А Манька крестик сорвала и забрала себе. Более того, надела
его на шею и носила. Он был дорогим, красивым, золотым, с двумя маленькими
бриллиантиками, но для Катерины дело-то было не в цене, а в том, что он -
бабушкин, а бабушке достался тоже от бабушки. Семейная реликвия, родовая
память. И висит теперь на шее у мерзавки Гусаровой.
Мария Владимировна, по-видимому, рассчитывала, что за свой
крестик непокорная Катерина будет драться, а поднять руку на начальника отряда
- это ого-го! Тут уже не одним штрафным изолятором пахнет, а новым сроком за
хулиганство или даже - если повезет - за телесные повреждения. Расчет ее не
оправдался, и Манька озверела еще больше. Она то и дело расстегивала верхнюю
пуговку форменной рубашки и вызывающе глядела на Катерину - пусть полюбуется на
свой крестик, висящий на чужой груди. Шея у Гусаровой была толстой, а цепочка -
короткой, и крестик сиял, посверкивал бриллиантиками под самым горлом.
При таком количестве взысканий ни о каком досрочном
освобождении речь идти не могла, и Катерина отбыла весь срок от звонка до
звонка. За время отсидки сблизилась с Веркой Титовой, обе москвички, да и койки
рядом стоят. Верка сидела давно и освободилась раньше Катерины на несколько
месяцев.
- Кать, ты держись, - говорила она на прощание. - Тебе
уже недолго осталось. Не дай этой гниде себя урыть.
У тебя сейчас самое трудное время настанет, я по себе знаю,
последние несколько месяцев до звонка самые тяжелые, так ты держись, ладно?
Манька - беспредельщица, она будет стараться тебе новый срок навесить, особенно
теперь начнет стараться, потому что в последние месяцы перед освобождением у
всех нервы на пределе, сорваться легко Ты ж столько вытерпела, потерпи еще
немножко.
- Я не сорвусь, - обещала Катерина не столько Верке,
сколько самой себе.
Обещание она сдержала, не сорвалась, несмотря на то что
Верка напророчила правильно и Гусарова в попытках спровоцировать Катерину
превзошла самое себя.
Выйдя за ворота колонии, где ее никто не встречал, Катерина
поклялась себе, что крестик непременно вернет, а Маньке Гусаровой небо с
овчинку покажется.
Но высокий накал не может держаться постоянно - система
перегорает. Пока Катерина добралась до матери, пока утоляла голод по маленькой
Юльке, не отпуская девочку от себя и вдыхая жадными ноздрями ее нежный теплый
запах, пока устраивала свою жизнь в поисках работы, прошло время. А тут еще
Владимир Иванович Славчиков нарисовался, после той встречи в колонии он написал
ей несколько писем, Катерина ответила, и в мыслях не держа возможность
какого-то продолжения. Продолжение, однако, наступило, внеся некоторое смятение
в ее мысли и чувства, и идеи возмездия как-то отступили на второй план.
До рождения сына Антошки Катерина если и вспоминала о
Гусаровой, то как-то вяло, без прежней горячности. После тяжелейшей
беременности и сопряженного с опасностью для жизни рождения Вовчика-второго ей
пришло в голову, что бабушка там, на небесах, все видит и все равно помогает
ей, независимо от того, у кого находится их фамильный крестик, потому что
знает, что крестик попал в чужие руки не по вине Катерины. Может, не надо
ничего предпринимать, мстить Маньке, искать и возвращать этот крестик? Она
счастлива, у нее трое детей, прекрасный муж, у нее проявилась способность
писать книги, пусть не самые лучшие, но за них платят, так надо ли от добра добра
искать?
Все изменилось в тот день, когда Катерина случайно
столкнулась на улице с Веркой Титовой, с которой не общалась с того самого дня,
как они расстались в колонии. Верка встрече обрадовалась, чего нельзя было
сказать о Катерине: Титова выглядела плохо, следы постоянного пьянства
отпечатались на всем ее облике, и благополучной и счастливой Екатерине
Сергеевне Славчиковой совсем не хотелось напоминаний и воспоминаний о не самых
веселых днях своей жизни, Верка, в отличие от нее, не чуралась общения с теми,
с кем вместе мотала срок.
- Я тут с Инкой-Синюхой виделась, она в Подольске;
живет, - сообщила Верка. - Она знаешь что мне сказала? Что Танька Беленькая
повесилась. Сука Манька ее до петли довела. Где-то через год примерно, как ты
откинулась.
Таня по прозвищу Беленькая была хрупкой, очень молодой и
очень нежной девочкой, ей только-только стукнуло восемнадцать. Срок она
получила за распространение наркотиков, но это был как раз тот случай, когда
девочку из благополучной семьи обманом втягивают сначала в употребление
"дури", а потом, когда собственных денег на дозу перестает хватать, и
в распространение. Ее использовали, потому что на такую хорошую девочку из
такой хорошей семьи никто никогда не подумает. Она сделала несколько неумелых
попыток вырваться из паутины, но в результате увязла еще глубже.
В колонии на Таню сразу положила глаз Манькина приспешница и
подпевала Жанка-Дылда. Ее любовь к хрупким блондинкам была всем известна, и
весь отряд был уверен, что девушке не увернуться от жадных до плотских наслаждений
лапищ Дылды. Таню многие жалели, но молча: ссориться с Жанкой было опасно,
можно легко навлечь на себя гнев Гусаровой. Дылда не хотела насилия, она
жаждала любви, нежности, чувств, она обхаживала Танюшку долго и со всех сторон,
а когда не получила желаемого, посчитала, что ей нанесли оскорбление, и
натравила на девочку Маньку. Вряд ли просто пожаловалась, скорее всего наплела
с три короба небылиц. Манька выпустила когти, и Таня не выдержала.
Катерина, услышав от Верки, что Таня Беленькая покончила с
собой, почувствовала, как все оживает. Проснулась и зашевелилась ненависть к
Гусаровой, следом за ней очнулась жажда мести и пронзительно захотелось снова
надеть на шею цепочку с бабушкиным крестиком.
Отобрать его у Маньки, сходить в церковь - пусть священник
очистит его от скверны - и носить. Чтобы потом, через много лет, передать его
внучке. Или внуку, тут уж как сложится… Пусть хранит их, пусть оберегает, чтобы
не случилось в их жизни того, что случилось с нежной хрупкой Таней.
Та же Верка сообщила, что Гусарова некоторое время назад
исчезла из колонии, и поговаривают, что не уволилась и не на другую зону
перевелась, а ударилась в бега.
Среди бывших зэчек ходили разговоры о том, что Манька
закрутила с каким-то бандитом, приехавшим в колонию на свидание к сестре,
помогла ему, используя свои связи в местном УВД, организовать налет на
инкассаторскую машину, после чего исчезла. И даже прошел слух о том, что она
поменяла документы и теперь носит совершенно другое имя, а живет прямо-таки в
самой столице вместе со своим бандюком.
Это было время, когда проект "Василий
Богуславский" уже набирал обороты, и денег у Екатерины Сергеевны было
достаточно, чтобы оплатить поиски Гусаровой, или как там теперь ее зовут. Она
поехала в город, где отбывала наказание, сунула конверт с купюрами женщине,
работающей в паспортной службе, но не узнала ничего в дополнение к тому, что
рассказала Верка Титова. Гусарова из города выбыла, и неизвестно, где она
находится.
Уж какие действия предпринимала Славчикова, чтобы разыскать
Марию Владимировну, Верка не знала. Знала только, что Катерина платила всем и
всюду, ездила куда-то, с кем-то встречалась, и в результате выяснила, что
Гусарова под новой фамилией проживает вовсе даже не в столице, а в Калужской
области, но, правда, в той ее части, которая граничит с областью Московской. С
этого момента, примерно год назад, ей потребовалась помощь Верки и ее дружка
Сазана - Неженкина. Нужно было уточнить данные, убедиться в том, что женщина,
которую вроде бы узнала (но не точно) бывшая Катеринина товарка по отряду, -
действительно Мария Владимировна Гусарова, вызнать все про ее жизнь. Этим и
занялся Сазан, получавший за хлопоты и на расходы хорошие деньги от Катерины.
Славчикова своих планов не скрывала, разумеется, ни о каком убийстве и
разговора не было, она не собиралась брать грех на душу и лишать жизни свою
обидчицу, ей хотелось отомстить и вернуть крестик.