Ах, если бы все было так просто! Аля была благодарна матери
за советы и вообще за ее готовность вникать в проблему и обсуждать ее, но
отчего-то казалось, что никакие специалисты по актерскому мастерству и вновь
обретенные родственники делу не помогут. Чем больше Элеонора говорила о своей
племяннице, тем сильнее крепло в ней убеждение в том, что девушка психически
больна. А уж о том, что жить под одной крышей с психически больным не только
страшно, но и опасно, Аля знала не понаслышке. Много лет назад, когда она была
во втором браке, к ним приехали родственники мужа, супруги, привезшие в Москву
психически больного сына для консультаций с медицинскими светилами. За тот
месяц, что они прожили в одной квартире, Аля прощалась с жизнью не меньше
десяти раз,и примерно столько же раз с ужасом думала, что потеряет мужа. Юноша
оказался буйным, причем в буйство впадал с непредсказуемой, периодичностью, а в
периоды просветления был тихим и даже вменяемым.
Боже мой, а вдруг Дина тоже в один прекрасный день схватится
за нож или за что-нибудь тяжелое? Или все это глупости, и ничего этого нет,
никакого сумасшествия, никакого безумия, никакой патологии? Просто ей, Аде,
кажется черт знает что, потому что очень уж ей не нравятся Динкины страшные
глаза, когда та утверждает, что ее тетка пришла домой с черными мыслями и
тяжелыми чувствами? Может, у девушки все в порядке, а вот у самой Элеоноры
Николаевны рыльце в пушку?
И снова в груди забился маленький прохладный металлический
шарик, грозя в считаные минуты разрастись в ледяную чугунную гирю, с треском
разламывающую ребра.
- Что ты, Эленька?
Мать уже убирала со стола и внезапно остановилась прямо
напротив дочери, пристально глядя на нее прищуренными глазами. Господи, неужели
так заметно?
- Ничего, мам, все в порядке. За Динку переживаю.
- Надо не переживать попусту, а делать что-нибудь.
Поговори с Андрюшей, все-таки это его дочь, хоть и не родная, но он ее
вырастил. И обсудите то, что я предлагаю. Примите решение. Делайте что-нибудь,
а не сидите сиднем, - строго произнесла Ольга Васильевна.
Да, мама вся в этом. За всю жизнь Элеонора ни разу не видела
мать впавшей в депрессию или опустившей руки, разнюнившейся и погруженной в
страдания. Она всегда что-то делала. Она всегда шла вперед. Аля вспомнила, как
через полгода после смерти отца, восемь лет назад, Ольга Васильевна как-то в
разговоре сказала:
- Ты не представляешь, какая я счастливая!
Алю это поразило и даже возмутило, и то был один из немногих
случаев, когда она посмела упрекнуть мать:
- Как ты можешь так говорить, ведь папа умер совсем
недавно! Как ты можешь быть счастливой! Ведь ты его так любила.
Ольга Васильевна улыбнулась легко и светло.
- Из двоих супругов почти всегда один уходит раньше,
другой позже. Если бы первой ушла я, ты представляешь, что было бы с папой? Он
бы с ума сошел от горя, он не смог бы жить один, страдал бы, горевал, опустился
бы. Разве это хорошо? Мужчины хуже справляются с горем, мы, женщины, более
крепкие в этом смысле. И я счастлива, что папе не пришлось пережить то, что
переживаю сейчас я. Потому что я справлюсь. А он не справился бы.
Домой Аля ехала в третьем часу ночи. Она не смотрела через
автомобильное стекло на ночной город, который так любила. Она думала о том, как
бы ей научиться быть такой, как мать. Уметь видеть счастье даже в беде. Но
какое счастье можно найти в том, что происходит с Диной? И какое счастье в том,
что происходит с ней самой?
Глава 3
Как и у всех, ну, почти у всех девушек ее возраста, у Лили
Стасовой была своя тайна. Девичьи тайны бывают, маленькими, большими или
страшными. Лилина тайна была вовсе и не страшной, а маленькой и даже немножко
смешной, но она все равно была и выступала в роли далеко не последнего
аргумента в момент напряженных раздумий на тему: быть ли напуганной убийством
студентки с соседнего потока и сидеть дома или все-таки ходить в институт на
занятия.
У тайны не было имени, но было условное название «Этот в
костюме». Лиля была девушкой наблюдательной и давно уже заметила, что мужчины в
хорошо сшитых и ладно сидящих костюмах встречаются в метро крайне редко, даже
можно сказать, что и не встречаются вовсе. Они ездят на машинах. А те, которые
в метро и троллейбусе, те все больше в джемперах и куртках, а если в костюмах,
то в каких-то не таких. Этот же, ставший ее маленькой тайной, был не просто в
костюме, а еще и в роскошном кашемировом пальто, расстегнутом и позволяющем
обозреть не только шелковый шарф от Кензо, но и ослепительную сорочку, и
галстук от Версаче, и жилет. Конечно, о том, как сидит на его фигуре
костюм-тройка, можно было только догадываться, но судя по идеально отглаженным
брюкам, сверкающим ботинкам и безупречной стрижке, на таком мужчине костюм не
мог сидеть плохо просто по определению.
Тайна появилась у Лили примерно неделю назад, когда она,
ожидая поезда, впервые заметила мужчину в кашемировом пальто на платформе
метро. Наверное, она не смогла скрыть свой заинтересованный взгляд, и мужчина
его перехватил, потому что слегка улыбнулся. Ей стала неловко, она прошла
дальше вдоль платформы и отвернулась, ругая себя за несдержанность. Лиле
казалось, что она отошла от мужчины достаточно далеко, поэтому девушка страшно
удивилась, когда села в поезд и через несколько секунд увидела его в том же
вагоне. Он стоял неподалеку и читал какие-то бумаги.
На «Чистых Прудах» ей нужно было делать пересадку. Лиля
стала протискиваться к выходу, и кто знает, сознательно или нет, но выбрала она
именно ту дверь, путь к которой лежал мимо того мужчины. Когда она поравнялась
с ним, он не оторвал глаз от своих бумаг, однако же в тот момент, когда двери
открылись и пассажиры стали вываливаться из вагона, она быстро обернулась и
поймала его взгляд и ту же едва заметную улыбку. Он все-таки, посмотрел на нее.
Или ей вслед?
Лилю охватило смущение, которое, впрочем, прошло уже минут
через пять, а еще через пятнадцать она и думать забыла о красивом пассажире в
дорогом пальто. А на следующее утро снова увидела его на платформе в метро. Она
замедлила шаг и постаралась рассмотреть незнакомца как можно подробнее. Вот
тогда и отметила она и отутюженные брюки, и сверкающие ботинки, и стрижку, и
лицо, которое ей ужасно понравилось, и даже цвет глаз. Самый, надо сказать,
обыкновенный цвет, серо-голубой, ничего выдающегося. Лиля снова прошла мимо
него. А он снова улыбнулся ей и легонько кивнул, словно приветствовал старую
знакомую. Девушка решила не выпендриваться и улыбнулась в ответ. И снова они
ехали в одном вагоне, и он читал свои бумаги, а Лиля - конспект по истории, и
снова она обернулась при выходе на платформу, и снова поймала его улыбку и
взгляд. Она приподняла руку и сделала едва заметное движение пальцами, мол,
пока, до завтра. А он еще раз улыбнулся и кивнул.
Назавтра все повторилось. Они по-прежнему не разговаривали
друг с другом, мужчина не делал ни малейшей попытки познакомиться с ней, но
улыбался и кивал, а Лиля в ответ тоже улыбалась и махала пальчиками. И было в
этом что-то невероятно волнующее и пронзительное, такое, от чего дух
захватывало куда больше, чем от поцелуев с однокурсником, в которого Лиля
влюбилась перед самым Новым годом, а через месяц остыла.