Люди Истины - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Могилевцев cтр.№ 18

Омар сидел за камнем, скорчившись, бормотал про себя. Хасан равнодушно смотрел на то, как секли сбитых наземь, брызжа алым на лак доспехов, как стягивали за ноги последних оставшихся в седле. Мумин упал предпоследним. Он пластал яростно саблей налево и направо, вздыбливал коня. Тот, ошалелый, ржал истошно, бил копытами. Рослый румиец поймал Муминову саблю на щит, а другой, подскочив сбоку, хряснул палицей по шлему. Мумин откинулся назад, выпустив поводья. Конь рванулся. Мумин взмахнул руками и скатился в пыль.

Румийцы почти не грабили. Пешие на бегу сдирали с убитых что попадется, хватали лошадей. Всадники кричали, наводили порядок. Оглядываясь, победители кинулись по дороге, – конные спереди, конные в арьергарде, посередине, – пыхтящая толпа, на бегу распихивающая по карманам и сумкам украденное у мертвых.

Хасан подождал, пока они скроются за дальним поворотом, подошел к Омару. Тот дрожал, уткнувшись лицом в колени.

– Омар, брат мой, – Хасан тронул его за руку. – Пойдем. Там живые, наверное, остались. Пойдем.

Омар поднял голову. Вытер ладонью щеки. И, еще вздрагивая, побрел вслед за Хасаном вниз по склону.

У человека ненамного больше крови, чем у барана. Едва ли с четверть меры. Но почему ее так много вокруг, так немыслимо и тошнотворно, – лужи, брызги, пятна и потеки? В пыли, на железе, на конской шерсти, – всюду. Или темное наше нутро, страх, живущий в нас от рождения, кричит, видя кровь собратьев, представляя ее своей? И потому стократ увеличивает в ужасе каждое ее пятнышко?

Изломанные, нелепо вывихнутые, раскоряченные тела. Разметанное железо, так и не помогшее хозяевам. Вонь – как из отхожей ямы. Редкие негромкие стоны. Румийцы, должно быть, предпочли добивать раненых, а не обшаривать их карманы.

Хасан прошел между телами, поднялся по склону туда, где лежал Мумин. Перевернул его на спину. Блеклые, остекленелые Муминовы глаза мертво смотрели вверх – прямо в солнце. Хасан хотел закрыть их, тронул пальцами веки. Но те не хотели опускаться. Будто комья смолы, прилипшие к надбровьям. Тогда Хасан вынул из оцепенелых пальцев саблю. Осмотрев, вздохнул: на два пальца ниже острия зияла большая, в ноготь, щербина. Наверное, Мумин встретил чужой меч острием. Клинок был безнадежно испорчен. Но Хасан все же взял его. Отцепил от муминова пояса ножны, спрятал саблю в них.

– Хасан! – позвал Омар радостно. – Рахим живой! Иди сюда, он живой!

Хасан подошел. Рахим лежал на спине и хрипел, пузыря розовую пену на губах. От него воняло пронзительно и резко, по шароварам расползлось пятно нечистот.

– Рахим? Ты меня слышишь, Рахим? – крикнул Омар, приподымая его голову.

Рахим застонал, из его рта выбежала струйка крови.

– Погоди, не трогай его, – посоветовал Хасан. – Я сейчас с него доспехи сниму.

В доспехах на груди была вмятина в кулак. Вмятые пластины топорщились, торчали выдранные из кожи клепки. Хасан кинжалом взрезал ремни. Когда хотел приподнять грудной доспех, Рахим застонал громче. Хасан дернул.

– А-а!! – крикнул Рахим тоненько.

– Ты что? Ты же убьешь его! – Омар вскочил.

– Железо доспехов вдавилось ему в грудь, потому он стонет. Но ему сейчас полегчает. Сними с него наколенники и сапоги. Ну же! – велел Хасан. – А я посмотрю, что с ним.

Омар, поглядев на него странно, будто в первый раз увидел, принялся стаскивать сапоги. А Хасан взрезал толстый подкольчужный кафтан, раскрыл. Разрезал шелковую нательную рубаху. Покачал головой. Омар бросил стягивать сапог, встал молча. Закрыл лицо руками. Потом подобрал валяющийся рядом плащ, расстелил.

– Зачем? – спросил Хасан. – Он умрет. Поломанные ребра проткнули ему легкое.

– Да, – сказал Омар и всхлипнул.

Вытер лицо рукавом, оставив грязную полосу.

– Пусть он умрет, как… как он жил. Среди…

– Среди тех, кто кланялся ему? – спросил Хасан. – Хорошо. Мы отнесем его в лагерь. Хотя настоящая смерть таких, как он, хозяев земли, коней и сабель, – как раз такая. В крови и предсмертном поносе. Это и есть смерть героя. В бою, с мечом в руке. Не о ней ли он и мечтал? И ведь не он один.

– Не надо, Хасан. Моя мать выкормила его молоком. Он…

– Он брат тебе. Хорошо. Берись за плащ, брат Омар. Лучше сзади, так легче.

На полпути, когда они уже шатались от усталости, их встретили слуги. Рахима принесли в шатер, омыли водой с розовым маслом. Умер он на закате – как раз тогда, когда в лагерь, хохоча, примчался вдребезги пьяный султанский гулям и выкрикнул, что султан разбил румийцев и взял в плен самого их императора.

Персов на хлеатской дороге разбили не румийцы. Разметали их и швырнули под копыта коней норманны Русселя де Бальи, отправленные разведать дорогу и ушедшие по ней к Константинополю. Андроник Дука, командир императорского резерва, люто ненавидел императора. Андроник рассчитывал на помощь сицилийских норманнов в предстоящей драке за трон и еще перед битвой зазвал сеньора де Бальи в свой шатер. Поэтому, когда главные силы императора, осыпаемые тюркскими стрелами, медленно продвигались вперед, к лагерю тюрок, де Бальи спешил на запад, отчаянно стараясь успеть до того, как тюрки перекроют дороги за Манцикертом.

Император спланировал битву, как предписывалось трактатами о военном искусстве: два крыла, прикрытие из легкой наемной конницы, сильный центр с тяжелой конницей, варяжской гвардией и самим императором. Тюрки наскакивали, стреляли, бросались врукопашную, – но поддавались, отступали перед лесом копий, перед тесным византийским строем, мерным шагом закованной в железо и кожу тагматы. Византийцы шли вперед до темноты, заняли тюркский лагерь – и остановились в недоумении. Что дальше? Враги все так же гарцевали вокруг, стреляли, наскакивали, отступали.

Император приказал отступать, возвращаться в лагерь. В сумерках отступающий строй сбился, и тюрки, радостно улюлюкая, кинулись в разрыв между центром и правым крылом. В этот момент Андроник приказал резерву, который мог закрыть прорыв, уходить с поля битвы. Правое крыло, составленное из недавних рекрутов, набранных по бывшим армянским провинциям, бросилось вслед за резервом – и было выбито тюрками подчистую. Левое крыло – регулярные войска западной тагматы под началом старика кесаря Никифора Вриенния, провоевавшего всю жизнь, – сохранило строй и медленно отступило за холмы. А центр вместе с императором остался посреди долины. Тюрки ринулись на него со всех сторон, как волки на стадо. Варяжскую гвардию, до последнего стоявшую с императором, вырубили напрочь. Самого императора прямо в доспехах привели в шатер султана. Тот встал перед гостем и, предложив ему свежей воды, спросил: «Что бы ты сделал со мной, Альп-Арсланом, Великим султаном тюрок, если бы Аллах отдал победу тебе и я вот так стоял бы перед тобой?»

Император пожал плечами. Сказал: «Привез бы в Константинополь, показать сенату и народу. Провез бы по городу в цепях».

– Что ж, таков жестокий обычай румийцев, – султан усмехнулся. – Но я поступлю с тобой куда жесточе. Иди куда хочешь – и пусть твой выбор будет тебе наказанием и наградой.