Естественно, никто из местных – кормившихся с приезжих – жителей не оставил без внимания идущих.
– Девочки! Девочки! – озираясь, предлагал какой-то подозрительного вила молодец в лихо заломленной на затылок шапке. – Очень хорошие девочки, отведу – не пожалеете! Бери, господин! – Молодец схватил проходившего мимо беглеца за руку. – Клянусь святым Николаем – не пожалеешь!
– Не надобно, – старший тавуллярий брезгливо вырвал руку.
– Есть и мальчики, господин, – оглянувшись, зашептал молодец. – Красивые мальчики. Некоторые – даже евнухи…
– Евнухи – есть неестественное для природы состояние! – подняв вверх большой палец, наставительно произнес Алексей.
– А-а-а, да ты, я вижу, философ! – настырный зазывала разочарованно свистнул.
– Да, философ, – тут же подтвердил Алексей, подумав про себя – а почему бы ему и не быть философом? Их тут много встречалось – странников, паломников и прочих. – Я Алексей, философ из Мистры!
– Так бы сразу и сказал!
Потеряв к беглецу всякий интерес, молодец бросился к проходившим матросам:
– Девочки! Девочки! Есть и мальчики… если хорошо поискать.
Ни девочки, ни – уж тем более – мальчики Алексея не интересовали. Интересовало другое – жилье. С видом завзятого путешественника, проплывшего на морском корабле уж по крайней мере неделю, а то и месяц, старший тавуллярий остановился рядом с довольно-таки приличного вида людьми и с усталым вздохом сбросил с плеч тяжелый мешок. Ежели б сейчас его увидал кто-то из старых знакомых или друзей – Иоанн, Панкратий или даже сам бывший начальник Филимон Гротас – вряд ли б они опознали в этом всклокоченном парне с пегой бородой и безумным взором своего бывшего коллегу. Да и одет тот был соответственно: длинная – почти до самых пят – туника, пропыленные провинциальные башмаки с подвязками, старый потертый плащ. Все это молодой человек только что приобрел в венецианском квартале за очень смешные деньги. Впрочем, в лучшие времена этакое тряпье Лешка бы и даром не взял.
– Господин желает снять комнату? – К остановившемуся лжепутешественнику тут же подбежал какой-то подросток. Небольшого роста, худенький, с приятным добрым лицом, одетый в короткую желтую тунику – видно, что новую – и темно-голубой плащ. Приличный, надо сказать, вид.
– Так я насчет жилья, господин. В доходном доме Никифора Ладикоса – здесь, недалеко – имеются хорошие комнаты.
Нет, уж слишком прилично одет этот парень! И доходный дом, который он сейчас рекламирует, тоже может оказаться вполне приличным – а это сейчас ни к чему.
Алексей прищурил глаза:
– Сколько?
– Десять аспр в день!
– Не пойдет – дорого.
– Ну, если поговорить с хозяином, может, он согласится и на восемь.
– Нет, мне бы что-нибудь подешевле.
– Подешевле одни притоны, господин!
Завидев идущих паломников, парнишка, бросив бесперспективного клиента, тут же побежал к ним.
Честно говоря, восемь маленьких серебряных монет – аспр – за приличную комнату было не так уж и дорого, учитывая что средний заработок какого-нибудь грузчика или землекопа составлял в день четырнадцать-пятнадцать аспр. Однако беглеца не устраивала приличная комната – нужно было закопаться поглубже.
Искоса Лешка обозрел толпу местных – что, неужели больше никто ничего не предложит?
Ага! Вот какая-то старушенция в небрежно накинутом на плечи рваном шерстяном платке – явно идет к нему. Подошла, повела крючковатым носом да, хмыкнув, прошамкала:
– Издалека к нам?
– Из Мистры, – тут же улыбнулся беглец. Потом приосанился и добавил, громко, чтоб все слышали: – Я – странствующий философ из школы Гемиста-Плифона, может, слыхала?
– Глиста Плафона? Не, не слыхала. Слыхала другое – ты вроде как ищешь недорогое жилье?
– Да. Место, где можно бросить кости.
– Найдется такое местечко… за три аспры в день.
– За три аспры?! – ахнул Лешка. – Откуда у нищего философа такие деньги?
– Хорошо, – поглядев по сторонам, бабка не стала настаивать. – Сговоримся и за две. Вижу – человек ты неплохой, опять же – философ. Иди за мной, господин.
– Что ж, – посчитав, что ничего больше он сейчас здесь не выстоит, Алексей с готовностью поднял с земли котомку. – Веди же меня, славная женщина!
«Славная женщина» – звали ее, как оказалось, Виринея Паскудница (в юности старуха немало вредила ближним) – около часа водила новоявленного «философа» по узкими и кривым улочкам, и уж потом, вдоволь помесив грязь, свернула к развалинам дворца. Лешка даже удивился – неужели эта наглая старуха хочет сдать ему какой-нибудь гнусный сырой позвал – даже для конспирации это было бы слишком, старший тавуллярий вовсе не собирался, рискуя собственным здоровьем, забиться в землю, словно дождевой червь.
– Не, не здесь! – Виринея словно вдруг подслушала лешкины мысли.
Алексей перевел дух – и слава богу!
– Здесь уж все занято. Ничего, есть и получше местечки.
– Получше – это в каком смысле? – Беглец уже пожалел, что связался с бабкой. – Такие же развалины?
– Увидишь, милай, увидишь.
Надо сказать, несмотря на свой возраст и явно выказываемую немощь, Виринея Паскудница шагала довольно быстро, причем ничуть не сбивала дыхание, марафонка хренова. Уж на что Алексей был привычен к такого рода ходьбе – так и он еле поспевал за своей проводницей.
Пройдя сквозь развалины и кусты, путники оказались в самых настоящих зарослях, за которыми виднелись крыши домов, крытые серовато-коричневой, потрескавшейся от времени черепицей. Судя по внешнему виду, эти узкие, трехэтажные, боязливо подпиравшие друг друга домишки помнили еще императора Константина Великого или даже первых поселенцев греческой колонии Византий.
– Ну, вот и пришли, – остановившись около покосившегося забора, окружавшего двор одного из домов, старуха гостеприимно распахнула калитку. – Заходи, господин жилец! Да! Оплату попрошу вперед.
– Так ты что – хозяйка, что ли? – удивился Лешка.
– Хозяйка, – Виринея важно ухмыльнулась. – Она самая и есть. Иначе б с чего я в гавани жильцов искала? Третьего дня у меня жильца одного убили – так, в пьяной драке пристукнули – а ведь такой хороший был человек, солидный и всегда платил вовремя. Вот комната после него и освободилась.
Алексей передернул плечами, однако особой брезгливости не выказал – мало ли кого там где убили?
Развязав пояс, вытащил завернутые в грязную тряпицу деньги, отсчитал, послюнявив пальцы:
– На вот тебе за три дня. Да, поесть бы не мешало!
– Сготовлю, – спрятав монеты, радостно закивала бабка. – Вот прямо сейчас рыбки пожарю. Вниз обедать спустишься, иль подать в комнату?