Ведь Городничий велел ей позвонить ему домой сегодня в
девять, и он назначит ей очередную встречу на завтра. Черт, растяпа! Мало того,
что забыла о звонке, она еще и телефон его потеряла вместе с кошельком. И
совсем забыла об этом, когда договаривалась с Олегом Антоновичем. Телефон
кафедры она помнила наизусть, а вот его домашним телефоном пользоваться пока не
приходилось. Если бы Настя хоть один раз звонила ему домой, она бы помнила
номер, память на цифры была у нее отменной. Но она не звонила. И что теперь делать?
Она схватила трубку и набрала номер Никотина,
- Дядя Назар, у вас нет телефона Городничего?
- Сейчас в справочнике посмотрю.
Настя с облегчением перевела дыхание. Хорошо, что во всех
приличных учреждениях есть собственные телефонные справочники, где указаны
служебные и домашние телефоны сотрудников. Такие справочники обычно небольшие,
как тоненькая брошюрка, и многие постоянно, носят их с собой в портфелях, а не
держат в ящике письменного стола в служебном кабинете.
- Записывай.
Настя записала номер не на отдельный листок, как обычно, а
сразу в записную книжку. От греха подальше.
- Как сама-то? Успеваешь что-нибудь? - поинтересовался
Бычков.
- Ничего не успеваю, - призналась она. - Время куда-то
утекает, сама даже не пойму, куда оно девается, а дело стоит.
Ей показалось, что где-то в квартире Никотина послышался
женский голос. Голос что-то спросил у Бычкова.
- Да нет, не нужно, - сказал Назар Захарович. - Извини,
дочка, это я не тебе. Так что, может, проблемы какие-то? Помочь нужно? Ты
говори, не стесняйся.
На другом конце провода зазвучал звонок мобильника и снова
послышался женский голос. Причем голос этот показался Насте очень знакомым.
- Спасибо, дядя Назар, вы мне уже и так очень помогли с
рецензентами, у меня совести не хватит вас эксплуатировать…
Она говорила еще какие-то слова, а сама напряженно
прислушивалась к доносящемуся из трубки женскому голосу. Лозинцева. Точно, это
она.
Ее интонации, немножко особенные, почти неразличимые нюансы,
как у многих людей, интенсивно практикующих разговорный иностранный.
- Дядя Назар, у вас гости? Я вас отрываю?
- Да ничего, дочка, ничего, ты говори, если что нужно.
- Это Элеонора Николаевна, я не ошиблась?
- Ну и слух у тебя! - восхищенно присвистнул Никотин. -
Или чутье? Или прознала что-нибудь?
- Слух, дядя Назар, слух, - рассмеялась Настя. - Чутья
у меня сроду не было, даже ваш дружок Гордеев это признавал. Но если вы
добровольно и чистосердечно предлагаете мне помощь, то я готова
воспользоваться.
Мысль пришла ей в голову неожиданно, и Настя даже не успела
как следует обдумать, насколько удобно и прилично ее осуществлять.
- Вы не могли бы аккуратненько выяснить у Элеоноры
Николаевны кое-что насчет Шустова?
- А что именно?
Голос Лозинцевой стал быстро удаляться и вскоре совсем
пропал, и Настя, понял а, что Никотин вышел из комнаты. Она в двух словах
объяснила Бычкову, что ее интересует.
- И зачем тебе это?
- Ну дядя Назар… - укоризненно протянула Настя. - Я же
не спрашиваю, почему Лозинцева находится у вас дома, правда? Хоть у меня и нет
чутья, но есть здравый смысл, и я понимаю, что если одинокая женщина находится
в квартире одинокого мужчины в десятом часу вечера, то по меньшей мере
бестактно спрашивать, что она там делает. Но если вспомнить, как она нервничала
в вашем присутствии и, боялась поднять на вас глаза, то можно прийти к выводу,
что вы произвели на нее неизгладимое впечатление. Я-то по наивности думала, что
она догадывается о причастности кого-то из родных к убийству Кристины и поэтому
с ума сходит от страха, я всю голову себе ложными версиями забила, а у нее,
оказывается, любовь с первого взгляда. Так вы мне поможете?
- Шмакодявка, - проворчал Бычков. - Ладно, поговорю. Но
ты мне пообещай, что, как только мы встретимся, ты мне все объяснишь. Терпеть
не могу, когда меня втемную используют. Завтра будешь в академии?
- Не знаю пока. Скорее всего, буду. Сейчас позвоню
Городничему, он собирался назначить мне научное рандеву на завтра.
- Значит, завтра придешь ко мне и все расскажешь А я
тебе позвоню в течение минут тридцати-сорока. Ты дома?
- Если бы. На Петровке сижу. Так что звоните на
мобильник.
Олег Антонович, похоже, тоже благополучно забыл о том, что
велел адъюнкту Каменской позвонить в четверг вечером насчет встречи в пятницу,
потому что долго собирался с мыслями, листал ежедневник, что-то бормотал и,
наконец, заявил, что сможет встретиться с ней с трех до половины четвертого,
другого времени у него не будет. Ну вот, опять весь день псу под хвост. То есть
заниматься делом можно будет только до двух часов, потом нужно выезжать, потом
неизвестно сколько ждать (а куда ж без этого?), потому что пунктуальностью
профессор Городничий не отличается и его «с трех до половины четвертого», может
означать и «с пяти до десяти минут шестого». Потом ехать домой, готовить ужин,
а потом уже и день закончится.
Настя уныло побродила по кабинету, глубокомысленно
поразмышляла над чайником, пытаясь понять, хочет она кофе или нет. Пожалуй,
нет. А чаю? Тоже нет.
Ничего она не хочет. Она хочет вычислить таинственного
убийцу, который оставляет на теле жертвы различные предметы и который совершает
свои преступления вслед за другими тяжкими преступлениями, имеющими, как
правило, высокий общественный резонанс. Вот этого она действительно хочет.
«Какой я ученый? - с неожиданной тоской подумала Настя.
Тоска оказалась такой жгучей, что даже слезы на глазах выступили. - Я - сыщик.
Это единственное, что мне интересно. А все остальное - так, игрушки, фантики,
необходимые для выживания. Неужели так может случиться, что через год с
небольшим, когда мне стукнет сорок пять, у кого-то поднимется рука лишить меня
этой работы? Я же сдохну без нее».
Она не успела додумать до конца сию душераздирающую мысль и
всласть наплакаться, потому что распахнулась дверь и на пороге возник Коротков.
Страшный, небритый, с набрякшими под глазами мешками, почерневший. Но сияющий.
- Ждешь? Пошли ко мне. У тебя пожрать нет?
- Печенье только…
- Бери с собой, и пошли.
В своем кабинете он скинул куртку и ботинки, немного
подумал, наклонился и стянул носки. Не обращая внимания на Настю, стащил через
голову джемпер, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, открыл шкаф, достал
оттуда войлочные шлепанцы, потом упал в кресло, вытянул ноги и блаженно
застонал.
- Все, мать, теперь можешь меня поздравлять и поить
чаем. Мы его взяли.
- Кого?
- Маньяка, который студенток душил. Мы его взяли,
Аська!!! Я пораньше ушел, ребята остались его додавливать. Через часок они сюда
подгребут, и мы напьемся в стельку. В сосиску. В грязь. В хлам. Во что еще
можно напиться?