Затворник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 81

– Ты куда? У нас не можете поговорить?

– Это не Костя, – сказал я.

– Не трынди, любимый.

– Это – не – Костя! Просто у меня нашлись дела.

«Куда меня несет? – недоумевал я, расхаживая вокруг машины, пока она грелась. – Мало ли, кому и что я когда-то обещал... Выходной день! А Костькины причуды у меня вот уже где! Сколько я ему буду душеприказчиком? Четыре месяца ни слуху ни духу! Позвонить он не мог? Не устраивать фокусы с письмами, а просто позвонить?!..»

Я заводил себя, потому что ехать никуда не хотелось. Но я знал, что все равно поеду.

Час спустя я был у него.

В квартире было чисто и прохладно. Форточка на кухне распахнута. Я разулся, вошел и первым делом закрыл ее.

Ни хозяина, ни его кота я нигде не обнаружил. На столе у компьютера – две аккуратно сложенные стопы бумаги, поверх – несколько CD-дисков и два конверта.

«Будем переписываться», – подумал я со смешком, хотя в душе росла тревога. Ни к чему не прикасаясь, я прошелся по комнатам, а в маленькой... даже потрогал ковер на стене, из которого когда-то шагнул Вадим.

Обыкновенное жилье обыкновенного холостяка-неудачника, затворника. Полупустой работающий холодильник, телевизор зачем-то повернут экраном к стене. Ни одного телефонного аппарата. В шкафу – одинокая Костина куртка, в которой он был в кино в ноябре прошлого года...

Интересно, где он сам?

Я присел за стол, взял верхний конверт, открыл его и достал три сложенных листа письма, написанного неторопливым почерком моего друга.

«Здравствуй, дружище.

Если ты читаешь это письмо, значит, все нормально, все идет по плану. Спасибо, что приехал.

Знаешь, один неглупый человек когда-то сказал: "Жизнь несовершенна, но миром управляет вера, твое собственное желание сотворить что-то и не уйти бесследно" [3] . Я в свои скоро сорок таких вещей сотворил две: сына и книгу. В этот ряд мне добавить нечего.

Как выяснилось, книга моя – нечто большее, чем просто набор знаков, текстовый файл. Тебя мне в этом убеждать не надо: ты сам все видел. И не только ты. Поговори, например, с моей мамой. Столько сумасшедших на единицу площади не бывает.

То , что я создаю мир, я предполагал с самого начала. Но все зависит от того, как его создавать. Если так, как это делал я, вкладывая душу, принося в жертву свой мир придуманному, – тогда он точно получится живым, ярким, его героев буду видеть не только я, автор, но и окружающие.

За последние два года я прошел жесткую школу, кое-что переосмыслил. И понял, что, как сказал другой неглупый парень, "верить можно только в невероятное. Остальное само собой разумеется" [4] . Для меня таким невероятным было хотя бы то, что я завершу роман. Но вера моя была такова, что я добился максимума возможного».

– Костя! – громко позвал я. – Ну все, прятки кончились, вылезай. Ты меня растрогал. Сейчас поедем обмывать окончание книги, отвезем экземпляр готовой рукописи Гумбольтовичу, он быстро прочтет и поможет нам выйти на издательство... Костя, твою мать, ну хватит!!!

Но мне, естественно, никто не ответил.

«Понимаешь ли, мое восприятие нашего мира сильно изменилось. В какой-то момент я ощутил серьезные нелады с ним. Что мне оставалось? Допустим, я закончу книгу. Что дальше? Начать ‘‘хождение по мукам’’ – по издательствам, выслушивание про себя всяческого... Не уверен, что мне это нужно...»

– Да уж, с твоей тонкой душевной организацией, будь она... – сказал я вслух. – Костик, не остри так. Не надо...

«И вот я подумал: если эта скотина (любимая мною скотина, прошу заметить!) Князев может – оттуда-сюда, что мне мешает...

Лекс, ведь если расставить все точки: здесь меня ничто не держит. Мне здесь плохо, неуютно. И там – хуже не будет наверняка. Здесь я устал от себя, затворника, если можно так выразиться, внешнего и внутреннего. А там – мир, который я создал. Понимаешь? Я. Он мой, и, пусть это эгоистично звучит, – для меня в первую очередь предназначен. В этом мое собственное ‘‘правдоподобие невероятного’’, по меткому выражению первого неглупого человека.

Итак, мой мир создан. Осталось нанести последние штрихи в сюжете. Князев должен был умереть. И Стас тоже. А Ольга... Я писал открытый финал. Какой он теперь, я и сам не очень понимаю. Радует меня одно: ни один, даже самый мощный издатель, никогда и ни за что не заставит меня переделать концовку. Просто не сумеет. С точки зрения автора, роман идеален, включая финал, – так и передай им всем».

Я задохнулся от такой наглости.

– Что?! Что сделай?!

«Собственно, ты прочтешь его сам и все поймешь.

Переходим к главному...»

В кармане моей куртки зазвонил мобильный. Я отложил письмо, поднялся, вышел в коридор и достал телефон. Звонила София.

– Слушаю.

– Не заставляй меня думать то, что я думаю.

– Так ты уже думаешь... Я у Кости. Пожалуйста, не волнуйся... Тут небольшая проблема. Возможно, я сегодня не приеду.

– Он болен?

– Знаешь, Софи, – сказал я честно, – все гораздо хуже. Не дергай меня. Я сам перезвоню.

Я разъединился и выключил телефон.

«...главному для меня. Я заранее смиренно соглашаюсь с любым твоим решением, Лекс, тем более, что переубедить тебя не могу. Штука в том, что дверь открывается только в одну сторону – по крайней мере, для меня. И решение принимается единожды».

Я снова отложил письмо и уставился в окно.

Значит все правда. Не мистификация, не обман, не актерские шутки. Для кого-то дверь свободно открывалась в обе стороны в любое время. Но создатель мира ограничен рамками.

Его дверь открылась лишь в одну сторону.

«О чем это я? Ах, да – о главном. Третий парень, не уступающий в уме первым двум, однажды заметил: "Существуют три главные трудности литературной карьеры: написать книгу, которая стоила бы напечатания, найти человека для ее издания, а затем – мыслящих людей для чтения ее" [5] . Наверное, у него были проблемы, аналогичные моим (тут ты можешь представить, что я хихикаю...).

Итак, первая трудность решена (извини мне отсутствие самокритичности), с последней – как судьба распорядится. Надеюсь, что в нашем обществе фанатов беллетристики с нечеловеческим лицом найдется два-три персонажа, которые захотят купить мой роман.

А вот третью трудность, наитруднейшую, я хотел бы взвалить на твои хрупкие плечи, Лекс».