За горным туманом - читать онлайн книгу. Автор: Карен Мари Монинг cтр.№ 31

Они надели на неё наручники, доставили на место и позвонили Эберхарду, она даже не удивилась, когда ей заменили приёмник, грустно на неё посмотрев и отослав в камеру.

Три дня она провела в том адском месте, именно так показал ей Эберхард, как обстояли дела.

В ту ночь она поняла, каким опасным он был на самом деле.

В прохладе брока, Эдриен, крепко обняла себя руками, отчаянно пытаясь отогнать злых призраков красивого мужчины по имени Эберхард Дароу Гарет и ту глупую молодую женщину, что провела одинокую затворную жизнь в сиротском приюте. Какой лёгкой добычей она была. Ты видел маленькую сиротку Эдри-Энни? Маленькую дурочку Эберхарда. Где же она слышала эти презрительные слова? На яхте Руперта, когда они думали, что она спустилась вниз за напитками. Она сильно вздрогнула. Я больше никогда не буду дурочкой для мужчины.«Никогда», пообещала она вслух. Эдриен потрясла головой, отгоняя болезненный наплыв воспоминаний.

Дверь открылась, впустив широкую полосу сверкающего солнечного света. Затем она закрылась снова, и воцарилась непроглядная темень.

Эдриен застыла, съёжившись и заставляя своё сердце замедлить стук. Она была здесь раньше. Прячась, ожидая, слишком испуганная, чтобы сделать вдох и оповестить охотника в точности о своём местоположении. Как она убегала, пряталась. Но не было убежища. Пока, наконец, не нашла безвестные улицы в Сиэтле, а там была вечность мрачного ада, вниз по каждой извилине просёлочной дороги между Новым Орлеаном и Северо-западным портом Тихого океана.

Горькие воспоминания грозились поглотить её, когда хриплый напев нарушил тишину.

Ястреб? Поющий? Колыбельную?

Гаэльские слова урчали глухо, глубоко и насыщенно – как это она не догадалась, что его голос будет похож на сочную ириску? Он урчал, когда разговаривал, и мог соблазнить даже Матушку Аббатису из церкви Святого Сердца, когда пел.

«Любопытная ты, правда? Вижу, пришла по собственной воле». Прокатился его говор по броку, когда он закончил припев.

«Пришла куда?», дерзко спросила она.

«Приручиться к моей руке». Его голос звучал так, словно он забавлялся, и она услышала шелест его килта, когда он сделал движение в чернильной темноте.

Она не удостоит его ответом.

Длинная пауза, ещё шелест, и «Знаешь, какими качествами должен обладать сокольничий, сердце моё?»

«Какими?», проворчала она наперекор себе, и медленно отступила назад. Она вытянула руки подобно своеобразным антеннам в темноте.

«Это обременительная должность. Немногие мужчины могут быть действительно хорошими сокольничими. Немногие обладают должным темпераментом. Сокольничий должен быть человеком бесконечного терпения, иметь острый слух, сверхъестественное зрение. Обладать бесстрашной душой, ласковой и в то же время твёрдой рукой. Он должен непрестанно приспосабливаться к своей леди-птице. Знаешь почему?»

«Почему?», шёпотом спросила она.

«Потому что соколы очень чувствительные и легко возбудимые существа, моё сердце. Известно, что они могут страдать от головной боли и других недугов, свойственных человеку, так они восприимчивы. Эта исключительная чувствительность делает их самыми лучшими и самыми успешными охотницами на все времена, и может сделать так же и самыми требовательными. И неприрученная… ах, моя любимая неприрученная, она – чистейший вызов, среди всех. И безоговорочно самая бесценная».

Она не будет спрашивать, кто же эта неприрученная.

«‘Кто же неприрученная‘ спрашиваешь ты, глубоко в своём упрямстве, твоя безмолвная душа, сердце моё?» Он засмеялся густым смехом, что эхом растёкся по каменным стенам неожиданно заблагоухавшего брока.

«Хватит звать меня своим сердцем», зашипела она, пока, о, как осторожно, отступала назад. Ей надо было найти стену. Брок был круглым, так что стена обеспечивала дверь в каком-нибудь месте. В этой бездонной темени, она могла, с тем же успехом быть слепой.

Она услышала его поступь по каменному полу. О небеса, как он мог увидеть её? Но он направлялся прямо к ней! Она пятилась медленно, украдкой.

«Я не чужой мраку, милая», предупредил он. «Я найду тебя. Я самый лучший среди сокольничих».

Она ничего не сказала, не издала ни звука.

«Неприрученная – дикая и созревшая леди-сокол», продолжал он, с искрой улыбки в голосе. «Обычно сокольничий с неохотой принимает вызов выучить такую, но иногда, в действительно редкую лунную ночь, как то полнолуние, что было у нас прошлым вечером, сокольничий замечает птицу, столь великолепную и роскошную, что отбрасывает всю осторожность и ловит неприрученную, клянясь привязать её к себе. Клянясь заставить её забыть о диком вольном прошлом – то ли во мраке ночи, то ли при свете дня – и свободно отдаться своему будущему с её сокольничим».

Она не должна отвечать, он следует за ней по голосу.

«Моя сладкая леди-сокол, хочешь, я расскажу тебе, как я приручу тебя?»

Тишина, абсолютная. Они кружили в темноте, как настороженные звери.

«Сначала, я закрою глаза моей леди, что лишит её зрения, чёрным шёлковым капюшоном».

Эдриен зажала негодующий вздох дрожащей рукой. Складки платья зашуршали, когда она быстро отступила.

«Затем я притуплю ей когти».

Галька заскрипела по полу, не более, чем в ярде от неё. Она отступала, прижимая юбки, чтобы те не шелестели.

Я привяжу ленточки и изящные колокольчики к её лапкам, так я буду знать о её каждом движении, потому что я буду в темноте тоже».

Она втянула с трудом воздух – почти задыхаясь – обругала себя за то, что поскользнулась, зная, что он идёт по звуку её вероломного затруднённого дыхания. Она понимала, что его стратегия заключалась в том, чтобы продолжать говорить, пока он не спровоцирует её выдать себя. А что потом? Она ничего не могла поделать с этими мыслями. Займётся ли Ястреб с ней любовью здесь, сейчас, в темноте брока? Трепет охватил её, и она не была уверена в том, был ли это страх. Совсем не уверена.

«И ещё поводок, чтобы привязать её к насесту, до тех пор, пока мне не придётся больше держать её на привязи. Пока она не станет привязанной ко мне по своей собственной свободной воле. И лучшая её часть – долгий, медленный процесс приручения её ко мне. Я буду петь ей, одну и ту же сладкую песню, пока она не привыкнет к звучанию моего голоса, и только моего».

И своим сочным, как ириска, голосом он начал хрипло напевать ту самую колыбельную, растопляя её волю.

Эдриен медленно отступала назад; она почти чувствовала лёгкое колыхание воздуха от него, идущего следом, всего лишь в пару дюймах от неё. Где же была эта стена?

Она едва не закричала, когда он настиг её в темноте, борясь какое-то мгновение с его железной хваткой. Его дыхание обвевало её лицо, а она отбивалась от его объятий. «Успокойся, милая леди-сокол. Я не причиню тебе вреда. Никогда», хриплым шёпотом говорил он.