— Ага! — с готовностью закивал отрок. — Я все понял, дядь Миша! Значит, от пристани — к торгу?
— Ну да. Как бы так.
Отправив ребят, Ратников и сам прошелся по нескольким улицам, расспрашивая народ да примечая в уме подозрительные усадьбы. Потом задержался на торговой площади — перекинулся парой слов с работорговцем Николаем. Тот выглядел озабоченным:
— Понимаешь, друже, немцы что-то зашевелились, кнехты по рынкам да постоялым дворам шастают, что-то вынюхивают, ищут кого-то…
— Ха — зашевелились? — неожиданно встрял в разговор приказчик Акулин. — Так уж пора бы! Александр Грозны Очи скоро в город войдет… а уж тут его найдется кому поддержать — недовольных много.
— Да уж, — согласно кивнул купец. — Немцев куда как меньше народу поддерживало, а все же открыли ворота.
— Так и Александру откроют — в том никаких сомнений нет.
Михаил усмехнулся — ну да, при любой власти всегда есть недовольные. И — если они достаточно активны — то могут эту власть сменить, точнее — ей изменить в любой подходящий момент. Так было, когда в Псков в смехотворно малом количестве вошли немцы, так будет и сейчас — уже скоро — когда у городских ворот покажутся передовые сотни Александра. В свое время посадник просто не выявил вовремя таких вот активных вожаков… да и сам переметнулся к немцам, точнее сказать — к Ярославу, Дорогобужскому князю… кстати, имеющему все права на псковский престол, псковичи сей род давно привечали… чего никак нельзя сказать о суздальцах — в том числе и об Александре. Этот уж выглядел бы чистым узурпатором! Впрочем — кому какое дело?
— Так, говорите, зашевелились немцы?
Простившись с торговцами, Ратников зашагал к собору — подождать ребят. Там, на углу, они и условились встретиться — да уже и ошивались, зябко поеживаясь на не на шутку разбушевавшемся ветру.
— Ой, дядя Миша! Мы все выспросили, все посмотрели, даже заглянули на пару дворов… Есть две очень подозрительные усадьбы… три даже!
Михаил хохотнул:
— И у меня примерно столько же! Ничего — проверим все, чай, не два десятка. Что, замерзли?
— Да есть немножко, дядя Миша.
— Ну, тогда айда на постоялый двор — обедать.
И снова встретился им у самых ворот тот же длиннолицый служка. Как его звали-то? Бог весть… Ларион, кажется.
Снова, как и в прошлый раз, оглянулся, зашептал:
— Кнехты!
А вот теперь, в свете уже услышанного Михаилом, дело было куда серьезнее.
— Кого ищут, друже?
— Тебя, господине, спрашивают.
— Что, прямо по имени?
— Не… писарь им нужен. Я тут слыхал… во всех корчмах спрашивали. Софрония-писца взяли, на свой двор увели.
— Так-так, писцов, значит, ловят… Ну, спасибо тебе, парень!
Миша повернулся к парням:
— А ну, быстро… Уходим отсюда!
Ничего не спрашивая, Максим и Эгберт молча зашагали следом.
Ратников обошел торжище, недолго постоял у какой-то небольшой церкви и лишь на берегу Псковы, в кусточках, обернулся к парням, мол — как вы там?
— Куда мы идем, дядя Миша? — наконец поинтересовался Макс.
— Не знаю, — честно отозвался Ратников. — Похоже, нет у нас больше дома. И в любую корчму соваться не след.
— А куда же тогда…
— А вот сейчас о том и подумаем — самое время. Впрочем, вы-то можете и по корчмам наведаться — писца ловят, не вас. Да, так! Не знаете ничего тут поблизости подходящего?
— Вон там, за церквушкой, есть одна, — Максим показал рукой. — Один хромой мужик держит, бывший стеклодув. Братчина там у них.
— Туда сейчас и идите. Вот вам векши, — Миша протянул парням пару беличьих шкурок. — Обогреетесь, поедите чего-нибудь.
— А вы, дядь Миша?
— А я тут пройдусь. Вы ждите.
Проводив взглядом ребят, Ратников надвинул на глаза шапку и, закрываясь от ветра локтем, быстро зашагал к торговой площади. Имелась у него одна неплохая задумка… давно уже на всякий случай лелеемая.
Оно конечно, парней-то можно было б и к стеклодувам пристроить… или — в рядовичи, в закупы, наконец — в холопы, уж всяко не померли б с голоду… Но это так, на крайний случай, у зависимых людей никакой свободы в действиях нет. А она сейчас очень нужна, свобода-то.
Николая Скородума и приказчика его Акулина Ратников нашел все там же, на торжище, в отапливаемом очагом амбарчике с живым товаром. Работорговцы и товар в лице тощих малахольных девиц и двух — лет десяти — отроков сидели кружком вокруг очага и по очереди хлебали горячее варево из большого булькающего котла.
Увидев гостя, Николай обрадовался:
— О? Здоров будь, Миша, садись с нами шти хлебать.
— Да с удовольствием бы, — не стал отказываться Михаил. — Вот только ложку не захватил, извиняйте.
— Ништо! Сыщем… Ермолайко, дай-кось свою. Только оближи почище!
— Оближу, батюшко.
Один из отроков с поклоном протянул гостю ложку.
Варево неожиданно оказалось вкусным — вместе с какими-то пахучими кореньями в котле плавали изрядные куски рыбы.
— Откуда рыбка-то? Сами наловили, что ли?
— Ага, счас… Гость заморский Федор из Ревеля остатки товара по бросовой цене распродал. Я взял — не пропадать же добру!
— А, — Ратников внимательно посмотрел на только что вытащенный из котла кусок. — Так это селедка, что ли? То-то я смотрю. Но все равно — вкусно.
— Кушай, кушай, гостюшко. Выпить не предлагаю — пост. Хотя… — Николай неожиданно ухмыльнулся. — Разве что с морозца… чтоб не занедужить.
— Во-во, — охотно поддержал его Михаил. — Именно, что с морозца…
Насытившись и выпив вина, Ратников в тепле разомлел, даже клюнул носом, однако же тут же пришел в себя, не забывая — за чем явился. Кивнул на детишек:
— Вижу, еще не расторговался?
— Не… уж, как видно придется их обратно с собой тащить. Не бросать же тут — жалко, да и не по-божески это.
— Поня-атно, — Миша покрутил кончик усов. — И когда в обрат?
— Да дня через три думаю. Пока доедем, то, се… чтоб в распутицу-то не угодить.
— Что ж, ясненько. А что амбарец-то этот… за дорого ли снимаешь и у кого?
— Боярин один есть, Никодим Ефроньевич, — помолчав, пояснил купец. — Я его как-то от разбойников, воров да татей лесных спас… вот он задешево мне и сдает.
— А так, когда тебя нет, что тут?
— Да амбар обычный. Склад. Очаг-от никто не топит. А что ты спрашиваешь?
— Да, понимаешь, мне б этот амбарчик на месяцок-другой… ну, после тебя-то… Не за так, разумеется. Ты б поговорил с хозяином?