Люди Истины - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Могилевцев cтр.№ 72

Разгром тюрок довершили люди Кийи, неожиданно спустившиеся с перевала за их спиной. Арслан Таш с гвардией удрали вниз по долине. Отряд зинджей, боясь не столько горцев, сколько холодов, пробился за ними следом. Остальных еще с неделю отлавливали по перевалам. Некоторых взяли живьем, чтобы продать бродячим тюркам или купцам из Басры или употребить на постройках, если кому надо тесать камень или бить колодцы. Большинство просто прирезали да побросали, ограбленными и нагими, в ущелья. А чего возиться? Иных оставили на перевалах, гнить, чтобы голым костяком сторожить тропу до скончания веков.

Победа эта отметила великий взлет Хасановой силы и власти, – потому что после нее не прошло и двух недель, как умер сам Малик-шах. Умер странно и подозрительно, вернувшись с охоты и испив ледяной колодезной воды. Придворные сразу закричали – яд, яд! Слугу, протянувшего чашу с водой, пытали железом. Он кричал, что невиновен, что яда нет и не было, а когда вырвали ему веки и ногти на ногах, признался, что султанша Туркан-хатун велела подлить отраву. Какую отраву, откуда подлить, где пузырек, зачем султаншу оговорил? Но слуга умер, когда жгли ему живот, и ничего больше не сказал. Туркан-хатун, бледная от горя и ярости, рассмеялась в лицо пришедшим за ней и сказала, что Малик-шах был одной защитой ее и ее малютки от гиен в этих стенах. Если бы слугу пытали еще день, кто знает, что еще взбрело бы в его одурманенную болью голову? Туркан-хатун старшие сыновья велели запереть и немедленно сцепились между собой.

Известие о смерти Малик-шаха принес задыхающийся гонец раиса Музаффара. Хасан раздумывал недолго. Собрал на площади воинов, – посвященных людей Истины, рафиков, тех, кто еще готовился принять клятву, – и, глядя в радостные, опьяненные победой лица, спросил: «Фидаи мои, верные воины Истины, кто из вас готов пресечь вред главного нашего врага, визиря Низама ал-Мулка?» Но среди криков: «Я, я, выбери меня, сайидна!» вперед вышел Тахир Аррани, суфий из Савы, и сказал: «Позвольте мне, о сайидна! Еще двух лун не прошло с тех пор, как по его приказу содрали кожу с моего брата».

Хасан согласился. Рассказал ему о привычках визиря, полагая, что изменились они не слишком, – с возрастом человек меняется все медленнее, юношеская, податливая глина застывает, принимая форму и становясь камнем. Чего не знал Хасан, сказали люди Музаффара. Тахир Аррани подстерег визиря, когда тот возвращался из своего загородного дома во дворец. На улице у базара вспыхнула ссора, заранее устроенная людьми раиса. Из распоротых тюков, с перевернутых прилавков наземь посыпались лепешки, отрезы ткани, серебряные чаши, иголки и сыр. Их бросились подбирать, и в мгновение собралась орущая, дерущаяся, суматошная толпа. Охрана визиря, сквернословя, принялась ее распихивать. Сам визирь в нетерпении высунулся из носилок, раздавая указания. Тахиру даже не потребовалось забираться в носилки. Он поднырнул под них и поразил старика снизу вверх в место жизни – туда, где грудь сочленяется с животом. Пырнул, загнав кинжал по самую рукоять, и повернул лезвие в ране. Хрипящий Низам упал прямо ему на руки.

Охрана не убила Тахира на месте. Окровавленного, с переломанными ребрами приволокла во дворец. Там сын султана, молодой Баркиярук, которого Низам все-таки успел возвести на трон, спросил: «Зачем ты, ничтожнейший из порочных, убил уважаемого всеми старика, лучшего из людей этой страны?»

– Я отомстил, – прохрипел Тахир, пузырясь розовым на губах. – Отомстил. За плотника из Саввы, с которого твой визирь приказал содрать кожу.

– За плотника? За ничтожного человека, за еретика, ты вздумал отомстить так? Может, ты бы и мне, великому султану, вздумал мстить за то, что я приказал бы повесить какого-нибудь ничтожного водоноса?

– Он был – человек Истины. А самый последний из нас, узнавших ее, больше любого, живущего в темноте, будь то султан или водонос.

– Самое семя ваше надо выводить огнем и железом, гнусные, лживые мулахиды! – вскричал султан. – В зиндан его! Завтра я придумаю, какая казнь подходит этому исчадию ада.

Но назавтра султану оказалось не до придумывания казней. Со смертью Низама держава сельджуков попросту перестала существовать. Разлетелась, как лепестки разломанного веера. Брат Малик-шаха, Тутуш, сидевший в Дамаске, объявил, что не станет подчиняться молокососу. Воспользовавшись суматохой, бежал из-под стражи пять лет живший в заложниках Килич-Арслан, эмир Рума, – пограничной с румийцами провинции, взятой сельджуками после победы под Манцикертом. Килич-Арслан тут же созвал своих сородичей, тюрок огуз йива, и вышиб из Никеи эмира Амина ал-Газни, назначенного туда Низамом. Еще полдюжины тюркских племен принялись рвать на части запад султаната, выкраивая себе владения. В довершение всех бед бежала из-под стражи вторая жена покойного Малик-шаха, своевольная Туркан-хатун, и заперлась в цитадели Шахдиз вместе с верными ей войсками. Сводные братья, Мухаммад Тапар и Санджар, укрепились в Хорасане и угрожали оттуда султану войной. В считанные месяцы Баркиярук лишился большей части своих владений.

Про убийцу своего визиря он вспомнил лишь через полгода. В ответ на вопрос, что делать с ним, лишь махнул рукой. Потому Тахира, хрипящего, смертельно больного, поседевшего за полгода без солнца в сыром подвале, попросту удушили тетивой лука.

После смерти Низама люди Истины шли от победы к победе, захватывая крепости и караваны, и Хасан уже видел весь Иран на своей ладони. В конце четвертого года после захвата Алух-Амута пришло известие, которого Хасан так ждал и так боялся: лицо Истины на этой земле, имам-калиф ал-Мустансир умер. Он пережил своего лучшего полководца и злейшего врага, властного и нечестивого армянина Бадра, – но тот успел передать сыну и прочно закрепить в его руках власть над Египтом. Сын Бадра Афдал, новый великий визирь, на чьей сестре был женат младший сын имама, Мустали, не колебался ни минуты. И через день после смерти ал-Мустансира с минаретов ал-Кахиры уже читали футву с именем Мустали. Было объявлено: хотя старший сын, измученный, непокорный, больной Низар, и должен был получить от отца «насс», ключ к божественной Истине, – но за разврат, за пристрастие к дурману и вину отец лишил старшего сына благодати и отдал ее младшему. Известие всколыхнуло весь мир людей Истины. Ведь в ал-Кахире столетие назад к земной власти пришли поверившие в то, что «насс» нельзя отнять! Что некогда праведный имам Джафар ас-Садик отдал его старшему своему сыну, Исмаилу, и ничто не смогло изменить этого решения, скрепленного самим Блюстителем всех клятв! Как же теперь возможно такое?

Слабые, жившие в тени Афдала и под его рукой, согласились и смолчали. Лишь немногие поддержали Низара, когда тот бежал в Александрию, к Ифтегину, давнему сопернику Афдала, и поднял мятеж. Недолгий мятеж. Преданный, обманутый, проданный Афдалу, Низар был казнен как обычный преступник.

Хасан тоже не колебался ни минуты. Облачился в снежно-белые, цвета скорби и горя, одежды, созвал всех мужчин крепости на площадь и объявил: «Верные мои, сегодня к нам пришла скорбная весть: великая Истина, для которой все мы – лишь недостойные слуги, сокрылась вновь. Светоч ее, Низар, да будет благословенно имя его, уже недоступен земным очам. Египет потерян. Алчность и жестокость окутала его мраком. Лишь на наших плечах теперь – бремя поисков Истины и ее света на земле. Здесь и сейчас, братья мои, центр и сосредоточье земной власти Истины и ее силы. Защищать и оберегать ее – нам».