Надо сказать, Нечай Анкудинович оказался большим любителем певчих птиц, на той почве и познакомились на торгу — оказывается, Ратников тоже без птичек жить не может! Разговорились — Миша к этой беседе специально готовился, выспросил все про птичек у охотника Ермолая, уж, сколько успел, покуда тот не ушел в Новгород — и через некоторое время уже были друзьями. Ратников представился своеземцем из Заволочья, ну, а о подвигах его новый приятель был уже наслышан.
Кстати, Михаил очень рад был, когда князь Александр, после успешных переговоров с посольствами, присланными епископами Дерпта и Риги, отъехал таки в Новгород. А что ему тут было делать? Епископы извинились за вторжение, договорились обменяться пленными и оставить все границы земель, какие те были до 1240 года.
Михаил откровенно радовался, честно говоря — побаивался, что всплывет история с фон Оффенбахом. Нет, не всплыла. Может, не до того было, а может, стражники и все прочие ответственные люди погибли во время сражения. Скорее же всего, просто приняли искусно исполненную Ратниковым записку за подлинное распоряжение князя. А сам Александр о том и не спросил — дело ли ему до какого-то там крестоносца? Так вот и прокатило.
Да, еще одна новость была, из разряда не очень приятных — усадьба на Лодейной сгорела. Не одна, вместе с другими — соседними. Все ж таки правильно тогда Ратников предлагал каменную стенку поставить — брандмауэр. То ли немцы сожгли, то ли русские, то ли сам по себе начался пожар — запросто — только выгорело все дотла.
Так вот!
И оставался теперь у Ратникова с Максом один браслетик на пару. Да еще Лерка… Ничего — выбраться и с одним можно, только вот… Только вот, иметь бы еще один, на всякий случай — да уж теперь ладно…
Лерка… Анри де Сен-Клер, нормандский рыцарь, заявил, что его суженая обязательно явится за ним с выкупом — и в самое ближайшее время.
— А серебришко-то у нее есть? — качал головой Нечай Анкудинович.
— Для такого дела найдет, — граф де Сен-Клер — высокий красивый парень лет двадцати, кареглазый, с черными, как смоль, волосами, смеялся, по всей видимости, нисколечко не сомневаясь в кредитоспособности своей возлюбленной. — Пару лошадей продаст, да доспехи, да кое-что из оружия. Дело наживное!
Он любил петь, этот нормандец, аккомпанировал себе на лютне, которую приобрел уже здесь, в Пскове, у рижских или ревельских купцов. А боярин Нечай любил слушать не только птиц, но и песни, которых граф знал великое множество:
Под липой свежей,
У дубравы,
Где мы лежали с ней вдвоем,
Найдете вы все те же травы,
Лежат, примятые, ничком…
— Славно, славно, — боярин Нечай едва успевал мигать слугам, чтоб подливали бражки. — Вы настоящий миннезингер, господин де Сен-Клер!
— У нас их зовут трубадурами. Впрочем, этот сонет сочинил не я, а Вальтер фон дер Фогельвейде.
— А свое что-нибудь спойте, Анри! Ну, я вас прошу!
— Лучше расскажите о том, как встретили вашу озерную нимфу?
Ратников, как обычно, сидел тут же, рядом, по левую руку от графа… точнее сказать — от младшего сына графа.
— А что за нимфа? — Нечай Анкудинович оторвался от бражки и заинтересованно посмотрел на рыцаря.
— О, это очень романтическая история, — усмехнулся тот. — Неужели не слыхали?
— Да откуда же, граф?
— Что ж, извольте же, расскажу, — де Сен-Клер выглядел явно довольным, видать, нравилось ему рассказывать всем эту историю, особенно — свежим слушателям.
— Это случилось летом, в июле, когда жаркое солнце сверкало в нежно-палевом небе и пряно пахло травами, и сладким розовым клевером, а в кустах боярышника весело щебетали птицы.
— Какие птицы, сир? — воспользовавшись паузой, тут же поинтересовался боярин. — Соловей или, может, малиновка? А еще неплохо поют жаворонки…
— Не знаю, что и сказать! — Сен-Клер озадаченно хлопнул глазами. — Как-то не приходило в голову — какие именно птицы? Птицы и птицы… В общем, пели.
— Продолжайте, продолжайте, любезнейший граф, — махнул рукой Нечай Анкудинович. — Время есть — я только что отправил слугу за вином. Пока принесет… Ну? Что там дальше-то было с нимфой?
— Пели птицы, — устремив затуманившийся взгляд куда-то в сторону, продолжал нормандец, — я с небольшим отрядом свернул на лесную дорожку, к бургу. Было жарко и пот застилал глаза, а поднятая копытами коней пыль висела, словно облако. Утомленные, мы решили сделать короткий привал. Пока кнехты поили лошадей в ближайшем ручье, я прогулялся по округе, любуясь цветами и бабочками, что порхали над зеленой травой. И тут же, рядом, увидел озеро… Оставив на берегу одежду, я погрузился в прохладные воды… и вдруг… я даже сначала не понял, что случилось? Какой-то странный звук… бумм! Брызги! И девичий крик… И вот она, озерная нимфа — красивая, как тысячи солнц — упала в мои объятья прямо с неба!
— С неба? Что, прямо так, в объятья, и упала, господин граф?
— Ну, не совсем, — рыцарь чуть смущенно улыбнулся. — Упала в озеро… начала кричать, барахтаться, тонуть… Я ее вытащил, осторожно вынес на берег… И не удержался, поцеловал в губы! Красавица пришла в себя и вдруг обняла меня с такой страстью, о которой поют трубадуры!
— А она была одета или… как бы…
— Он была нагою! То есть… не совсем нагою… но почти… Мне послал ее сам бог, девица… нет, уже почти дама — Элеонора, красавица, в честь которой я сложил мадригал! Хотите, прочту?
Красавица явилась с неба,
С волосами, цвета спелых снопов,
С очами, пылающими любовью…
Ратников не стал дальше слушать — поздновато было уже, пора бы и на боковую, вот прямо здесь, в боярских хоромах. Проверить, как там парни — их Миша с собой на эти пьянки не брал — рылом не вышли, в смысле — происхождением. Да и нечего с младых ногтей бражничать!
Только, прежде чем уйти, предупредил:
— Вы уж меня позовите, как дама Элеонора явится. Очень уж хочется на нее взглянуть!
— О, вы получите истинное наслаждение, сир!
Все ночь Мише снилась какая-то хрень: поющие соловьи, падающие с неба девчонки, единороги… Да, и еще — здоровенная белая обезьяна! Она сидела рядом и немилосердно трясла Ратникова за плечо.
— Пошла, пошла вон! — отбивался Михаил. — Обезьяна белая!
— Ладно вам обзываться-то, дядя Миша! — обиженно пробормотал Макс. — Лучше вставайте быстрей, тут такое!
— А? Что? — Ратников уселся на ложе и с минуту недоуменно хлопал глазами. Потом улыбнулся: — Ну и приснится же! Ты чего такой взъерошенный, Максюта? Случилось что?
— Случилось! Случилось! Конечно же, случилось! — Несмотря на такие слова, мальчишка вовсе не выглядел озабоченным. — Наконец-то вас разбудил… Там, во дворе — Размятникова!