Мистер Невозможный - читать онлайн книгу. Автор: Лоретта Чейз cтр.№ 68

Дафна отшатнулась и села.

— Боже мой! Дуэль? Из-за меня? Даже если у него возникнет такая безумная мысль… Но нет, он не будет таким идиотом. — Она поправила лиф и повернулась к нему спиной. — Застегни меня, пожалуйста. Не могу же я позвать Лину.

Руперт неохотно сел, так же неохотно он застегнул ей платье.

— Ты поговорил с Нафизой? — спросила она.

— Нельзя ли поговорить с Нафизой потом? — сказал он. — Мы еще не закончили разговор о нас самих.

Она снова повернулась к нему:

— Пожалуйста, не надо. Это не может продолжаться. Я не сожалею о том, что сделала, но окружающие никогда не поймут, а они и есть тот мир, с которым столкнется Майлс. Я не могу испортить ему жизнь. Если это произойдет, я не смогу жить. Ты и представить не можешь, что он для меня сделал, без него я бы сошла с ума.

— Он заботился о тебе, — сказал Руперт.

— Большинство братьев не сделали бы столько ради своих сестер.

— Значит, мне не следует желать ему зла. — Руперт натянул на себя рубашку. Если бы мудрость была одеждой и ее можно было бы так легко надеть. Он только что был счастлив. А сейчас становился с каждой минутой все несчастнее. Он должен уйти. В эту ночь ему предстоит спать одному.

Он не был чудовищем. Он обладал силой воли. Он не желал опозорить ее. Он не желал позора брату, которого она любила, брату, который защищал се от неизвестно чего.

То, что он уйдет, не должно было бы пугать его. И не так уж трудно сказать себе, что они найдут ее брата в течение нескольких дней. Они спасут его или умрут, пытаясь спасти. А если они умрут, все кончится. А если спасут, то между Дафной Пембрук и Рупертом Карсингтоном тоже все будет кончено.

Он никогда не ожидал иного конца, и расставания никогда не огорчали его. У него были другие женщины. Когда наступало время уходить, он уходил.

Бывало ли это его решением или в редких случаях — ее, прощаясь, он оставался любезным и добрым. Возможно, благодарным, но никогда не испытывал сожаления.

Руперт говорил себе, что этот день принес ему больше, чем он смел надеяться. Он пришел в каюту по семейному делу. Он пришел ради влюбленного юноши, который смотрел на него с такой трогательной надеждой.

— Пожалуй, я решу то дело, по которому и пришел, — сказал Руперт. — Иначе для всех станет очевидным, чем мы тут занимались за закрытыми дверями.

— Юсуф, кажется, хочет жениться на Нафизе, — сказала Дафна, поднимаясь с колен и оправляя юбки.

— Да, но он очень молод. Думаю, ему четырнадцать.

— Большинство египтян его возраста имеют жен. Я полагаю, его соотечественники придерживаются принципа, что лучше жениться, чем страдать. Обычно отцы находят жен для своих сыновей к достижению ими половой зрелости.

Руперт свел брови. Он никогда не смотрел на брак с такой точки зрения. Но у него не было необходимости, не так ли? Англичане не прячут своих женщин под покрывалами и не запирают в гаремах.

— Это легко сделать, если она согласна, — сказала Дафна. — Замужество девушки — это пышное торжество, зависящее от состоятельности семьи. С вдовами и разведенными дело обстоит намного проще. У меня есть записи по этому поводу. Я собиралась написать статью о некоторых аспектах современной египетской культуры.

Она оттолкнула подушку, на которой они лежали, обратно к стене. Слезла с дивана и начала рыться в маленьком шкафчике в углу каюты. Пока она искала, он смотрел на ее красиво округленные ягодицы. И подавил тяжелый вздох.

Она достала тетрадь, похожую на ту, в которой рисовала картуши, и перелистала страницы.

— Вот, совсем просто. Женщина говорит мужчине: «Я отдаю себя тебе». Обычно это делается при свидетелях, но не обязательно. Приданое лишь небольшая частица того, что дают за девушкой. Естественно, я дам хорошее приданое, так что это не проблема. — Она подняла глаза от тетради. — Остается только получить согласие Нафизы.

— И это все? «Я отдаю себя тебе»? Никакого оглашения? Разрешения? Священника?

— Мы можем устроить им праздник, — сказала Дафна. — Это хороший повод.

Он встал.

— Хорошо, пойду выясню, что думает Нафиза о предполагаемом женихе.

— Пришли ее ко мне.

— Нет, нет, я возьму Тома в переводчики, — сказал он. — Они хотят, чтобы это сделал я. Я их отец.

— Отец?

Он рассеянно кивнул и вышел.

Спустя пять минут он вернулся.

Дафна не успела привести свои чувства в порядок. Ей едва хватило времени, чтобы умыться. Она торопливо вытерла лицо полотенцем, чтобы он не подумал, что оно мокро от слез. От того, что они еще раз занимались любовью, стало еще хуже. Она знала, что это должен быть последний раз, но не отказалась от него. Она не готова к разлуке. Она потеряла голову как романтичная впечатлительная школьница. Как будто и не прошло десяти лет со времени ее первого слепого увлечения.

Но оно было. И она должна помнить, как это было, со всеми отвратительными подробностями, всеми последствиями того, что она доверяла своим чувствам. Так Дафна убеждала себя, но, когда рядом находился он, ей было трудно рассуждать логично и разумно.

Руперт стоял в дверях, склонив голову набок.

— Мы могли бы пожениться, — сказал он.

Дафна отняла от лица полотенце и прижала его к груди. Вероятно, она ослышалась.

— Мы могли бы пожениться, — повторил он. — Так, как ты сказала. Ты тоже вдова.

Ее сердце тяжелым молотом застучало в ее груди: один тяжелый удар за другим. Что-то будет разбито, что-то жизненно важное.

— Пожениться? Уж не стукнулся ли ты при выходе головой?

Он улыбнулся:

— Вот видишь? Вот что мне в тебе нравится, кроме всего прочего. Твое чувство юмора.

— У меня нет чувства юмора.

— Может быть, ты его не замечаешь, потому что у тебя голова занята научными проблемами.

— Нет, беда в том, что ты не знаешь настоящей Дафны, — возразила она. — Ты думаешь, что я эффектная и интересная женщина, но я не такая. Обстоятельства заставили меня вести себя так, как мне совершенно несвойственно. Но как только я вернусь к нормальной жизни, я снова стану неинтересной и необщительной, какая я и есть на самом деле.

— Вспомни, ты верила, что ты лишена женственности. Ты не можешь судить о себе по меркам привередливого старика.

— Ты не понимаешь! — воскликнула Дафна. — У меня нет увлечений. Нет других интересов. Я ем, пью и дышу утерянными языками. Мое представление об удовольствии — это считать количество иероглифов на Розеттском камне. Одна тысяча четыреста девятнадцать! Соответствующий греческий текст состоит из четырехсот восьмидесяти шести слов. Тебе хотелось бы узнать, какой вывод я сделала на основании этих цифр?