- И что Елена? Отказала вам?
- Еще как! Разозлилась так, что аж руки затряслись, Я
не стала настаивать, зачем, если ей так неприятно…
- Кто был на свадьбе из ее знакомых? - Настя свернула
на следующую тропинку.
- По-моему, только девочка из салона, Ленкина сменщица.
Больше вроде бы никого.
- Кстати, об этой сменщице. - Настя лицемерно сделала
вид, что вспомнила только сейчас. - Вы знали о том, что Елена разрешала ей
пользоваться своей квартирой для интимных свиданий?
- Конечно! Вот этого Лена как раз совершенно не
скрывала. Несколько раз даже, помнится, когда мы встречались, она говорила, что
Нина сейчас у нее и ей нужно как-то убить время, чтобы не помешать. Потом Нина
звонила, и Ленка ехала домой.
- А зачем она это делала? Ведь они не были близкими
подругами, а это же так неудобно: гулять где-то после работы, выжидать, пока
квартира освободится. На это обычно идут ради близких друзей, а Нина была для
Елены фактически посторонней.
- Анастасия Павловна, Лена была очень доброй. То есть…
- Наталья замялась, подыскивая более точное определение, - ей ничего ни для
кого не было жалко. Она не была доброй в смысле отношения к людям, наоборот,
она была очень критичной, язвительной, злой, особенно по отношению к мужчинам.
Вы бы слышали, что она говорила про эту Ниночку! Но при этом если она могла
кому-то хоть чем-то помочь, она не задумывалась ни на минуту. Ведь когда мы
познакомились, она меня, первую встречную, ночью привела к себе, не побоялась,
более того, отдала мне шубку просто под честное слово, у нее даже телефона
моего не было. А если бы я ее не вернула?
- Может, ей в голову не приходило, что вы можете не
вернуть шубу? У вас такая располагающая внешность, и Елена вам верила, -
предположила Настя.
- Да нет же, она все понимала. У воров и мошенников
внешность всегда располагающая. Я уверена, что Ленка понимала. Но при этом ей
не было жалко этой шубы.
- И еще вопрос, Наташа. В квартире у Елены мы нашли
листки с напечатанным текстом. На одних написано "Так мне и надо", на
других - "Я этого достойна".
Ничего по этому поводу не скажете?
Наталья снова задумалась. Закурила.
- Я была у Ленки дома всего два раза: когда меня
ограбили и на другой день, когда шубу возвращала. После этого мы встречались в
городе, или гуляли, или в кафе сидели, или на пляж ездили. Так что о предметах
в ее квартире я мало что могу сказать. Но слова "Так мне и надо"
Ленка повторяла часто, это точно.
- А "Я этого достойна"?
- Ни разу не слышала.
Разговор с Натальей Разгон занял несколько часов, Насте
нравилось, что наблюдения журналистки были точны, а выводы основывались на
фактах, а не на ощущениях.
И теперь, обложившись листками и карточками, на которые она
выписала все, что показалось интересным и важным, и из материалов дела, и из
расшифровок диктофонных записей бесед Андрея Чеботаева с людьми в Новосибирске,
Настя почувствовала, что Елена Щеткина ожила, стала понятней. Она перестала
быть загадочной.
"Жила-была девочка Лена…" - начала она
рассказывать сама себе, заглядывая в записи.
***
Профессор Щеткин был известным ученым-биохимиком, помешанным
на науке и готовым закрывать глаза на все, что помешало бы ему заниматься
любимым делом. Его жена Лариса Петровна работала бухгалтером в одном из НИИ
новосибирского Академгородка. Супруги трудились в разных институтах, но
Академгородок - все-таки не Москва, и там все про всех знали, тем паче что и
жили компактно. Щеткин был одним из немногих, кто в советское время считался и
был выездным, и его жена и дочь щеголяли в наимоднейших заграничных тряпках.
Леночка, которая всегда была красивым ребенком, училась
только на "отлично" и с самого первого класса прочно удерживала
позицию лидера. Мальчики влюблялись в нее, девочки восхищались или завидовали.
И вот в пятом классе произошло ужасное: к Щеткиным на несколько дней приехала
родственница из деревни, и Лена заразилась от нее вшами. Ничего страшного,
несколько дней посидеть дома, два-три раза вымыть голову керосином - и проблемы
как не бывало. Лариса. Петровна запаслась справкой из детской поликлиники о
том, что у Лены острое респираторное заболевание, и принялась за лечение
ревевшей от горя дочери.
- Никто не узнает, - убеждала ее мама, - у тебя справка
о том, что ты простыла. Ты только сама никому не говори, и все будет хорошо.
На второй день к Лене зашла подружка-одноклассница,
проведать больную. Лена встретила ее с тюрбаном на голове.
- Привет! Что с тобой? Грипп?
- Простыла, - заученно ответила Лена. - Насморк.
И кашляю.
Для убедительности она даже кашлянула пару раз.
- А почему голова завязана?
- А… это мама мне голову помыла, - не растерялась
девочка.
- Как это - голову помыла? - возмутилась подружка. - Ты
же простужена. Мне моя мама говорит, что нельзя мыть голову, когда болеешь.
Лена молча пожала плечами, против слов чужой мамы аргументов
у нее не нашлось, а авторитет взрослых был пока еще достаточно высок.
- Слушай, а откуда так керосином воняет? - спросила
настырная подружка, сморщив носик. - От тебя, что ли? Ну точно, от тебя.
К этому Лена готова не была, растерялась и выложила
задушевной подружке все как есть.
- Только никому не говори, ладно? - попросила она. -
Дай слово, что не скажешь.
- Клянусь! Честное пионерское под салютом всех вождей!
- торжественно произнесла та.
Но многого ли стоили "честные пионерские слова",
данные двенадцатилетней девочкой, в начале восьмидесятых? Вероятно, немного,
потому что когда через три дня Леночка Щеткина появилась в классе, ее встретили
улюлюканьем. "Вшивая! Вшивая!" - радостно кричали те, кто еще недавно
считал Лену первой умницей и красавицей класса. "Я не буду с ней сидеть,
от нее керосином воняет, я от нее вшами заражусь!" - горланили мальчики,
мстя ей за то, что не обращала на них внимания.
Лена убежала из школы и прорыдала дома до самого возвращения
матери с работы.
- А я тебе говорила, нельзя никому доверять, нельзя
никому ничего рассказывать, - сердито выговаривала ей Лариса Петровна. - Так
тебе и надо, болтать меньше будешь.
Мать действительно частенько повторяла девочке о том, что
язык надо держать за зубами и никому ничего лишнего не говорить. Папа выездной,
его постоянно проверяют и милиция, и КГБ, и не нужно, чтобы люди знали, чего и
сколько у них в семье есть. Лариса Петровна ходила, к примеру, уже три года в
одной и той же шубе, и зачем кому-то знать, что муж на самом деле привез ей
из-за границы еще две, которые она с большой выгодой продала приятельницам в
Новосибирске. Люди завистливы, поучала мама дочку, они не любят, когда другие
живут лучше, чем они сами, и из зависти делают другим всякие пакости. Могут
анонимку написать и еще что-нибудь придумать. А папа постоянно под контролем
органов, потому что часто ездит за границу, к нему - внимание особое, и что бы
в семье ни происходило, за порог квартиры этого выносить нельзя. "Если
тебе очень хочется чем-то поделиться, поделись со мной, - говорила Лариса
Петровна Леночке. - Зачем тебе эти глупые подружки, которые не только все
разболтают, но еще и переврут?"