Новый генсек, человек непьющий, идею антиалкогольной
кампании поддержит, ему нужно поднимать разваленное советскими управленческими
методами производство, и трезвость на предприятиях - одно из непременных
условий. И женская часть населения будет его любить. Надо лишь грамотно подать
идею и пролоббировать ее.
Идея понравилась, и Михаил Ланской получил то, чего хотел:
доступ к роскоши и всяческим удовольствиям, в том числе к туристическим
поездкам по всему миру, а не только в Болгарию и Румынию, и очень большие
деньги. Его начальники по институту, конечно, узнали обо всем, и Ланского от
работы над Программой отстранили. Были предприняты попытки как-то исправить
положение, кураторы долгосрочной общесоюзной программы, не раскрывая истинных
целей, вступили в контакт с теми, кто купил разработку Ланского, но не нашлось
в то время силы, которая оказалась бы влиятельнее наркоденег. Пробиться к
новому генсеку не удалось, и в мае 1985 года вышел указ о борьбе с пьянством и
алкоголизмом. Производство алкогольной продукции сократить, продажу ограничить,
виноградники вырубить, и так далее.
С этого момента Евгений Леонардович раз и навсегда вычеркнул
Михаила Ланского из своей жизни. Ему было очень больно, ведь десять лет, целых
десять лет они работали рядом, загорались новыми идеями, придумывали методы
исследований, разрабатывали технологии моделирования и прогнозирования, и Ионов
считал Михаила, наряду с Димой Шепелем, одним из лучших своих учеников и
последователей. Дима был талантливым математиком, Миша - криминологом.
А вот теперь Миша умер, ему только-только исполнилось
шестьдесят два, совсем еще молодой. Идти на похороны не хотелось, но и не пойти
нельзя, ведь провожать Михаила придет научная общественность, и отсутствие
профессора Ионова сразу заметят. Никто не знает об их конфликте, так же как не
знают и о Программе. И рассказать нельзя…
Еще только четыре утра, а сна ни в одном глазу. Ворочается в
постели Евгений Леонардович, кряхтит, постанывает не то от боли в ноге, не то
от душевной боли и ругает сам себя за то, что двадцать лет прошло, а он все не
может простить Михаила… и все равно, хоть и ругает себя, а простить не может.
Скорее бы прошел последний час перед подъемом. В пять утра он, как обычно, встанет
и будет варить себе овсянку на воде. В Фонд он сегодня не поедет, вызвал машину
на десять, чтобы сразу отправляться на панихиду. Но в девять он все-таки
позвонит Диме Шепелю, Дима - активный и общительный, он все знает, может быть,
ему известно, кто придет на похороны, и если представителей старой когорты
ученых будет немного, то отсутствия Ионова никто и не заметит. Ведь людей,
знавших Ионова и Ланского во время их совместной работы, осталось совсем мало,
двадцать лет прошло, кто-то давно ушел из науки и связей с бывшими коллегами не
поддерживает, кто-то умер, кто-то состарился или болен настолько, что на
подобные мероприятия уже не выезжает.
Дима Шепель. Тоже проблема. Он сам-то на похороны поедет или
нет? Когда-то Ланской увел у него жену, давно, еще до Программы. Правда, очень
скоро она вернулась к законному мужу, всего через полгода. Но вернулась, будучи
беременной от Ланского. Она хотела этого ребенка, а когда поняла, что с
Михаилом жить не может и не хочет, делать аборт было поздно. Дима принял ее и парня
вырастил как своего, он очень любил жену и был счастлив, когда она вернулась. И
вот сейчас сыну Вадиму двадцать четыре года, он закончил Московскую академию
МВД, три года поработал в уголовном розыске и теперь хочет заниматься наукой.
Жена Димы просит устроить его к ним в Фонд. А Ионов все не может простить Мишу
и свое непрощение распространяет и на его сына. И жену Шепеля он простить не
может, хотя лично ему, Евгению Леонардовичу, она ничего плохого не сделала. Но
Миша - предатель, и все, кто его любил, недостойны уважения. О том, что он и
сам любил когда-то Мишу Ланского, Ионов благополучно забыл. Лукава память
человеческая, ох лукава!
Ну вот и пять часов, можно вставать. Каша, обязательная
прогулка, яйцо с сыром и кофе, а там и Диме можно звонить.
Без пяти девять хлопнула входная дверь, пришла домработница
Роза, соседка по дому, мать многочисленного семейства, добропорядочная и
надежная сорокалетняя женщина, которая была счастлива найти работу поближе к
собственной квартире, чтобы по мере возможности приглядывать за детьми.
- Евгений Леонардович, вы дома? - громко спросила она
прямо от порога.
- Дома, Розушка, дома, - откликнулся Ионов.
- Не заболели? Или вы сегодня попозже?
- Пока не знаю. Или через час уеду, или вообще дома
останусь.
- Если вы дома будете, тогда говорите, что на обед
готовить, я сейчас в магазин пойду.
- Погоди, Розушка, я сейчас позвоню, тогда и решим. Ты
пойди пока кофейку выпей.
Роза благодарно улыбнулась и скрылась в кухне. Она очень
любила хороший кофе, но для скромного бюджета ее семьи такое удовольствие было
неподъемным, она покупала дешевый растворимый и позволяла себе пить его только
один раз в день, утром. Евгений Леонардович знал о ее пристрастии и при каждом
удобном случае угощал. Он твердо знал, что Роза придерживается собственных
правил и без прямо высказанного предложения хозяина не то что кофе хозяйского
себе не заварит - кусочка хлеба не отрежет.
Ионов дозвонился до Шепеля и огорчился, Оказывается, на
похоронах собирается быть один из заместителей министра внутренних дел, который
когда-то учился вместе с Ланским в адъюнктуре и в те времена крепко дружил с
ним. Узнав об этом, научная и педагогическая общественность зашевелилась, во
всяком случае, та ее часть, которая до сих пор служила и, стало быть, помнила и
Ионова, и Шепеля. Ну как же, быть на одном мероприятии с замминистра! Иметь
возможность, если повезет, быть лично представленным высокому руководителю или
напомнить о себе - это дорогого стоит.
- Я вас понимаю, Евгений Леонардович, но придется
ехать.
- А ты сам-то как?
- Куда ж мне деваться, - вздохнул Шепель. - Это как раз
тот редкий случай, когда между вами и мной нет никакой разницы. Все вместе
работали.
- Один поедешь? Или с Кирой?
- Один. Мне еще хуже, чем вам. Те, кто нас помнит,
знают и про то, что она уходила к Мише. Могу себе представить, как они будут на
меня смотреть и судачить шепотом. Да ладно, Евгений Леонардович, что я,
мальчик? Мне уже пятьдесят пять стукнуло. Переживу. Вам легче, в силу вашего
почтенного возраста вы можете прямо с кладбища домой возвращаться, а мне еще на
поминках сидеть.
Ионов улыбнулся.
- Ну что ты, Дима, разве я тебя брошу? Вместе посидим,
помянем Мишу Ланского. Кто из наших будет?
Шепель назвал несколько фамилий. Ну что ж, вот и ладно.
Конечно, Дима прав, восьмидесятилетний профессор Ионов вполне может не ехать на
поминки, все отнесутся к этому с пониманием, но не надо, нельзя отрываться от
молодежи. Упустил что-то Евгений Леонардович, упустил, позволил трещине сначала
возникнуть, потом расшириться, но, может быть, еще не поздно, еще есть
возможность сделать так, чтобы трещина не превратилась в непреодолимую
пропасть. Или уже нет?