Се, творю - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Рыбаков cтр.№ 48

Скажи мне, о чем ты мечтаешь, и я скажу тебе, кто ты.

Наверное, подумал Наиль, я сумасшедший.

Он встал. Медленно, чуть вперевалку пересек кабинет и открыл дверь в приемную. Усмехнулся: Журанков сидел, как примерный школьник в ожидании результатов экзамена: коленки вместе, руки на коленках, взгляд прямо перед собой.

Обаятельный человек, подумал Наиль. Это важно? Нет. Не знаю. Пожалуй, важно. Жаль будет, если это все бред. Кажется, я поверил. Кажется, я просто хочу сам, чтобы у него получилось.

Марсианский саксаул появится в каждом цветочном ларьке и упадет в цене?

– Константин Михайлович, вернитесь, пожалуйста, из вселенной подскока обратно в исходный мир, – мягко позвал Наиль. Журанков, просияв благодарной улыбкой, встал.

Несмело озираясь, он подошел к своему креслу и остановился, не зная, садиться или нет, и все-таки сел на краешек. Тогда Наиль, зачем-то сделав петлю мимо сидящего Алдошина и обменявшись с ним взглядами, которых, собственно, не поняли ни тот, ни другой, подошел к Журанкову почти вплотную. Тот сразу опять поднялся.

– Константин Михайлович, я вот что еще хотел уточнить, – сказал Наиль.

– Да? – с готовностью ответил Журанков.

– Вы же умный человек. Вы понимаете, что готовы вот сейчас начать делать сверхоружие, от которого нет защиты? Вам не страшно? Или вы просто сами не верите в успех?

У Журанкова дрогнуло лицо. Явно он ожидал какого угодно вопроса – но не этого. Но он не опустил глаз; наоборот, в их глубине загорелся какой-то новый огонь.

– Я очень рад, что вы своим вопросом дали мне возможность сказать еще и об этом, – проговорил он после паузы. Коротко обернулся на Алдошина; тот был непроницаем. – Вот Борис Ильич не даст соврать…

– Не дам, – подтвердил академик без улыбки. – Весь вечер не давал и теперь не дам.

– Эйнштейн сказал как-то: мне неинтересно то или иное явление, я хочу знать замысел Бога, – Журанков запнулся. – Я с Эйнштейном тут не согласен: если веришь, так должен понимать, что даже выяснив, насколько точно Бог все рассчитал, его замысла не поймешь, ведь замысел – это не «как», а «для чего». А если не веришь, так не надо бравировать словами. Но у меня что-то похожее… – он опять запнулся. – Понимаете, вот простая грубая механика… Скажем, паровозы. Они ничего не изменили, с паровозами человек делал то же, что и до них, только в чем-то быстрее. Лезем глубже в мир. Атомные бомбы – они нас уже меняют. Они сделали немыслимой большую войну. Интернет сделал невозможным тоталитаризм. Реальное клонирование убило мерзкую мечту о дублировании совершенных солдат и великих вождей. Чем глубже мы забираемся, тем больше серьезных моральных ограничений, вроде бы нами просто выдуманных, оказываются подтверждены самой природой. Фундаментальными законами мироздания. Я очень хочу знать… Если залезть в мир вот так глубоко, глубже вроде уже и некуда… Что он оттуда, из этой глубины, скажет нам о добре и зле?

У Наиля перехватило горло. Он судорожно глотнул, продолжая глядеть Журанкову прямо в глаза. Сказал:

– Ах, вот оно что…

Потом неловко, нерешительно тронул ученого за локоть. Журанков сконфуженно улыбнулся.

– Аркадий, друг, не говори красиво, – проговорил он. – Но вы сами спросили…

Тогда Наиль отвернулся и медленно пошел к своему столу. Обогнул его, сел на место. Помолчал еще мгновение. И сказал:

– Готовьте смету. И… и вот еще что. Проблемы секретности. Прикиньте, пожалуйста, как нам замаскировать новую работу над нуль-Т под старую работу над «Аяксом». Я посмотрю все это и еще раз подумаю. Двух дней вам хватит?

Выдался погожий, кристальный сентябрь. Было за полночь, когда Журанков, срезая путь через маленький сквер, подходил к дому. Здесь свет окон и уличных фонарей ушел на края и лишь вкрадчиво сочился сквозь крупноячеистую сеть неподвижной листвы. А вверху распахивался бездонный простор.

Небо засасывало, как поцелуй.

Небо цвело звездами, словно июльский луг.

Они переливались и мерцали. Трепетная вселенная неутомимо дрожала каждой своей исчезающе малой пядью. Так, сохраняя настороженную неподвижность, мелко дрожит каждой мышцей потерявший свободу, попавший в неволю зверек. Хотелось прижать вселенную к себе, погладить, успокаивая, и сказать: не бойся, солнышко, все будет хорошо.

– Ну, привет. Чмоки-чмоки.

– Привет.

– Рад тебя видеть.

– Знаешь, я тоже.

– Надолго в столицу?

– Нет. Переговорю завтра с редактором, утрясу неувязки… Рутина. Послезавтра обратно.

– А гульнуть не по-детски?

– Ну, любимые смолоду места я днем обошла, погрустила надлежаще – и хватит. Москва не очень приятное место.

– Это почему?

– Ну, как… Ни днем, ни ночью не стихает гром жерновов и жующих челюстей. На каждом углу кто-то что-то сносит и за каждым углом кто-то кого-то ест. И самое противное, что не от голода, но для вящего экономического роста. Кому он такой нужен…

– Ну, знаешь, мать! – обиделся Корховой. – А где не так? Ты хоть на Питер посмотри…

Она помолчала, потом пожала одним плечом.

– А вообще я обабилась, наверное. Не поверишь, но все, что не семья и не работа, для меня теперь – просто дурная трата времени.

– Боишься Журанкова оставлять надолго?

– Да я сама без него не могу.

– А чего ж не расписались до сих пор?

– А шут его знает. Наверное, лишней мороки неохота… Какая разница? Помнишь анекдот – бьют не по паспорту, а по морде. А уж любят – и подавно.

– Ох ты ж боже ж мой, какая преданность! Ладно, поверю. Тогда тем более спасибо, что согласилась встретиться.

– Я правда рада тебя видеть. Ты хоро-оший! Друзей, по правде сказать, в жизни мало.

– Друзей… Мы, вообще-то…

– Не напоминай. Прости, но не напоминай, пожалуйста. Я сволочь, да.

– Ладно, чего там… Давай по первой – с прошедшим вчера Восьмым марта! Как говорится – с днем международной солидарности трудящихся с женщинами! Опа! Кхэ… А глоточки-то каки махоньки… Слушай, я не требую пить до дна, ты все ж таки дама… Но уважай ритуал!

– А ты что-то опять, по-моему, слишком этим делом увлекся.

– Здоровым можешь ты не быть – но за здоровье пить обязан!

– Смотри…

– Смотрю. А ты?

– Что я?

– Смотришь?

– Что?

– Мои программы смотришь?

– Честно?

– А ты умеешь нечестно?

– Ну, если очень постараться – наверное, получится… С грехом пополам.