Русич. Последняя битва - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Посняков cтр.№ 13

– Если не закрою ворота времени?! Опять! Что, больше некому?

– Некому. – Колдунья поджала губы. – Ты один такой… не наш… и не их. Уж извини, так вышло. Хотела тебя предупредить и раньше, да не смогла – словили монастырские слуги.

Иван пригладил волосы:

– Как давно разверзлось время?

– Год – не больше.

– И где?

– То не ведаю. Лишь слышу знаки.

– Поня-а-атно. Как такое могло случиться вообще?

– Перстень. Он есть. Еще один.

– Четвертый? Да сколько же их вообще?

Мавря тряхнула седыми космами.

– Ты не понял. Четвертый перстень не здесь, там…

– Ах, там…

– Да, там… Там, откуда пришли. – Колдунья вздохнула. – А может, уже и здесь… То есть – то там, то здесь. Больше ничего тебе не скажу – просто не знаю.

– Спасибо и за это. – Раничев поднялся с лавки и, немного пройдясь по горнице, продолжил беседу. – Вряд ли тебя будут искать – игумен уже сжег несчастную, ни в чем не повинную кошку… Но все же тебе не стоит светиться.

– Светиться?

– Показываться лишний раз на людях. За Гумновым есть починок, выселки… Пока поживешь приживалой, а к осени выстроят для тебя избенку.

– Благодарствую, боярин-князь, – встав, поклонилась старуха. – Ты добрый человек, таких мало. И странно…

– Что странно?

– Ты добрый… и добра наживаешь немало! Редко такое случается.

Иван усмехнулся:

– Я не просто добрый, я умный. Мои люди проводят тебя до Гумнова.

– Добралась бы сама…

– Нет. – Боярин предостерегающе поднял руку и улыбнулся. – Не люблю неожиданностей.

Колдунья еще раз поклонилась и вдруг перекрестила Ивана:

– Храни тя Господь! Сделай, сделай то, что должен. Только ты можешь… Только ты…

– Только я, – повторил Раничев, наблюдая, как Мавря садится в давно приготовленный для нее возок. – Что ж, похоже, больше действительно некому. Значит, нужно действовать… Кто бы сомневался? Но прежде чем действовать, необходимо рассуждать – здесь как раз такой случай, как раз такой…

Проводив глазами отъехавший возок, Иван уселся на крыльцовой лавке и попытался порассуждать. Получалось плохо, все что-то мешало: то собачья грызня, то играющие дети, то вьющиеся вокруг подстрешин ласточки – щебетали, видно, вили гнездо. Итак, четвертый перстень. У кого? Где? Вообще, как же звали первую владелицу волшебного кольца? Вот ее-то, кстати, Раничев хорошо помнил, все ж таки не зря был директором музея. Как-то, разбираясь в фондах, наткнулся и на письма, и на иные документы. Перстнем испокон веков владел род Кучум-Карагеевых, последняя представительница которого, графиня Изольда, в конце тысяча девятьсот четырнадцатого года, после гибели на фронте единственного сына, приняла постриг. В двадцатые монастырь, как водится, был разорен большевиками, монашки изнасилованы и убиты, впрочем, Кучум-Карагеевой повезло – спаслась, бежала… Вот только куда? По некоторым данным – к тому месту, где был похоронен сын. А где он был похоронен? Там же, где и погиб, находясь в рядах второй армии генерала Самсонова. В Восточной Пруссии, вот где! Или – в северных районах Польши. Хотя Польши как таковой еще не было – были польские области, разбросанные в Германии, Австро-Венгрии, России. В общем, где-то там, в тех местах, где сейчас, в начале пятнадцатого века, как раз и располагался Орден рыцарей Святой Марии Тевтонской! Откуда и монета… Нет, насчет монеты – пока только предположение. Для более-менее внятного ответа нужно искать скомороха.

Раничев вдруг усмехнулся: а чего его искать? Скоморох-то, в числе других своих собратьев, еще на Благовещенье был схвачен угрюмовской стражей с подачи какого-то монашка. Вот и сидят сейчас бедные лицедеи где-нибудь в подземелье, маются в ожидании решения воеводы. А воеводе что решать? Оштрафовать, дать плетей да выгнать к чертям собачьим! Что еще со скоморохов возьмешь? Может, он их и выгнал уже. Да… Торопиться надо!

– Эй, Пронька! Запрягай лошадей, собирай свиту!

Приказ боярина был исполнен быстро: солнце едва поднялось, засияло над дальним лесом, когда небольшой отряд всадников, вылетев из ворот усадьбы, на рысях помчался к Угрюмову.

Иван улыбался – и снова ветер в лицо, и чуть поскрипывает седло, и в глазах – шальная радость. Боярин оделся попроще – в черный неприметный кафтанишко, подпоясанный простым кушаком, – не поймешь, то ли дьяк, то ли мелкий торговец. Поверху, правда, накинул новомодную ферязь, темно-голубую, с разрезом в длинных, завязанных за спиной рукавах. Чтоб видно было всем издалека – не простой человек, боярин скачет! А скинул ферязь – и непонятно кто.

Въехав в город, сразу завернули в дальнюю корчму, там и сели – ждать. Иван по пути еще послал пару человек ко двору воеводы: походить, послушать. Те вернулись быстро с докладом – нет, не выпустили еще скоморохов, сидят, милости воеводской дожидаются.

– Знаем мы эти милости, – в каком-то большевистском духе закончил Пронька. – Ужо огребут плетей – палач в городе знатный. Да и – во дворе слышал, шептались – будто монашек какой-то зачастил к воеводе, Феофана-игумена человеце. Игумен-то похощет, чтоб скоморохов тех за кощуны да глумы наказали примерно, да так, чтоб другим неповадно было.

– Так-так, – внимательно выслушав, задумался Раничев. – Феофан, значит, наказать скоморохов требует?

– Ноздри рвать да в подземелье на погибель бросить – тако! – дополнил доклад Пронька.

– А воеводе-то к чему такое злодейство? – Иван размышлял вслух. – Ясно, ни к чему. Не игумен бы – мзду бы стребовал да выгнал бы скоморохов из града – катились бы кубарем. Однако и с Феофаном ему ссориться не с руки – не тот повод… Хотя… Почему б не поссориться? Они ведь не очень-то друг с дружкой знаются, Феофан, поди, гнусные письма на воеводу пишет, а?

– Может, и пишет, – согласился Пронька. – А только за руку его никто не ловил.

– Не ловил, говоришь? – Хитро подмигнув своим воинам, Раничев азартно потер руки. На столе приятно горели зеленоватые восковые свечи. – А ну-ка, братцы, тащите мне перо и чернильницу. Да, и бумагу купите… самую лучшую, дорогую!

Воевода Ростислав – одутловатый, грузный, с пегой, торчащей в разные стороны бородищей, похожей на сорочье гнездо – отодвинул в сторону большую кружку с квасом и недобро посмотрел на только что вошедшего стражника – десятника Олексу. Батюшке-воеводе после вчерашней попойки очень хотелось спать, он и лег было, как заведено, после обеда, да, как назло, сон так и не пришел, наоборот, еще хуже стало. Так вот почти до вечера и промаялся с делами срочными – то воротные сборы не все уплачены, то дорога у старой башни совсем развалилась – не чинена, то скоморохи эти… Уж Феофан-игумен упрашивал, чтоб построжее с ними. Инда ладно, построжее так построжее – не убудет, а лишний раз змею-игумену князюшке-милостивцу наболтать про воеводу будет нечего. Так что со скоморохами так и поступить – кнутом бить, ноздри порвать да в поруб – навечно. Или казнить всех смертию? Может, так оно и выйдет – игумен суд надумал судить. Ну да пес с ним, пусть тешится. Вот о дороге – другое дело. Был у воеводы Ростислава знакомый купец-подрядчик – бывший монах-расстрига – так тот за полтину серебра обещался засыпать ямины. Дорого, полтина-то – этакие деньжищи за какие-то ямки! Одначе сам-то засыпать не будешь и воев не пошлешь – сразу слухи пойдут разные, мол, воевода средства на ремонт выпросил, сам себе и прикарманил. Выпросил… Выпросишь тут. Но попытаться можно – неужто князь Федор Олегович рубля на дорогу угрюмовскую пожалеет? Даст, даст… лишь бы вороги-завистники не встряли. А потом рубль тот – пополам: полтину расстриге за ремонт, полтину самому – за содействие. Хорошее дело, обмозговать надоть… А тут этот еще приперся, Олекса. Старый воин, прогонять негоже.