Соавторы - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 64

- Возможно… - задумчиво ответил Богданов. - Может быть, вы и правы, Катя… А вы сами боитесь смерти?

- Боюсь. У меня дети маленькие, Глеб Борисович, я должна их вырастить, поэтому ранней смерти мне хотелось бы избежать.

- Но если следовать вашей логике, то какая разница, в каких условиях будут расти ваши малыши, ведь они тоже рано или поздно умрут, как ни кощунственно это произносить.

Глафира Митрофановна боязливо оглянулась и быстро перекрестилась. Как можно такие вещи матери говорить? Хоть и любит она Глебушку безоглядно, хоть и не нравится ей Катерина, разлучившая Васенькиных родителей, но уж где он не прав - там не прав, и возразить нечего.

- Я все понимаю, Глеб Борисович, голубчик, я вижу, что Васина история несовершенна, она не дает ответов на множество вопросов, у нее концы с концами не связаны, но мальчик задумался, вы понимаете? Это же очень важно, что он задумался и даже сделал первый шаг: попытался построить теорию, которая избавляет от страха смерти. Эту теорию можно додумывать, достраивать, доводить до логического конца и полного совершенства, но ее нельзя отвергать на корню. Если хотя бы часть его истории войдет в книгу, он поверит в себя и начнет работать уже серьезно. А вдруг он станет тем лекарем, который избавит людей от страха смерти? Подумайте, ведь только от нас с вами сегодня зависит, будет у Васьки такая возможность или нет.

- Ну хорошо, - Глафира услышала звук отодвигаемого кресла, видно, Глебушка встал, - считайте, что, вы меня уговорили. Вы хотите, чтобы спектакль состоялся завтра?

- Да, пожалуйста. Только…

- Не надо меня учить, дорогая, уж в чем, в чем, а в этом у меня опыта побольше, чем у вас. И будьте готовы к тому, что вашего Васеньку я как следует повожу мордой об стол. Не возражаете?

- Не возражаю. Так будет даже лучше. И правдоподобнее. Спасибо вам, Глеб Борисович. Я была уверена, что вы меня поймете.

- Не благодарите меня, я пока еще ничего не сделал.

Благодарить будете потом, если все получится так, как вы хотите. Глаша!

Глафира пулей выскочила из каминной залы в прихожую.

- Тут я, Глебушка. Можно убирать со стола?

- Можно, можно. Мне пора одеваться. И ты не засиживайся, ты же сегодня пораньше домой собиралась.

Жаль, что мне в другую сторону ехать, я бы тебя подвез.

Но мне не по пути, а опаздывать нельзя.

- Глафира Митрофановна, вы где живете? - спросила Катерина, зашнуровывая высокие ботинки.

- В Коптеве, - откликнулась та, проворно собирая чашки, тарелки и блюдца на поднос. - От "Войковской" на трамвае пять остановок.

- Михалковская улица там недалеко, кажется?

- Да прямо рядом, Михалковская - это ж Коптево и есть. А тебе зачем?

- Если хотите, я вас отвезу, мне на Михалковскую нужно по делу.

- Так я не готова еще, - растерялась Глафира. - Мне чашки вот помыть надо…

- Ничего, я подожду, время есть. Ну как, поедете со мной?

Глафира заметалась. С одной стороны, на машине после целого дня работы проехаться до дому куда как приятнее, чем давиться в переполненном метро и в битком набитом трамвае, ноги-то хоть и крепкие пока, а все одно не молодые. Но с другой стороны, не любит она Катерину, и ехать с ней вдвоем - мало радости. Хотя справедливости ради надо признать, что сегодня Катерина старую домработницу приятно удивила тем, что так горячо вступилась за Васечку. Может, не такая она и плохая, а что мужа от живой жены увела и семью разбила, так надо еще посмотреть на ту жену и на ту семью, может, она, семья то есть, доброго слова не стоила, на ладан дышала, на корню разваливалась. Васечку только жалко, жил себе поживал при отце с матерью и вдруг в одночасье остался один-одинешенек. Двадцать лет - это что, возраст? Даже Глебушка в двадцать лет еще ребенком был, а нынешние-то - они совсем инфантильные (очень Глафире Митрофановне нравилось это слово).

Однако с другой, опять же, стороны если посмотреть, так Васечка и не жаловался, наоборот, только рад был, что ему самостоятельность дали проявить и никто над душой не стоял. Так все-таки ехать или не ехать?

- Поеду, - решилась старуха, - ты меня подожди, я быстро.

Богданов поблагодарил Катерину и ушел, такой немыслимо красивый и статный в своем длинном плаще поверх смокинга, с густой серебряной шевелюрой и ухоженным смуглым лицом, казавшимся рядом с белоснежной сорочкой совсем коричневым, а Глафира помчалась на кухню мыть посуду. Катерина терпеливо ждала, сидя в прихожей на стульчике, на который она присела, надевая ботинки, да так и осталась.

Давно Глафире Митрофановне не приходилось стоять в московских пробках. Это и понятно, ведь она на машине не ездит, все больше пешочком или на городском транспорте передвигается. Конечно, частенько бывает, что Глебушка возвращается домой поздно, водителя не отпускает и отправляет Глафиру домой на машине, если она еще не ушла и не остается ночевать, но вечером дороги не очень загружены, и доезжает она довольно быстро. О пробках она много и часто слышала от Глеба Борисовича, от других людей, приходящих в дом, и по телевизору, а самой испытать как-то не привелось.

Ох и муторное это, оказывается, занятие! И как у людей нервов хватает? Катерина вон сидит как ни в чем не бывало, даже не поморщится, думает о чем-то своем.

Ну так и Глафира о своем подумает. О Глебушке, например. Что у нее еще есть своего? Мужья померли, деток бог не дал, в Глебушке вся ее жизнь. Плохо, что один живет, словно бобыль какой, а ведь и двоюродный брат Гриша жив-здоров, и жены были, и сын от первого брака, и дочь от второго, и внуки - сын-то давно женат, уже и развестись успел. Вон родни сколько, а Глебушка все один, все один… Никого не признает, никого не любит. Проницательная и мудрая Глафира Митрофановна подозревает, что Глебушка и себя-то самого не очень любит. И никому, кроме старой няньки-домработницы, не верит. Это ж надо было так свою жизнь искалечить!

До этого места мысли Глафиры Митрофановны доходили каждый день, но дальше не двигались, потому как начиналось в ее душе смятение, похожее на Тяни-Толкая из детской сказки. В одну сторону тянула безусловная преданность и безоглядная любовь к своему питомцу, которого молоденькая Глашенька еще тринадцатилетней девчонкой на руках носила, колыбельные ему пела и в мягкую розовую попку целовала. В другую же сторону тянули сомнения: а прав ли он? Может, все же погорячился Глебушка, дал волю напрасным подозрениям и обездолил себя, хотя мог бы жить, окруженный семьей, детьми, внуками… Всей правды Глафира не знала, но ужас-то в том, что и Глебушка этой самой правды до конца не знает, вот и мучается. И она вместе с ним. Ведь Илюшеньку, первого сына Глеба Борисовича, она тоже вынянчила, и привязалась к мальчонке, и любила его уже за одно то, что был он Глебушкиной кровиночкой. А потом, когда все случилось, Илюшенька перестал бывать у отца. Он бы приходил, он не злопамятный, наверняка давно отца простил, да Глебушка не пускает. Нет, не так, конечно, впрямую от дома не отказывает, но и не приглашает, пускает, но редко и уж тогда, когда совсем нельзя не пустить. На свой день рождения, к примеру, когда все приходят поздравить, или перед Новым годом, когда принято подарки дарить. Но сухо держится отец с сыном, разговаривает коротко, в глаза не глядит. А все из-за чего? Из-за собственной дурости. Как ни любила Глафира Митрофановна Глеба Борисовича, а поступки его оценивала объективно и критично, хотя полусестринская-полуматеринская любовь ее от этого меньше не становилась. Очень ей хотелось оправдать Глебушку, но она понимала, что если в истории с братом Григорием непонятно кто виноват и виноват ли вообще хоть кто-то, то уж в истории с Илюшенькой виноват только сам Глебушка и больше никто. А теперь все это на Ладе отзывается, хотя девочка вообще ничем перед Глебушкой не провинилась. Если бы он спросил у своей старой няньки совета, она бы ему, конечно, много чего сказала, но не таков ее Глебушка, чтобы у кого-то совета спрашивать, всю жизнь был своевольным и упрямым, только своим умом жил.