Лебединая песнь. Книга 1. Последняя война - читать онлайн книгу. Автор: Роберт МакКаммон cтр.№ 60

— И я не чувствуя себя им. Я просто чувствую себя…

Измученным человеком в черном костюме с дурацким испачканным белым воротником. Это вас не шокирует?

— Нет. Не думаю, что меня теперь можно чем-нибудь шокировать.

— Хорошо. Тогда это означает, что вы становитесь менее оптимистом, не правда ли? — он хмыкнул. — Извините. Догадываюсь, что я выражаюсь не так, как Спенсер в Городе Мальчиков, а? Но те последние обряды, исполненные мною…

От них во рту остался привкус пепла, и я не могу избавиться от этого чертова привкуса, — взгляд его скользнул вниз, к сумке Сестры. — Что это за вещь, которую я видел у вас прошлой ночью? Та стеклянная вещь?

— Это я нашла на Пятой Авеню.

— А можно посмотреть ее?

Сестра вынула ее из сумки. Камни, вделанные в стеклянное кольцо, вспыхнули яркими цветами радуги. Отражения затанцевали по стенам комнаты, и лица Сестры и Дойла Хэлланда стали пятнистыми. Он втянул в себя воздух, потому что он в первый раз мог наконец хорошенько рассмотреть ее. Глаза его расширились, искорки сверкнули в его зрачках. Он протянул руку, чтобы коснуться ее, но в последний момент отвел ее.

— Что это такое?

— Просто стекло и камни, сплавившиеся вместе. Но…

Прошлой ночью, как раз перед вашим приходом…

Эта вещи сделала нечто чудесное, нечто такое, что я не могу объяснить.

Она рассказала ему про Джулию Кастильо и понимание ими друг друга при разговоре на своих языках, когда их соединяло стеклянное кольцо. Он сидел, молча слушая.

— Бет сказала, что это волшебная вещь. Об этом я судить не могу, но знаю, что эта вещь довольно странная. Видеть, как она подхватывает биение моего сердца… А как она светится… Не знаю, что это такое, но я наверняка не выкину ее, будьте уверены.

— Венец, — мягко сказал он, — я слышал, как Бет сказала, что это может быть венец. Похоже на тиару, правда?

— Пожалуй, да. Хотя и не на такую тиару, какие выставлялись в витрине «Тиффани». Я имею в виду…

Она вся изогнута и выглядит колдовской. Я помню, как хотела сдаться. Хотела умереть. И когда я нашла ее, она заставила меня думать, что… Я не знаю, думаю, что это глупо.

— Продолжайте, — настаивал он.

— Она заставила меня подумать о песке, — сказала ему Сестра. — Песок, наверное, самая бесполезная вещь на свете, но вот посмотрите, во что может превратиться песок в правильных руках.

Она провела пальцем по бархатистой поверхности стекла.

— Даже самая бесполезная вещь может стать прекрасной, — сказала она. — Она лишь требует правильного подхода. Но созерцание этой прекрасной вещи и держание ее в руках заставляет меня думать, что я не такая бесполезная. Она заставляет меня оторвать от пола свою задницу и жить. Я раньше была тронутой, но после того, как нашла эту вещь… Я перестала быть ненормальной. Может быть, часть меня все еще ненормальна, я не знаю, но мне хочется верить, что не вся еще красота в мире умерла. Мне хочется верить, что красоту можно спасти.

— В последние дни я не так уж много видел красивого, — ответил он, — кроме этой вещи. Вы правы. Это очень, очень красивый кусок утиля, — он смутно улыбнулся. — Или венца. Или всего того, во что вы собираетесь верить.

Сестра кивнула и стала вглядываться в глубину стеклянного кольца. Под слоем стекла нити драгоценных металлов горели как бенгальские огни. Биение света в глубоком светло-коричневом топазе привлекло ее внимание; она чувствовала, что Дойл Хэлланд смотрит на нее, слышала потрескивание огня и порывы ветра снаружи, но светло-коричневый топаз и его гипнотизирующий ритм, такой плавный, такой устойчивый, заслонили от нее все. О, подумала она. Кто ты? Кто ты? Кто ты?

Она заморгала от неожиданности.

Больше она не держала стеклянное кольцо.

И больше не сидела у огня в доме в Нью-Джерси.

Ветер кружил вокруг нее, и она чувствовала запах сухой, сморщившейся земли и…

Чего-то еще. Что это было?

Да. Она теперь поняла. Это запах горелой кукурузы.

Она стояла на обширной, плоской равнине, а небо над ней было закрученной массой грязно-серых облаков, сквозь которую выскакивали бело-голубые пики молний. Обугленные кукурузные стебли лежали у ее ног, и единственное, что выделялось среди этого страшного пустыря, был круглый куполообразный холм в сотне ярдов от нее, похожий на могилу.

Я сплю, подумала она. На самом деле я сижу в Нью-Джерси. Это сонное видение, картина в моем мозгу, вот и все. Я могу проснуться, когда захочу, и опять буду в Нью-Джерси.

Она посмотрела на странный холм и заинтересовалась, насколько далеко она может раздвинуть границы своего сна. Если сделать шаг, подумала она, распадется ли эта картина на кусочки, как кадры в кино? Она решила выяснить и сделать один шаг. Сонное видение не распалось. Если это сон, сказала она себе, тогда, Господи помоги, я иду во сне где-то далеко от Нью-Джерси, потому что я чувствую этот ветер на своем лице!

Она прошла по сухой земле и кукурузе к холму, но пыль при этом не заклубилась у нее под ногами, и у нее было ощущение, что она плывет над пейзажем как дух, а не взаправду идет, хотя и знала, что идет ногами. Когда она приблизилась к холму, то увидела, что это куча из земли, тысяч обгоревших стеблей кукурузы, кусков дерева и цементных блоков, спрессованная вся в единое целое. Неподалеку был перекрученный железный предмет, который мог быть когда-то автомобилем, а другой лежал в десяти-пятнадцати ярдах от первого. Другие куски железа, дерева и обломки были разбросаны вокруг; тут лежал патрубок бензонасоса, там обгоревшая крышка чемодана. Обрывки одежды, одежды малыша, валялись тут же. Сестра прошла — прошла во сне, подумала она, — мимо колеса от фургона, наполовину погрузившегося в землю, и тут нашла остатки от вывески, на которой сохранились различимые буквы «П…О…У».

Она остановилась в ярдах двадцати от похожего на могилу холма. Забавная вещь — видеть сны, подумала она. Мне бы лучше видеть во сне толстый бифштекс и фруктовое мороженое.

Сестра огляделась по сторонам, но ничего кроме опустошения не увидела.

Но нет. Что-то на земле привлекло ее взгляд, какая-то маленькая фигура, и она пошла к ней. Кукла, поняла она, когда подошла поближе. Кукла, у которой сохранился лишь клок шерсти, приклеенной к телу, с двумя пластмассовыми глазами с маленькими черными зрачками, которые, знала Сестра, будут двигаться, если ее поднимать. Она встала над куклой. Вещь была ей чем-то знакома, и она подумала о своей умершей дочери, усаживающейся перед телевизором, закрывая его собой. Повторный показ старого сериала для детей, называвшегося «Улица Сезам», были ее любимыми телепередачами.

И Сестра вспомнила, как ребенок показывал на экран, восторженно крича: «Пирожковый Обжора!»

Пирожковый Обжора. Это именно он лежал сейчас у ее ног.

Что-то в этой кукле здесь, на этой опустошенной земле, затронуло струну страшной печали в сердце Сестры. Где теперь этот ребенок, которому принадлежала эта кукла? Унесен ураганом? Или засыпан и лежит мертвым под землей?