– Хорошо, подожду, – покладисто согласился Раничев. – Только хорошо бы это… хоть малую часть сейчас получить, а то поиздержался в дороге.
Селивон задумчиво поскреб лысину.
– Ладно. – Он подошел к сундуку, нагнулся. Солнечный зайчик на столе пропал вдруг… нет, вот снова появился.
– На, забирай покамест. – Натыка вывалил на стол пригоршню монет, серебряных, но большей частью медных.
– Н-да-а, не густо, – разочарованно протянул Иван. – Однако спасибо и на этом. – Он быстро сгреб монеты в карман.
– Пошли, покажу светлицу.
Подойдя к двери – не той, в которую вошли, а к той, что была справа, – Селивон жестом пригласил гостя следовать за ним. Пройдя несколько расположенных анфиладою комнат – частью пустых, а в некоторых с Натыкой приветливо здоровались люди, по всей видимости, постояльцы, – они оказались в узкой каморке с небольшим столом и широкой лавкой, занимавшей почти всю площадь комнаты.
– Тут и живи, – гостеприимно улыбнулся Селивон. – Один, никто не мешает. Только заплати за три дня сразу – таков уж у меня порядок.
Пожав плечами – ну и жлоб! – Раничев отсчитал хозяину двора монеты, который тот только что ему дал.
Пошевелив губами, Селивон спрятал монеты в висевший на поясе, рядом с ключами, кошель из мягкой свиной кожи и, простившись, вышел.
Закрыв за ним дверь, Иван, не снимая сапог, развалился на лавке, обитой мягкой тканью.
– Однако первая часть задания исполнена, – прошептал он. – Осталась вторая, самая трудная – получить деньги. Хотя имеется еще и третья – отыскать отправляющийся в Крым караван. Чем и нужно немедля заняться! Пока еще этот жлоб-хозяин деньги отыщет.
Немного отдохнув, Иван, оставив епанчу в светлице – неохота было по жаре париться, – спустился во двор и, миновав распахнутые во всю ширь ворота – кто хочешь заходи, что хочешь, бери, – направился на торговую площадь. В калите на поясе приятно позвякивали монеты. Пусть и невелика сумма, но все же, все же…
Залитые ярким солнцем улицы пахли яблонями и сиренью. Почти каждую вторую усадьбу на Подоле окружали сады, небольшие – в полдесятка деревьев – и совсем огромные, тянувшиеся, казалось, до самой Почайны, а то и до Днепра. Раничев с наслаждением вдыхал пряный сладковатый запах, стараясь идти в тени высоких оград и деревьев, там, где они были. В синем небе не было ни одного облачка, даже самого маленького, и жгучие лучи солнца беспрепятственно падали вниз, на Подол и Копырев конец, на Щековицу и Замковую гору, на Детинец с грозно высившимися недавно отремонтированными стенами.
Выйдя на заполненную народом торговую площадь, Иван перво-наперво заглянул к торговцам тканями и портным, приценился. Сейчас-то уж не собирался ничего брать, а вот как получит от Селивона денежки, обязательно нужно будет себе «холодный» кафтанец справить. А пока же следовало отыскать нужных купцов – сурожцев, как их всех здесь называли. Сурож – Судак – Солдайя поселение и крепость в Крыму, торговая слава которой теперь заметно уступала генуэзской Кафе, недавно оправившейся от разграбления войсками Тимура. Но ведь раньше – столетиями! – именно сурожцы были самыми знаменитыми торговцами Крыма, имели они собственные дворы и во многих городах на Руси, в том числе – и в Киеве. С той поры, по старой памяти, всех крымских купцов называли теперь одинаково – «сурожане» или «сурожские гости», не важно, откуда те прибыли – из Солдайи или Кафы. Даже и своих купцов, активно торговавших с Крымом, тоже называли сурожцами. Вот их-то и старался отыскать Раничев.
– Сурожане? – переспросил торговец тканями, редкобородый, курносый, в ярко-зеленом кафтане. – Так они, почитай, во Львове все, в Киеве мало кто.
– Так что, совсем нету? – испугался Иван.
– Да есть. На Копыревом конце поспрошай, там их дворища стоят.
– На Копыревом конце… – млея от жары, протянул Иван. Выйдя с рынка, остановился у церкви, перекрестился и, плюнув, пошел к Почайне – дорогу спросил у прохожих.
По пути все чаще и чаще попадались отряды воинов. В блестевших на солнце кольчугах, в пластинчатых доспехах, колонтарях, а кто и в рыцарских латах, вполне по-европейскому. Ржали кони, довольно улыбались, потрясая копьями, воины, и девушки, черноокие киевские красавицы, опустив тяжелые бадейки с водою, приветственно махали руками. Заливисто свистели забравшиеся на деревья мальчишки, бежали вслед отряду, что-то кричали воинам. Отряды быстро умчались к Детинцу, оставив после себя пыль да взрыхленную копытами землю.
– Однако. – Раничев провел себе пальцем по лбу. – Теперь и в самом деле никак не обойтись без реки. Надеюсь, водица не очень холодная. Эй, парни, к Почайне верно иду?
– Верно, дядько!
Почайна, с обрывистыми, густо заросшими кустарником берегами, открылась внезапно, как только Иван поднялся на земляной вал. Вдалеке, справа, виден был Днепр, величаво-широкий, синий, за ним тянулись луга и дубовые рощи. Раничев с удовольствием огляделся вокруг – красота-то какая! Позади, за Подолом, круча Замковой горы с зеленеющими деревьями, впереди, внизу – блестящая лента реки, а над нею – безоблачное голубое небо.
Постояв немного, Иван сорвал с ближайшего куста ветку сирени, понюхал и решительно направился вниз. Найдя пологое место, чуть вдалеке от пристани, полной небольших судов и лодок, спустился к самой реке, выбирая, куда бы скинуть одежду.
– Я посторожу, дядько, – откуда ни возьмись, выскочил небольшого росточка пацан – щупленький, востроглазый, смуглый – в белой, расшитой красной нитью рубахе, босой – ноги в цыпках.
– Я у многих тут сторожу, – улыбнулся пацан. – Всего-то пуло. Вона туда складывай одежку.
– Пуло? Однако… – засомневался Раничев.
– Так украдут – куда как больше потеряешь! – Мальчишка засмеялся, показав щербатые зубы. – Да и голым по городу пробираться – тоже не велико удовольствие. Так что коли пришел искупаться, так плати, дядько, да плавай себе в спокойствии.
– А ты сам-то, часом, не сопрешь одежку-то? – вдруг засомневался Иван.
– Да что ты, право! – Пацан обиженно замахал руками. – Я Микитка Упряж, меня на Пристанях все знают. И вон – господа воины – и те услугами не побрезговали.
Парень кивнул на кусты, у самой реки, где были аккуратно развешаны кольчуги, поддоспешники и рыцарские, крытые темно-голубым бархатом панцири-бригантины.
– А вдруг кто посильнее тебя объявится? – не унимался Иван. – Украдут все воинское добро, что тогда заведешь?
– А это на что? – вконец обидевшись, пацан достал из-за пазухи свирель, похвастался. – Как свистну, вся пристань сбежится. Экий ты, право, неверующий, дядько.
– Ладно, уговорил, – скидывая кафтан, засмеялся Иван. – Держи свое пуло.
Поймав монету, мальчишка уселся на берегу, внимательно приглядывая за вещами.
У самого берега, за кустами ракиты, фыркая, купались какие-то мужики, видимо – воины. Вообще Киев, кажется, приобретал какой-то уж слишком милитаризованный оттенок. Ну черт с ними…