2012. Хроники смутного времени - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Зубарев cтр.№ 16

Ленка оказалась на три года меня старше и на тридцать три года умнее, и, чтобы она так не подавляла меш своим интеллектом, я придумал довольно жалкую защиту — прежде чем сказать ей хоть слово, я считал до десяти. Это позволило миллиону моих глупостей остаться невысказанными, но еще столько ерунды все же прозвучало вслух, но отчего-то не испугало мою избранницу.

Я говорю «избранницу, а не «любимую», потому что любовь, на мой взгляд, не может быть односторонней, а в то, что Ленка любит меня, я как не верил три года назад, так и поныне не верю. Потому что не за что меня любить, граждане! Сам себе я просто противен, и, если бы вы знали меня, как знаю я, вы бы относились ко мне ровно так же — со снисходительным сочувствием, которым одаривают одноногого инвалида, вышедшего не стометровку рядом с профессиональными бегунами.

На этой стометровке жизни меня так обтесало, что я не всегда уклонялся от ударов, летящих прямо в лицо, — я к ним так привык, что воспринимал их неотъемлемой частью жизни.

Привык, до семнадцати лет проживая вдвоем с матушкой, существуя на ее скудную, практически нищенскую зарплату библиотекаря. Привык в почти ежедневных драках и стычках в своей дворовой школе, наполненной отъявленной шпаной. При том, что я весил едва ли не вдвое меньше любого своего соперника, поскольку с рождения привык еще и к стойкому чувству голода и даже не считал его чем-то противоестественным. Мясо я ел только в гостях, деликатесы видел только на картинках, но вовсе не эти ограничения наполняли меня таким самоуничижением.

Перевернули мою душу два потрясения, случившихся с интервалом в пару месяцев. Первое потрясение — сам факт моего поступления на очень сложный и престижный факультет Политеха, физико-механический. Мне тогда просто повезло с билетами, причем повезло дважды, и я получил две пятерки, по математике и физике — предметам, которые давались мне в школе весьма непросто. Эти пятерки на вступительных экзаменах позволили мне выбрать самую престижную в среде умных людей специальность — биофизику, и я, как последний чилийский лох, потянулся за наживкой.

Тут подоспело второе потрясение, низвергнувшее мою восторженную душу из рая обратно в чистилище, — лекции и семинары для нашей группы велись на языке, который я не понимал в принципе. Все мои одногруппники понимали, я а — нет. Это был язык сопричастности к знаниям, которые мои сокурсники годами получали в своих специализированных школах или у дорогостоящих репетиторов. Это был язык дорогих учебников, платных семинаров и частных школ. Я не знал ни слова на этом языке, и мне пришлось так туго, что только тупая, многодневная зубрежка чудом спасла меня от вылета на первой же сессии.

Но зубрежка годилась лишь для первого курса — дальше требовалось настоящее, неподдельное понимание. Понимание методов математического анализа, осознание принципов химического взаимодействия огромных трехмерных органических молекул, искренняя готовность отринуть прямолинейные ньютоновские законы ради фантастических в своем безумии формул квантовой физики…

Я продержался еще два года на одном своем железном упрямстве, но и его запасы оказались исчерпаемы-ми. Парадоксальный симбиоз квантовой физики, органической химии и генетики, именуемый в учебных планах биохимией, добил меня и, кстати, еще с пяток моих более головастых одногруппников.

И вот те, кто остались, кто делал мне ручкой на армейских проводах, все эти умные и уверенные в себе парни и девчонки, для которых даже биохимия была всего лишь инструментом, а не огромной железной стеной, отделяющей их жизнь от остального благополучного мира, стали для меня вечным укором и символом моей очевидной неполноценности, намного более существенной, чем мой бараний вес или скромный рост.

Ленка же была из другого мира — мира умных и благополучных молодых людей, войти в который можно, только в нем родившись.

Поэтому я, как всегда, с трепетом поцеловал ее в высокий чистый лоб, быстро побросал свои котлеты в пластиковый контейнер, добавил пакет с овощами и потопал в прихожую — одеваться.

— Ты что, обиделся ? — всполошилась она и побежала за мной в прихожую, но я встретил ее там с улыбкой, еще раз поцеловал, на этот раз в губы, и вышел за дверь.

Если я и обиделся, то только на себя.

В тот май в Петербурге теплом не баловал. Больше того, стоило мне выйти за порог квартиры, пошел мелкий гнусный дождь, от которого не спасал даже зонтик, потому что питерский дождь, в отличие от прочих, нормальных дождиков, умеет падать как сверху, так и снизу, а также справа и слева.

На пути к станции метро мне должен был попасться остановочный павильон, где я предполагал обсохнуть и прикупить пару банок пивка на смену. Но, добравшись до павильона, я не поверил своим глазам — остановки не было. То есть киоск со всякой всячиной стоял, а крыша остановки и боковые стеклянные панели отсутствовали.

Так коммерсанты ответили на тупой наезд городской администрации, решившей вдруг запретить размещение киосков на остановках общественного транспорта. Согласно постановлению губернатора, сносу подлежали все киоски, встроенные в павильоны. И их действительно сносили, несмотря на стенания торговцев…

Этот торговец нашел нестандартное решение — он снес остановочный павильон, в который был встроен киоск, и теперь выпадал из печального ряда подлежащих уничтожению торговых точек.

Вокруг киоска стояли мокрые пассажиры и громко, хотя несколько неорганизованно, в нецензурной форме выражали благодарность за заботу городской администрации и лично господину губернатору.

Пока я покупал пиво, услышал и более конкретные предложения.

— Было бы нас человек двести, да арматуру в руки взять, можно было бы вчерашнюю Казань здесь повторить. .. — мечтательно сказал мужик в рабочей спецовке, ни к кому конкретно не обращаясь. — Пошли бы к Смольному, как в старые времена, и всё — кирдык был бы крысам!

— Арматурой их не достанешь, — деловито заметил, крепыш в кожаной куртке. — Тут огнестрел нужен.

— А я бы их просто руками душила, упырей! — peшительно заявила полная женщина в застиранном китайском плаще и продемонстрировала собравшимся, свои мозолистые и действительно крепкие руки.

Я быстро уложил в пакет свое пиво и зашагал дальше, ежась от мороси, проникающей в самые интимные места моего организма.

Я шел и думал о том, что, найдись сейчас среди этой случайной группы недовольных горожан один решительный и бескомпромиссный гражданин, я бы легко, пошел за ним громить не только Смольный, но и ни в чем не повинный японский ресторан на ближайшем перекрестке. Потому что даже успешно управляемые телевидением эмоции все равно требуют выхода, и этот выход — отнюдь не драка стенка на стенку с болельщиками чужой футбольной команды.

Я ощущал смутное беспокойство — мне, разумеется, не нравилось ни наше правительство в целом, ни его продажные, тупые и лживые чиновники в отдельности, но и темная стихия не менее тупой и продажной толпы меня тоже совсем не привлекала…