоза, идущего следом. По обе стороны дороги мелькали деревья редколесья. Почему-то это действовало старику на нервы. Он слишком привык к открытым пространствам. Или Малыш приучил его? Медиум все еще чувствовал себя использованной перчаткой. Теперь, после нескольких нейрохирургических операций, перчатка уже не была стерильной. И что с ней сделает Малыш? Выбросит — или?..

Еще один мучительный вопрос: почему Терминал доверили самому слабому в группе? Клон вполне мог подставить его под удар, пожертвовать уязвимым звеном. Старик был не настолько самонадеян, чтобы думать, будто Мицар испытывает к нему нечто большее, чем безразличие. Для клонов не существовало привязанностей, не говоря уже о «сыновних» чувствах. Это была еще одна причина, чтобы не прикасаться к священному ящику…

Впереди слева появился широкий просвет, заполненный слабым неоновым сиянием. В ту же минуту грузовик начал тормозить, подчиняясь внешней команде, поступившей по радио. «Какого черта?» — прошептал старик. Частокол стволов, мелькавших справа, распался на отдельные вертикальные линии. Деревья выглядели будто мертвые телеграфные столбы, на которых забыли обрубить сучья.

В кювете лежал перевернутый грузовик с прицепом, похожий на издохшего динозавра. Судя по глубоким выбоинам в асфальтовом покрытии, автокатастрофа была ужасающей. Поблизости виднелись свежие следы траков. Мощный бульдозер очистил трассу совсем недавно.

Неоновое сияние усиливалось. Вскоре показалась громадная плешь, посреди которой торчали коттеджи. К дороге примыкали отстойник и заправочная станция. Сияние исходило из неразличимого пространства над единственным коттеджем, который мог сойти за жилой. Надпись «Мотель „Лесная поляна“» висела в воздухе, будто кто-то расписался флуоресцентной краской прямо на тускло-сером фоне сумерек…

Что-то тут было неправильно.

Старику понадобилось время, чтобы осознать это. Его охватывала паника. «Не надо останавливаться!» — почти проскулил он, заклиная судьбу и случай, а главным образом того, кто распоряжался и тем, и другим. Если Малыш и «услышал» его скулеж, то вряд ли придал ему значение.

Старик совершенно искренне считал, что останавливаться здесь и сейчас — это чистое безумие. Слишком малое расстояние отделяло их от города. Они ехали всего каких-нибудь пару часов. «Уже темнеет, идиот! Слишком опасно», — напомнил ему почти механический голос автомата из справочного бюро, который размещался в рассудочной области сознания и уцелел несмотря ни на что — даже на «терапию», проведенную клоном. В этой области уже нельзя было ничего нарушить. Либо дважды два по-прежнему равно четырем, либо медиум годится только для психушки…

Действительно, никто, кроме смертников и самых отчаянных придурков, не ездит ночью. Но разве сейчас — не крайний случай? И разве команда Малыша состояла не из отчаянных придурков?..

* * *

(Жара и время.

Два фактора, мешающие концентрации. И если первый действует далеко не всегда, то второй является постоянным и практически непреодолимым.

…Они сидели в узкой тени минарета. Солнце палило так, что воздух казался жидким и даже думать было трудно. Но тогда старик еще мог позволить себе сверхусилие. Он был молод, наивен, горяч и еще не понял, что в борьбе против Темного Ангела все средства хороши.

Когда доступные методы не помогали, он повторял набор заученных фраз, постепенно, с течением времени превратившихся в заклинания. Это были «хорошие» заклинания. Ведь он всем желал добра и свободы…

Итак, он говорил и действительно верил в то, что говорил. Шейх Низзам слушал его со снисходительной улыбочкой, будто школьника, выучившегося считать по пальцам до десяти и на этом основании разглагольствующего о Числах. Но, кроме натуральных, были еще десятичные, не говоря уже об отрицательных…

Старик (мужчина, а не старик) отдавал себе отчет в том, что самые чудовищные вещи, да еще преподнесенные соответствующим образом, способны вызвать в слабых человеческих душах ответный сладостный трепет, преклонение, мрачный восторг. Он приводил примеры: потрясающие юношеское воображение ритуалы нацистов, впечатляющую имперскую эстетику коммунистического монстра, суперконторы типа НКВД или Моссада. Да, явный трепет, который язык не поворачивался назвать священным. Это было бы кощунством, впрочем, вполне безобидным… В каждом живет маленький убийца, трусливый и беспощадный зверь, лишенный комплексов, зовущий и подталкивающий в темноту. Кто-то подчиняется зову, кто-то блуждает в сумерках, кто-то возвращается к свету. Но никто не застрахован от непоправимой ошибки. И где он, истинный свет?

Восторг? Именно так. А еще — завороженность. Сверхсила завораживает. Это особо касается абсолютного зла. Абсолютным злом он считал тогда нечто непреодолимое, даже если оно являлось всего лишь химерой, порожденной сознанием. Но, вероятно, подобные химеры — это и есть самое страшное? Люди начинали вольно или невольно служить тому, чего они не в силах победить. Это была наихудшая и наипошлейшая «новость» с тех пор, как кучка неврастеников бюрократов распяла Иисуса Христа.

Низзам смеялся.

Они сидели очень долго, и что-то было не так, а потом старик вдруг замечал, что тень минарета неподвижна.

— Время… — шептал Низзам. — Ох уж это время…)

* * *

Грузовики уже сворачивали с трассы на огромную пустую стоянку. Бетонное поле тянулось до самой границы территории мотеля, обозначенной сетчатым забором, который был взломан во многих местах наступающим лесом. Черное пятно вокруг затемненных коттеджей не могло быть ничем иным, кроме как выжженной травой. Не мотель, а пепелище…