Звезда - читать онлайн книгу. Автор: Антон Первушин cтр.№ 56

На земле Москаленко оправился и уже вполне осознанно собрал и уложил парашют. Потом сходил к командиру полка и доложил о совершении первого парашютного прыжка. Комполка поздравил курсанта и с улыбкой пожал ему руку. За Юрой к комполка потянулись и остальные курсанты. Позднее выяснилось, что первый прыжок имеет и материальную составляющую – всем курсантам к их скромному жалованию выплатили по десять рублей премиальных. А за последующие прыжки полагалось по пять рублей, и скоро появились любители этого дела, соревновавшиеся на точность приземления и тем самым разорявшие финчасть.

Казалось, полеты начнутся вот-вот, тем более, что «шкрабы» уже вовсю гоняли машины над полем и дальше. Но начальство не спешило выпускать птенцов в небо. Пошли более формальные (а значит, более скучные!) занятия, состоявшие в изучении множества документов, инструкций и наставлений по производству полетов, по штурманскому делу и так далее. Несмотря на заверения старших офицеров, что каждая строка в этих инструкциях «написана кровью», курсанты засыпали на занятиях – уж очень трудно было пересилить себя и одолеть огромные тома, целиком состоящие из нормативных документов и написанных в стиле устава караульной службы: это разрешено, это запрещено. Имея хорошую память, можно было зазубрить все эти «разрешено-запрещено», но реальных знаний от такой зубрежки не прибавлялось. Только через много лет и на собственной шкуре нынешние курсанты убедились, что в этих томах действительно нет случайных слов – каждая инструкция имеет смысл, и лучше не выпендриваться, а делать то, что написано, и именно так, как написано.

Всё когда-нибудь кончается. Закончилась и «пытка» инструкциями. Наступил ясный и очень тихий день. На небе ни облачка, ветер – не больше метра в секунду.

– Погода на заказ, – сказал инструктор по летному делу капитан Павел Семенович Ромашов. – Повезло тебе, курсант Москаленко. Не дрейфь. В такую погоду не бьются.

Но Юра не дрейфил. Он слишком долго ждал этого момента, чтобы бояться его. Все переживания были уже пережиты – давно, еще за порогом училища. Впереди, Юра не сомневался, его ждало чистое наслаждение высотой и скоростью.

Он буквально впорхнул в кабину, а потом делал всё, что ему говорил «шкраб». Нажатием кнопки запустил двигатель, отчитался об оборотах и температуре, доложился на командно-диспетчерский пункт, получил разрешение на взлет и, двинув рычаг управления двигателем до положения «малый газ», поехал на взлетно-посадочную полосу. «Шкраб» Ромашов отдавал четкие громкие указания, и это оказалось очень уместным, потому что все инструкции и нормативы вылетели у Москаленко из головы, как только он сел в кресло пилота. Капитан дал курсанту немного порулить, а потом взял управление в свои руки, осуществив плавный разгон и взлет. Юру охватил такой восторг, что в упоении полетом он не сразу отреагировал на резкие команды.

– Курсант! Внимание! – окрикнул Ромашов. – Где аэродром?! В какой зоне мы находимся?! В какую зону направляемся?! Курсант!

Москаленко спохватился, сразу всё вспомнил и правильно ответил, сориентировавшись по радиокомпасу, чем очень удивил инструктора.

– Тогда держи направление сам, – распорядился «шкраб», отдавая управление курсанту.

И Юра впервые в своей жизни получил возможность управлять современным реактивным самолетом. Впервые он почувствовал, что это такое – когда большая тяжелая машина подчиняется движениям твоих рук и ног, когда ты весь, от пяток до затылка, становишься ее мозгом, а она – продолжением тебя. Если бы Юра Москаленко читал американские комиксы, то, наверное, вообразил бы себя трансформером – человеком, который способен усилием воли превращаться в гигантского робота. Однако во времена молодости Юры американские комиксы в СССР еще не печатались, а потому это сравнение ему в голову не пришло. Зато в те минуты, когда он повелевал самолетом, перед его мысленным взором пронеслась целая вереница образов – от легендарных небесных витязей Первой мировой войны до космонавтов, раздвигающих границы нашей Вселенной. И пришло ощущение сопричастности с блистательным миром героев, сумевших подняться над обыденностью и сделать необозримое пространство над головой новой средой обитания.

Первый полет на «Элке» занял меньше двадцати минут, но заполнимся на всю жизнь. Потом были и другие полеты, с инструктором и без, но первый остается первым, как ни крути. Можно полюбить женщину и остаться мальчишкой, но, слетав однажды в свой первый самостоятельный полет, навсегда уже становишься мужчиной, до самой смерти.

Программа дальнейшего обучения предусматривала поэтапную подготовку. Сначала «шкраб» убедился, что Юра в совершенстве овладел навыками взлета, ориентирования в воздухе и посадки. Потом прошло три полета по простой схеме, при котором инструктор не давал команд, а только наблюдал за процессом. Потом Москаленко взлетел в одиночку, а капитан Ромашов следил за ним с земли и остался в целом доволен, поставив за вылет «четверку». Потом «шкраб» вернулся на свое место в кабину и начал учить Юру основам высшего пилотажа, то есть выполнению таких воздушных трюков, как «петли», «полупетли», «бочки» и многократные «бочки», «пикирование-горка» с углом в шестьдесят градусов, вираж на форсаже, боевой разворот по спирали. Москаленко сначала опасался, что организм не выдержит таких встрясок, помноженных на нагрузки, потому готовился к полетам с пилотажам особенно тщательно – крутился на турниках, доводя себя до полного изнеможения. Но оказалось, что организм его вполне терпимо переносит воздушные кульбиты, и Юра лишний раз убедился, что сделал правильный выбор, пойдя в авиацию с перспективой стать космонавтом.

Кстати, за свои четко выраженные устремления (да и имя подходящее) Юру сначала прозвали «наш Гагарин», а позднее более общо – «космонавт».

Был на первом курсе еще один парень, который интересовался космосом и всем, что с ним связано. Звали его Семецкий и приехал он из Вологды. По внешнему виду это был такой «шкаф» – плечистый и огромный, один из самых высоких курсантов училища. По этому параметру его легко могли отбраковать, поскольку традиционно в авиацию набирали людей среднего или небольшого роста, худощавых и подвижных. Семецкого спасло изменение в правилах приема, вызванное к жизни реформами в армии и созданием Авиакосмических войск. Нельзя сказать, чтобы Семецкий стал другом Москаленко, у них были разные характеры и взгляды на жизнь, но интерес к космонавтике сближал, и они часто болтали на эту тему. Например, обсуждали новую ракету-носитель «Энергия» и появившиеся в прессе описания крылатого космического корабля «Буран». Поскольку один «космонавт» в училище уже был, то второго прозвали «космонавтиком», что расшифровывалось как «сочувствующий космонавтике». Семецкий, правда, не терпел ни прозвища, ни его интерпретации, и если бы кто-нибудь из курсантов его так назвал, то тут же получил бы по физиономии. Он вообще был очень резким человеком – этот Семецкий, и Юра Москаленко подозревал, что, быть может, именно эта резкость и стала причиной гибели молодого пилота.

Это случилось в самый разгар самостоятельных полетов – когда курсанты уже без «шкрабов» учились делать простейшие воздушные маневры, типа «горки» или боевого разворота. «Элка» довольно капризна при штопоре – настолько капризна, что обучение пилотированию при управляемом штопоре запрещено инструкцией. Семецкий попал именно в штопор – как это получилось, осталось загадкой. Возможно, он слишком резко завершил маневр и потерял управление. Возможно, его что-то напугало, и курсант запаниковал. Однако обойти блокировку триммерами не так-то просто, а значит, на самом деле виноват в катастрофе был не только «человеческий фактор» в лице Семецкого, но и стечение неблагоприятных обстоятельств.