Милицейская академия - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Зубарев cтр.№ 33

Генка злорадно ухмыльнулся:

— Так ведь нету, начальник — не несут!

Сержант снова тяжело вздохнул и пошел неспешной поступью мастера машинного доения, уверенного в завтрашнем дне.

СОВЕРШЕННО ДОСТОВЕРНАЯ ИСТОРИЯ

Это преступление, как и положено порядочным злодействам, было совершено глубоким вечером, когда все законопослушные граждане, отсмотрев положенные им на сегодня «Спокойной ночи, малыши» и канал эротического сновидения, уже укладывались спать. Лишь тихой коммунальной бабуле, бабке Мане, не спалось по причине поломки фидера общественной спутниковой антенны, в результате чего старенький черно–белый бабкин «Рекорд» вот уже четвертый час вместо положенной по программе «Марии» выдавал цветные порноролики, правда, без звука. Дождавшись очередного перерыва на рекламу, бабка торопливо засеменила на кухню, подкрепиться чем Бог послал. Продуктовый кредит, отмерянный на этот вечер небесами, был, как и водится, невелик — пара сосисок и немного лапши. Приготовив свой поздний ланч, бабуля с кастрюлькой в руках поспешила обратно, досматривать. Злодей — упитанный самец, типичный коммунальный хулиган и ворюга, котище по кличке Чикатило — поджидал в коридоре. Там–то все и свершилось. Конечно, бабуля сопротивлялась, как могла — кричала, пихалась и даже в некоторых особо пикантных моментах молилась — но ни одна сволочь не высунула носа из своих комнатушек.

Оставшись без ужина, бабка Маня сильно опечалилась: смотреть на голодный желудок жесткое порно не всякому под силу. Подлая сволочь Чикатило дожирал сосиску, лежа под комодом в коридоре. Зло торжествовало, похрюкивая и причмокивая на всю коммуналку. Добро роняло скупые слезы, поглядывая в телевизор. Когда на экране появилась реклама «Вискас», бабуля запустила в свой телеящик тапком и решительно вышла на улицу.

Старший оперуполномоченный лейтенант милиции Карягин в этот вечер был очень нездоров — его мучили похмельный синдром и начальник, наяривающий каждые полчаса по телефону — начальника, видать, мучала бессонница. Поэтому, когда в отделение заявилась бабка с грамотно составленным заявлением о краже законно нажитого имущества, Карягин в подробности не вдавался — лишь поправил, что ежели добро у бабки отняли, то это не кража, а уже грабеж.

Бабуля с готовностью поправила бумажку, Карягин ее зарегистрировал и, пообещав в кратчайшие сроки злодея арестовать, наконец–то завалился спать, послав всех начальников в те края, где они, собравшись всем скопом, и должны отсиживаться, пока не позовут за зарплатой.

Начальство заявилось с утра и, ознакомившись с ночными материалами, вызвало Карягина к себе. Слегка поглумившись над несчастным лейтенантом, начальник разъяснил ему пикантность ситуации: заявление принято, зарегистрировано – надо предпринимать необходимые следственные действия. Налей, провести следственный эксперимент и, самое печальное — опросить обвиняемого. Причем все это в присутствии понятых и, если пожелает обвиняемый — в присутствии адвоката, то есть глумиться над Карягиным будут, по крайней мере, трое, если не считать Чикатило. И еще на один, весьма существенный, момент указало начальство — как прикажете брить арестованного: всего или выбривать только макушку?

Лейтенант, пнув некстати подвернувшегося полицейского кота, прыжками понесся к бабуле. Бабуля, однако, заявление забирать категорически отказалась, напротив, вручила лейтенанту объемный труд, где, похоже, были описаны все прегрешения Чикатило с момента рождения, причем все правонарушения уже классифицированы с точки зрения соответствующих статей уголовного кодекса — помог студент юрфака, снимающий в квартире комнатушку.

Этот же студент, сволочь, ехидно скаля зубы, объявил себя адвокатом обвиняемого. Тут Карягин понял, что влип основательно: студент его живым не отпустит, сразу видно — крючкотвор и формалист, да еще веселится, гад.

Торговались долго, часа два. Наконец договорились — бабуля забирает заявление в обмен на компенсацию убытков, понесенных ею на протяжении всей жизни от этого мерзкого создания, плюс Карягин же обязуется компенсировать будущие потери и вообще берет над Чикатило шефство. Студент, сукин сын, вытребовал себе почетную грамоту за помощь в раскрытии преступления, которую Карягин обязался предоставить ему к ближайшей сессии. В торжище не принимал только Чикатило – он сладко спал, и снилось ему, похоже, правовое государство, в котором все, вне зависимости от волосатости лап и ушей, имеют право на юридическую помощь и защиту.

ОТКУДА ИСХОДИТ УГРОЗА МИРУ

В те давние славные времена, когда бутылка водки стоила десять рублей, а партбилеты еще не стоили двадцать долларов, я работал в одном научно–исследовательском институте в должности младшего научного сотрудника. Через некоторое время, однако, «пошел процесс», и скоро мне стало ясно, какой мучительной смертью я умру — зарплаты хватало только на жевательную резинку, а я заимел вредную привычку три раза в день что–нибудь проглатывать, симулируя завтрак, обед и ужин. Пришлось перестраиваться и искать новую работу.

Аркадий Петрович очень любил хороший чай. Когда меня пригласили на работу к нему в контору, первым делом он напоил меня замечательным цейлонским чаем, правда очень горячим. Он не очень ловкий человек и первый чайник всегда опрокидывает на себя, а если рядом есть хоть одна живая душа, хоть бы и кошка, то и на нее. Увидев, что Аркадий Петрович берется заваривать чай, опытные сотрудники фирмы вылетали из кабинета так, как будто их уже ошпарили. Это называется условный рефлекс, по Павлову. У меня рефлексу еще не откуда было взяться, но примерно за неделю работы на новом месте я очень полюбил «Боржоми» и всякие другие подобные напитки, не требующие после употребления мази от ожогов или пятновыводителя.

Вообще, чай и Петрович так же неразделимы, как джин, с тоником или даже с Борисом Николаевичем. Бывало, сломается у Петровича представительский «запорожец», и едем мы, понятное дело, в метро. Достанет он заветный свой термос и разольет чаек по кружечкам. Тут же в вагоне начинается паника — многие люди, особенно пожилые, прошедшие войну или недавние погорельцы, каким–то шестым чувством понимают, что вот она, погибель, подкралась незаметно. А деваться–то и некуда — из вагона на ходу не убежишь. Нфоторые молятся, но большинство скучивается возле дверей, притоптывая в нетерпении ногами. Один Петрович пить не может, а поскольку я реагирую теперь адекватно и стою в другом конце вагона, он, как человек нежадный, предлагает чаек всем соседям из тех, что еще не топчутся у дверей. Как правило, эти люди просто безмятежно спят, а потому все инстинкты у них притуплены. А напрасно! Каково, проснувшись в метро, обнаружить у себя на коленях кружечку кипяточка и рядом добрые глаза Петровича, вопрошающие, не желаете ли вы добавки.

При этом били его на моей памяти, только раз. Проходил он как–то по улице Садовой в дождливый денек в бежевом костюмчике и розовых ботиночках и аккурат возле самой большой лужи остановился подвязать шнурки. Проходящий мимо «запорожец» обдал его грязью с ног до головы. Аркадий Петрович человек незлобивый, кстати, ревностный католик. И вот этот добрый христианин не поленился сходить во двор и припасти там десяток кирпичей со стройки. После чего встал у лужи в полной боевой готовности. Первые две тачки, лишившиеся задних стеки, проехали не задерживаясь — времена нынче непростые, страшно останавливаться. Но вот третьим ехал шурин Аркадия, кстати, в гости к Петровичу. Зрелище, говорят, было не для слабонервных. Мужчины они оба крепкие, видные, но у Петровича перевес в семь оставшихся кирпичей. А у шурина обида — накануне лобовое заменил, у Петровича же денег на это занимал. Заломал тогда шурин родственничка, рукав ему порвал на пиджаке и ботинок в луже утопил.