Додж по имени Аризона - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Уланов cтр.№ 86

— Слушаю, товарищ комбриг.

Точно! Вспомнил — именно так ко мне Аулей обратился, когда они с Иллирием меня на покойного Гарика ориентировали. Ну да, почти что слово в слово.

— Нет, — говорит комбриг. — Для начала это я тебя послушаю, старший сержант. Расскажи про себя. Что такое автобиография, знаешь?

— Так точно.

— Ну вот и изложи мне свою автобиографию, — усмехается. — Устно.

Вот те раз, думаю. Приехали. Автобиографию ему, значит. Устно. Спасибо большое, только вот мне на бумаге как раз сподручнее — с грамматикой-то у меня проблем нет, зато обдумать можно-все спокойно, не торопясь. А то ведь слово — оно, как известно, не воробей.

— А как излагать? — интересуюсь. — Полностью, со всеми подробностями или сразу с призыва начать?

— Подробности, — говорит комбриг — можешь опустить… по своему усмотрению. Что нужным посчитаешь, то и рассказывай.

Влип. Ладно, думаю, что уж тут. Скрывать-то мне от своих нечего, и потом… как он, если что, мой рассказ проверять собирается? Запрос посылать по месту службы? А из документов у меня — финка да шрамы, на которые девчонки давеча пялились.

— Значит, так, — начинаю. — Малахов Сергей Александрович, двадцать третьего года рождения, комсомолец. На фронте с июля 41-го… доброволец. Шел от Днепра до самой Волги… 6 октября 42-го ранен, осколочное, шесть месяцев в госпитале.

Как раз всю Сталинградскую битву провалялся. Обидно было — до слез. Там же, у Чуйкова, как раз моя бывшая дивизия сражалась… то, что от нее осталось.

— Второй раз ранен в июле 43-го, пулеметная навылет, два месяца. С ноября — в дивизионной развед-роте. Имею награды — три медали «За отвагу», два ордена «Славы» и «Красную Звезду». Все, товарищ комбриг.

— Больше ничего не хочешь добавить?

Я подумал с полминуты.

— Никак нет, — отвечаю.

— Награды все уже в разведке заработал?

— Одну медаль в госпитале получил, — говорю. — После ранения, первого. А остальные — там.

— А первая за что?

Вот ведь… въедливый. Товарищ комбриг Клименко. Я аж взмокать потихоньку начал.

— «…За личное мужество и отвагу, проявленные в боях за Советскую родину», — цитирую. — Как и положено согласно статусу. Мы высотку держали. От взвода двое осталось — я и рядовой один. Пять атак отбили. Между атаками нас минометами обрабатывали, тогда-то я осколок и поймал. Вечером подкрепление подошло…

Большое такое подкрепление… шестеро солдат, одно «ПТР», да лейтенант, младший. А что — наш взвод тоже ведь… остатки роты, что осталась от полка.

— …меня в тыл. Ну и представление вслед.

Не знаю, кто это тогда умудрился время найти — наградной лист заполнить.

Тогда тяжело было. Днем и ночью пыль да дым. Вымотались так, что, когда сели на эту высотку, я прямо обрадовался — позиция важная, хорошая — значит, будет приказ держать. Думал, хоть ноги отойдут немного…

Немцы еще какие-то скаженные попались. Вроде бы не эсэс, а перли так… ладно еще, что у них брони не было, а то бы они живо нас на гусеницы намотали. У нас-то всей ПТО — две гранаты, три бутылки.

Патронов они зато не жалели. И мин.

Нам еще повезло — прямо за высоткой полуторка разбитая стояла. Я после второй атаки фляги пособирал, сходил и наполнил из радиатора. Иначе бы «максим» уже на следующей атаке накрылся, а так они его только перед последней, пятой, умудрились прямым попаданием на дне окопа достать.

Сколько же их на нас тогда лезло? Рота, не меньше. Считай, половина под той высоткой и осталась.

А второй раз я даже испугаться толком не успел. Поднялись в атаку, и тут дзот ожил. Понятно, после первой же очереди все попадали — вот только я ту самую очередь и поймал.

Клименко тем временем в стол полез, достал оттуда пачку «Казбека» — хорошо, думаю, что я некурящий, а то бы точно сейчас глаза на лоб полезли — достал папиросу и мне протягивает.

Я только головой мотнул. Тогда он плечами пожал, пачку обратно в стол спрятал, закурил, клуб дыма в потолок выпустил и мечтательно так на него уставился.

Эге, думаю, а ведь он этот цирк специально для меня устроил. Было б у него бесперебойное снабжение табаком — фиг бы он так на это облако пялился.

Самое смешное, что у меня свой табак был. Только слегка того… не пригодный к обычному употреблению. «Кайенская смесь» — махорка пополам с перцем.

Первое дело против собак. Опять же, часового снять — сыпанул в мешок и на голову. Да и просто в рукопашке в глаза противнику швырнуть — никому мало не покажется. У меня в кармане полный мешочек лежал. Я его еще в брезент завернул для надежности, а то мало ли что — болото или там особо заснеженные миры.

— А как, — интересуется комбриг, — в разведку попал?

Как-как… как все.

— Дивизионная разведрота потери понесла, — слова какие-то чужие, казенные, едва-едва на языке ворочаются, — в ходе разведки боем. Приказали восполнить некомплект.

Это был серый ноябрьский день. Солнца не было, а был снег, совсем мелкий, крохотные белые пылинки медленно кружились в воздухе и тихо хрустели под ногами. Капитан шел вдоль застывшего серого строя, останавливался, вглядывался в лица… и шел дальше. На нем был новенький офицерский полушубок, расстегнутый, и из-под него тускло поблескивала Звезда Героя. И когда он стал напротив меня… я еще подумал, что такие глаза называют выжженными… сказал «ты» и пошел дальше. Дошел до конца строя, повернулся и негромко скомандовал: «Разведчики, два шага вперед». И я сделал эти два шага, и сразу вся прошлая жизнь осталась там, позади.

Черт, думаю, как давно это было. А ведь меньше года прошло. Только… вместилось в эти месяцы столько, что другому и за триста лет не испытать. И не рассказать… слов таких нет, не придумали еще. Может, потом, после войны придумают… те, кто останется…

Из тех двенадцати, что капитан в тот день отобрал, двое осталось. Севка Тележкин, ну и я, грешный. Остальные… кто по госпиталям, кто в земле, а кто и вовсе… без вести.

Мы целого майора приволокли, нас корреспондент из фронтовой газеты щелкнул, всю нашу роту и капитана перед строем. В газету, правда, снимок не взяли, только статью напечатали, но корреспондент тот фото капитану с оказией передал. Аппарат у него хороший был, трофейный, и снимок получился удачный.

Тут я вдруг сообразил, что уже с минуту стою и стеклянными глазами в никуда пялюсь. А комбриг молчит, будто так и надо… или и в самом деле так надо?

— Вот что, Малахов, — говорит он наконец, — будем считать, что личное дело твое, — усмехается, — я изучил. И есть у меня должность, для которой ты, как мне сдается, подходишь… более чем. Да и еще…

Достал из стола какой-то свиток и небрежно так ко мне подвинул.

— На, — говорит, — держи. Да не шарахайся так, не кусается.