Посол Господина Великого - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Посняков cтр.№ 63

…Какой черт эдак повесил карниз, я вас спрашиваю, господин капитан Востриков?

…В обрат воротитеся…

…Сбитень, сбитень…

…Карниз привинчивают болтами к деревянным чопикам, господа офицеры, а не приклеивают скотчем к обоям!

…чем-чем привинчивают?

…тормози, Игорюха! Тормози! Сейчас коляска отва… О! Уже! Господи, куда ж я лечу-то?

Олег Иваныч со стоном заворочался на волокуше… Лучше б не ворочался!

После смены позиции — с левого бока на правый — районный прокурор Чемоданов совсем озверел и, полностью потеряв человеческий облик, скинул с себя мундир и принялся голым скакать по столу с криками: «Лель! Ярило! Лада! Лель!»

С ним скакали еще и неведомо откуда взявшиеся девицы, тоже почти голые… почти дети, ряженные в звериные шкуры, на головах — венки из сушеных цветов. Какой-то маслянистый пацан азартно молотил в бубен знаменитую вещь «Лед Зеппелина» «Моби Дик». Прокурор Чемоданов извивался в пошлом танце, подобно солисту «Бони М» Бобби Фаррелу. Девчонки пели:

Мы тебя пятницу

Жили-дожидали,

Неделю всю,

Весну-красну,

Все лето тепло,

Всю зиму холодну,

Едва дождалися,

Глаза охвостали!

Потом, взявшись за руки, присутствующие — а все это, как понял Олег Иваныч, происходило в кабинете прокурора — закружили хоровод…

— Как на Олегов день рожденья испекли мы каравай…

— Лель! Лада!

— Хэппи беф дэй ту ю!

— Лада! Лель!

— Пей до дна, пей до дна, пей до дна…

— Да пропадите вы пропадом! — громко закричал Олег Иваныч и очнулся.

Он лежал в каком-то грязном сарае, напоминавшем сельский клуб периода студенческих отработок в колхозе, только вместо портретов членов Политбюро ЦК на стенах висели козлиные черепа. Посреди убогого помещения ярко горел костер, обложенный камнями. Перед костром стоял какой-то мужик в медвежьей шкуре — нет, похоже, не прокурор Чемоданов — и что-то нараспев декламировал, помогая себе чем-то похожим на гигантский фаллоимитатор.

— Который час, мужики? — открыв глаза, поинтересовался Олег Иваныч…

— Никак, очнулся, паря?

Сильно слаб был Олег Иваныч, так что ни рукой, ни ногой. О судьбе своей — и к кому попал — догадался. К тому ж, чтоб ничего такого не учудил — а что, мужик видный, враз от лихоманки оправится, — сковал его Кодимир цепью длинной. Не отвяжешься от цепи той, не порвешь, не убежишь — попробуй-ка! Олег Иваныч пару ночей пытался звено какое расслабить — куда там! Только ногти все изломал да погнул припрятанный втихаря гвоздь.

В избе не все втроем — Кодимир-волхв, Ограй да Степанко были. И остальные разбойники сюда зачастили, к зимнему переходу готовились. Зимой-то на островке опасно оставаться было — ватаги охотничьи по всему Черному лесу шастали, славы дурной не боясь. Да и что сказать — места знатные, дичью изобильные. Разбойники и сами много чего запромыслили: небольшого кабанчика, зайцев да тетеревов-рябчиков. Это не считая цапель, да дроздов, да другой какой мелкой птицы. Во дворе, за капищем, по ночам мясо коптили — днем взгляда зоркого паслись. Олег Иваныч то сквозь оконце узкое видел — не хватало цепи на улицу, хоть и длинна была цепь-то. Длинна — не длинна, однако — только до двери да в сени, к уборной. Так и передвигался, звеня. Хитро цепь натянута — от левой ноги к правому запястью — не очень-то походишь, больше попрыгаешь. Что и делал Олег Иваныч, под любопытные разбойничьи взгляды. Не говорил с ним никто — Кодимир строго-настрого запретил, догадывался, что хитер пленник. Заговорит кому зубы — после поминай как звали. Потому — строго за тем следили. Ограй раз отрока разбойного, Степанку, так палкой по ноге треснул — аж побелел отрок. А и за то только, что, миску с едой подавая, что-то сказал Степанко. Неча! Сказано — не разговаривать, значит — не разговаривать. Вообще, хорошо было бы пленника в амбаре держать, да опасался того Терентий — ночи стояли холодные, враз околеть можно в амбаре-то. А чулана какого в избе не было — отгородили место в уголке дальнем, лавку поставили — там и жил Олег Иваныч, изредка в сени выходя. Двое разбойников денно и нощно за ним следили. Да и сам Терентий с Ограем присматривали.

Все холоднее делались ночи. Темнее, опаснее. Все чаще подергивались по утрам тонким ледком окрестные лужи, а зависавшие над болотом тучи исходили мокрым снегом. По ночам, где-то близ острова, злобно выли волки.

Прислушиваясь, передергивали плечами разбойники, а отрок Степанко беспрестанно читал заговоры:

— На море на Окияне, на острове на Буяне стоит изба, а в избе той сидит старица, а держит она жало. Ты, старица, возьми свое жало, приди ко мни, вынь жало смертное. Заговариваю раны колючия на ногах, на голове, на лбу, на затылке, на бровях и подбородке. Будьте во веки веков на волке сизом, лохматом, в репьях-пегатинах; сидите на волке том — вовек не сходите!

Степанку-отрока давно приметил Олег Иваныч. Вспомнил — не тот ли отрок недавно на деревину вознесся. Тот… Глаз серый, волос длинен, токмо тогда в клобуке монашьем был отрок-то, хоть и нехристь, как видно. А не он ли в прошлом году провожал Олега Иваныча после того, как вместе чудом выбрались из сожженного капища, когда медведь чуть всех не съел?.. Если б не парень один, Ратибором его, кажется, звали… Да, Ратибором…

Олег Иваныч вспомнил прошлую зиму, когда случилось ему проезжать здешними местами. Как спасался от шильников, как оказался в языческом капище, в маске птичьей, принятый всеми за какого-то Терентия из Явжениц. Вспомнил нагих девиц, пляски, свирели и бубны. И как подожгли капище враги, как пришлось бежать подземным ходом, что прямиком в медвежью берлогу вышел…

Как, выбравшись и простившись с раненым Ратибором, спустился к реке, ведомый отроком. Как показались вдалеке, на излучине, возы и кони — караван муромского купца Ефима Панфильева…

— Светлый путь тебе, господине, — сняв шапку, низко поклонился отрок. — Ратибор-то мне старшим братом приходится. Да и сестры с нами, Глукерья, Мартемьяна, Лыбедь… Видал, как плясали?

Паренек улыбнулся.

Олег Иваныч подмигнул ему на прощанье:

— Тор! Ярило! Ты-то кто?

— Лада! Лель! — эхом отозвался отрок. — Степанкой меня кличут.

Степанкой…

А что, интересно, Ратибор тоже здесь, средь разбойников? Спросить бы… Да как спросишь-то, коли главный-то черт, Кодимир-нехристь, смотрит волком, из закутка никуда выпускать не велит. Придумывать что-то надо. Бежать… А как убежишь-то, коли пригляд ежечасный? Да и сговорить кого — попробуй, коль и словом с ним никто не молвится, запрещено. А пообщаться с кем-нибудь нужно, хоть с тем же Степанкой… Вон, сидит на лавке, вой волчий слушает. Заговоры свои читает… Заговоры…

На следующий день занедужил Олег Иваныч. Есть-пить отказывался, руку к челюсти приложив, мычал уныло. Махнул поначалу рукой Терентий, да к вечеру призадумался — не становилось лучше пленнику-то! Как бы не помер от зубной лихоманки, бывали случаи.