Лешка тоже, отпрыгнув, нагнулся, взяв в руки сразу два камня. И если соперники сдуру похватали довольно увесистые булыжники — далеко не метнешь, надорвешься! — то Лешка как раз выбрал камешки полегче, поудобнее. Выставив вперед левую ногу, ухмыльнулся недобро — учебную-то гранату он в училище на «пятерку» метал!
— А ну, положьте булыжники! — Юноша с угрозой подкинул на ладони один из камней. — Иначе и пикнуть не успеете — разобью лбы!
Надо сказать, выглядел он довольно убедительно, по крайней мере, сволочуги, хоть, кажется, и не понимали русского, но тем не менее поспешили исполнить столь настойчиво высказанную просьбу.
Наклонились, положили камни и, льстиво улыбнувшись, вытянули вперед руки ладонями вверх. Да, еще и глаза скосили, ну ясно — на надсмотрщика. Вовремя тот появился, ничего не скажешь!
Перед самой темнотой бритоголовый внимательно осмотрел притащенную с отрогов кучу и недовольно скривился. Один из парней что-то сказал ему, указывая на Лешку. Надсмотрщик кивнул и, подойдя к юноше, с размаху отвесил ему такую увесистую плюху, что Лешка кубарем полетел наземь. А два урода смеялись, сволочи! Впрочем, досталось и им, но куда в меньшей степени.
Пошатываясь от усталости, Лешка зашел в хижину и молча повалился на старую солому. Злая обида жгла грудь, не хотелось ни есть, ни что-либо делать.
— На, похлебай, — уселся рядом Владос. — Поешь, говорю, иначе завтра не сможешь работать.
— И что тогда?
— Тогда либо забьют камнями в назиданье другим, либо сбросят в пропасть. Хозяин не любит, когда его рабы бездельничают.
— А кто он, этот хозяин? — Лешка и сам не заметил, как втянулся в беседу. И в самом деле, любопытно стало, да и что отмалчиваться, коли подвернулась хоть какая-то возможность прояснить ситуацию?
— Ичибей Калы — самый богатый человек в округе, — с нарочитой — как показалось Лешке — гордостью произнес Владос. — Семь сыновей — все, как огонь, джигиты — двое погибли в земле урусутов, пятеро вновь ушли в набег.
— Понятно, — Алексей скрипнул зубами. — И не надоест им воевать?
Невидимый в темноте Владос явственно усмехнулся:
— Сердце воина — схватка, дом — седло, а жена — поверженная пленница. Джигитам хорошо — они не знают и не хотят другой жизни. Рабы — это богатство и хорошая, достойная жизнь. А где взять рабов — конечно, на войне, в набегах на земли поляков, литовцев, руссов. Хороший джигит — удачливый джигит.
— Мне кажется, — заметил Лешка, — богатства можно достичь и иначе. Не за чей-то счет.
— Я согласен с тобой, можно, — Владос тихонько засмеялся. — Как у нас, в Константинополе.
— Где?
— Боже! Такое впечатление — ты первый раз услышал!
— Да нет, — тут же соврал Лешка. — Много хорошего слыхал, конечно.
— Хорошего? — собеседник хмыкнул. — Странно. Обычно никто сейчас не хвалит нашу дряхлую империю. Даже мы сами.
— А как… Как ты оказался здесь?
— Видишь ли, мой отец, умирая, оставил мне шесть керамических мастерских…
— Ничего себе! Так это же здорово!
— И в придачу к ним — немереное количество долгов. Вот за них-то и ушли мастерские. Я, конечно, пытался занять деньги и у евреев, и у генуэзцев… Но — проценты, проценты — для них я какой-то впавший в нищету грек… К тому же у меня не было поручителей.
— Знакомая история, — Лешка слушал с большим интересом. Вот, оказывается, в Константинополе-то — почти как в России, в той, его России… — И что ты?
— А что я? — усмехнулся грек. — Нанялся на корабль к одному торговцу. Не матросом, упаси Господь — управляющим грузами.
— Ага, по-нашему — логистиком.
— Надо же! — хохотнул Владос. — Вот не знал, что и в русских княжествах до этого же дошли. Ты из каких земель?
— Из-под Мценска…
— Не слыхал, — подумав, признался собеседник. — Новгород слыхал, Москву, Киев… Впрочем, Киев — это уже в Литве.
— Да кто тебя сказал, что Киев — в Литве? — возмутился Лешка. — Отродясь такого не слыхивал!
— В какой же дыре ты жил, что не знаешь общеизвестного? Ну-ну, не обижайся… Приятно поговорить с тобой… Здесь вообще не с кем…
— Ладно, проехали… Так ты, говоришь, нанялся на корабль?
— Ну да, на «Гордость Никеи», так он назывался. Большая такая скафа с четырьмя мачтами, обширными трюмами и каютами для пассажиров. Ходили на Крит, в Александрию, в Кафу… Как-то раз попали в бурю — пришлось войти в Смирну… Там и попались туркам. Те продали перекупщикам — и вот, Владос Костадинос — здесь, в рабстве у гнусного скряги Ичи-бея! В краю, столь далеком от цивилизации, что… гм… не знаю, как и выразить…
— Что хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь, — охотно подсказал Лешка. — А еще можно так: если и есть у Вселенной хоть какой-нибудь центр, то… блин, дальше забыл. Да ты что, сам не помнишь? Это про планету Татуин. «Звездные войны» смотрел?
— Звездные войны? — удивленно переспросил грек. — Красивое название. Нет, не видел. Это что, новая драма?
— Драма? — Лешка закашлялся. — Ну, можно сказать и так.
— А в каком театре шла?
— В самом продвинутом!
— А, в том, что на форуме Быка! Постой… — Владос осекся. — Откуда знаешь? Ты же ведь не был в Константинополе!
— Слыхал, — отоврался Лешка. — Ты про местные порядки обещал рассказать.
— Ага. Слушай. Итак — здесь, как ты уже успел заметить, все рабы вкалывают… ну, за небольшим исключением. Работа тяжелая, трудная, тупая… Не хочу тебя расстраивать, но здесь всегда так. Теперь о людях.
Ну, хозяина ты уже знаешь, о сыновьях его я тоже уже говорил, есть еще его жены, дочери и мальчишка Алныз — ты его тоже видел, — но все они вряд ли до тебя снизойдут. Кроме того, имеются еще скотники — рабы-грузины, сторож — армянин Легост, русских, кроме тебя, нет… как и ромеев…
— Кого?
— Ой, Али… Не слишком ли ты… как это? Тупишь! Есть такое слово?
— Да есть, — Лешка шмыгнул носом. — Только оно обидное.
— Хорошо, не буду больше его к тебе применять.
— А этот, бритый?
— Кызгырлы? Он тоже невольник, но злобен и предан хозяину, словно пес. Правда, Кызгырлы честен и даже способен иногда проявить благородство. И все же, опасайся его. Впрочем, не только его — всех, здесь каждый готов въехать в рай на горбу ближнего.
— Да я уже заметил. Эти двое горбоносых парней, что таскали камни, они…
— Каим и Гаша. Они не очень хорошие люди, Алексий… Я бы даже сказал — подлые. Скоро они заявятся, и мы не сможем больше разговаривать.
— Они тоже понимают по-русски? — удивился Лешка.
— Нет. Но обязательно доложат хозяину о том, что мы с тобой имеем привычку много разговаривать. Это очень – очень плохая привычка, по мнению нашего скряги.