— Все кончится тем, что мы снова вернемся в Дубьюк! — трагически прорычал Энтон.
Дубьюк. У Гарри потускнели глаза. Никакой выпивки по воскресеньям; женщины зажимают носы, если не мыться каждый месяц; маленькие дети бросаются шариками из разжеванной бумаги. Дубьюк означал отказ от всех радостей той замечательной жизни, которую вели Гарри и Энтон на протяжении семи лет, с тех пор как дядя Зеб грохнулся замертво прямо здесь, на парадной лестнице «Магазина Гранди». Огромный, безобразный, старый дядя Зеб.
Старый мертвый Зеб. Древний… мертвый… человек.
Завопив от радости, Гарри Гранди вскочил с кровати и отбросил висевшее одеяло. Он не собирался отказываться ни от Сэлвиджа, ни от магазина, ни от проституток в бархате, ни от всех остальных Богом данных щедрот — во всяком случае, без борьбы.
— Неужели нигде здесь нельзя побыть только вдвоем? — проворчала Фифи ла Пальма из-за массивного тела Энтона, но Гарри не стал обрашать на нее внимания.
— Энтон, я придумал. Я знаю, что делать!
Глава 14
— Неужели никто не догадался захватить с собой запасную колоду карт? — возмутился Кассиус.
— Нет. — Венис вздохнула; Они путешествовали уже три дня, и каждый день казался длиннее предыдущего. И все из-за ее сопровождающего, Кассиуса Рида.
— Такого не может быть, не может! — кипел от негодования он.
— Если бы вчера вечером вы не оставили карты снаружи, ветер не унес бы их, — рассудительно заметила Венис. — Если хотите, я могу сделать…
— Сначала нет приличного постельного белья, теперь еще это! — перебил ее Кассиус, копаясь в сумке. — Как, хочу я спросить, должны мы развлекать себя в этом унылом месте?
— В унылом? — изумленна повторила Венис. — Оно волшебное! Неужели оно не кажется вам прекрасным?
— Прекрасным? Мокрый лес и куча гор? — Он презрительно фыркнул. — Если бы я хотел восхищаться панорамой прекрасного горного пейзажа, то скорее делал бы это в клубе, сидя в удобном кресле перед картиной, а не на спине мула в ливень.
— Но тогда вы не были бы частью этого великолепия. Вы были бы просто… зрителем.
— Слава Богу! — раздраженно отозвался Кассиус, переходя к поклаже следующего мула. — Я бы сошел с ума от скуки, если бы меня заставили какое-то время быть частью этого «великолепия». Кстати, в скуке. Чем, по-вашему, мы будем занимать себя остаток дня?
— Если вы ищете чем заняться, то можете помочь поставить палатку, — предложила Венис.
— Поставить палатку? — скептически эхом отозвался Кассиус. — Это то, за что платят этим дикарям. — Он махнул в сторону Очень Высокого Дерева и Кривой Руки.
— Они заняты тем, что стараются разжечь костер.
— И нисколько не торопятся. Я заявляю, что совершенно замерз. Костра нет, вокруг проклятые мокрые леса, никакой приличной еды. И здесь тоже ничего стоящего. Ничего, кроме нескольких книг. — Он захлопнул клапан на сумке, даже не потрудившись ликвидировать беспорядок, который устроил в ней. — А это оборудование для раскопок. — Он произнес последнее слово, как будто говорил о заразе. — Не могу поверить, что такой богатый человек, как ваш дядя, не включил в свой список поставок несколько вещей, необходимых культурным людям.
Все еще не придя в себя от того, что Кассиус считал все это великолепие «скукой», Венис принялась заново укладывать сумку.
— Гм-м… — пробормотал Кассиус, подходя к ящику Ноубла. — Интересно, что здесь у Маккэнихи?
— Он сказал, что это какие-то окаменелые раковины для моего дяди, — ответила Венис.
Кассиус постучал костяшками пальцев по дереву, и по звуку показалось, что ящик пустой.
— Могу поспорить, там что-то другое, не камни.
— Мистер Маккэнихи сказал, что обещал дяде присылать все окаменелости, которые не может классифицировать. Не сомневаюсь, это так и есть.
— Ваш дядя, вероятно, просил… — Кассиус бросил быстрый взгляд на индейцев, — выпивку. — Произнеся это слово, он снова взглянул в сторону индейцев. — Не сомневаюсь.
— Я так не думаю. Мистер Маккэнихи сказал…
— Мистер Маккэнихи сказал! — прошипел, задыхаясь, Кассиус. — Моя дорогая, вы должны понимать, что нельзя доверять таким людям. Он немногим лучше, чем дикарь, который тоже живет без крыши над головой.
— Тогда у меня тоже есть склонности к «дикарству», потому что мне здесь нравится.
— Да. Да. Для разнообразия это замечательно, — признал Кассиус. — Но я совсем не это имел в виду. Я хочу сказать, что Маккэнихи не нашего сорта.
— Не нашего сорта?
— Ноубл Маккэнихи — всего лишь ирландский головорез из нью-йоркских трущоб.
— А что именно вам известно о мистере Маккэнихи, мистер Рид? — не выдержала Венис.
— Я знаю о нем все. — На лице Кассиуса появилось самодовольное выражение. — Он был в Йеле в то же время, что и я.
— Был в Йеле?
— Да, совсем недолго, — пренебрежительно ответил Кассиус и усмехнулся: — Я понимаю, о чем вы подумали. Что может делать в Йеле ирландский иммигрант? Это весьма забавная история. Ноубл Маккэнихи был объектом благотворительности, социальным экспериментом какого-то богатого человека. Я бы предположил, что он мог быть внебрачным сыном этого человека, но, судя по чудовищному акценту, который был у Ноубла, когда он впервые появился в колледже, совершенно очевидно, что он был прямо от сохи.
И с такой нетерпимостью Ноубл был вынужден мириться в колледже? Поэтому он уехал из Нью-Йорка?
— Этот человек оплачивал жизнь Маккэнихи — его одежду, его жилье, его пороки — все! Плата за обучение была самым малым из расходов! — Кассиус еще сильнее наклонился вперед. — Подождите, дальше — лучше.
— Не желаю больше слушать, — резко заявила Венис.
Но он продолжил, хотя его об этом не просили:
— Когда Маккэнихи не оправдал ожиданий, покровитель отправил его в армию.
— Отправил? — У Венис перехватило дыхание. — Нет!
— Да. А что еще делать с тем, кто становится возможным источником неприятностей на политическом поприще?
— Вы ничего этого не знаете, — убежденно сказала Венис, не желая поверить, что это правда, но уже понимая, что все так и есть.
Кассиус наконец почувствовал, что его слова не производят желаемого эффекта, и усмехнулся, словно был оскорблен недоверием Венис.
— Я узнал это из достоверного источника — от клерка в канцелярии ректора. По-видимому, никто этого не знал, даже сам Маккэнихи… но неизвестный благодетель оставил его без единого цента. Он послал его имя службам, проводившим призыв в армию.
— Это ложь! — От щек Венис отхлынула кровь. Неужели ее отец способен на предательство такого масштаба?
— Нет. — Кассиус произнес это слово с нескрываемым удовольствием. — Это правда. Его благодетель лишил Ноубла всего и подал его имя в военное ведомство для призыва. — На лице Кассиуса появилось хитрое, лживое выражение. — Откровенно несоответствующие меры для того, чтобы отделаться от неудавшегося эксперимента, не правда ли? Я часто задавал себе вопрос: зачем бы ему делать что-то такое, если между ним и Маккэнихи не было «особенных» отношений?