Подмена - читать онлайн книгу. Автор: Бренна Йованофф cтр.№ 39

Никто из нас не произнес ни слова, но в комнате гудело напряжение, не имевшее отношения ни к лампам, ни к проводке.

Наконец Эмма вздохнула и всплеснула руками. Бросив на меня беспомощный взгляд, она поспешно вышла из комнаты.

Мама осталась посреди гостиной, спиной ко мне, закрыв руками лицо.

— Мам? — Я взял ее за плечи, повернул к себе. — Мам, не надо!

— Что ты натворил? — спросила она высоким срывающимся голосом. — Ты ходил под землю? Ради Бога, что ты наделал?

Я отшатнулся. Паника, звеневшая в ее голосе, так напугала меня, что я не сразу сумел закрыть рот.

— Сядь, — сказала мама. — Нам нужно поговорить.

Я присел на краешек дивана, а она опустилась напротив, она очень долго молчала.

Часы на стене мерно отсчитывали секунды. Я с ужасом представил себе, как мы с мамой до конца моих дней будем сидеть напротив друг друга, не зная, что сказать.

Прошла целая вечность, прежде чем мама перегнулась через кофейный столик и взяла мою руку.

Я застыл и стал ждать.

Она провела большим пальцем по тыльной стороне моей ладони.

— Когда я встретила твоего отца, то решила, что это мой шанс все забыть. Начать сначала. Да, я была очень наивна. Они не отступаются, пока остается возможность получить свое.

Я зажмурился, пытаясь представить, что они хотели получить — что я мог бы им дать. Ведь у них был Дом Хаоса, с его затопленными туннелями и смеющимися зубастыми монстрами.

— Но я уже дал им то, чего они хотели! И они не попросили у меня ничего плохого или опасного. Им просто нужно, чтобы их любили.

Мама рассмеялась, это был очень неприятный смех — сухой и горький.

— Любовь? Ах, неужели ты в это поверил? Им нужно теплое живое тело. Они просто взимают с нас плату. Точно так же, как каждый год мы платим Единой методистской церкви, или как в апреле выстраиваются очереди, чтобы отдать свои налоги государству. И тут то же самое, с той лишь разницей, что счет приходит каждые семь лет, а уплачивать нужно кровью.

Я кивнул, приказав себе не думать о Малькольме Дойле. Нельзя думать о его светлых волосах, о его синих-синих глазах и о его ужасной кровавой смерти. Стоит один раз представить себе это, и всю жизнь будешь мучиться кошмарами.

Мама сидела, опустив голову, и смотрела на свои руки.

— Они охраняют город, берегут его, делают нас всех счастливыми. И все это требует жертв. Но поскольку они не совсем свободны от эмоций, то время от времени похищают чужих детей.

— Таких, как ты?

Я спросил о ней, но имел в виду и Малькольма Дойла, и Натали Стюарт, и всех тех, кто был похищен, чтобы отдать свою кровь.

— Я — особый случай. Не предназначенный для обычного использования. — Ее потупленные глаза затуманились, в голосе прозвучала горькая ирония. — Госпожа полюбила меня. Она называла меня «бесценным сокровищем», обращалась со мной, как с домашним питомцем, и бесконечно рассказывала обо всех сделанных ей жертвах. О маленьких детях, которые плакали и кричали. О том, как шестьсот лет тому назад воины приходили к ней, жертвуя свои победы и поражения. И о том, что она никому никогда не позволит меня тронуть. Она держала меня при себе очень долго, я жила, как бабочка в стеклянной банке.

— Но если Госпожа не хотела отпускать тебя, почему же она не запретила тебе уйти?

— Она запретила бы, если бы смогла. Она бы оставила меня при себе, но кто-то пришел и отвел меня домой. Какая-то странная тварь — какое-то чудовище — однажды ночью вывела меня из горы и повела по парку. Потом она оставила меня на крыльце дома моих родителей, как потерявшуюся собаку.

Я смотрел на маму, пытаясь понять причину звучавшей в ее голосе боли. Это было непонятно. Странно.

— Но ведь это хорошо, да? Ты же вернулась домой!

— Нельзя вернуться, — ответила мама. — По-настоящему. Через какое-то время они приспосабливаются и перестают скучать по тебе. Они живут дальше. А что делать девочке, которая не выносит запахов автомобильных выхлопов? Которая слепнет на солнечном свете? Послушай, — сказала мама. — Я знаю их. Я знаю, как они мыслят, и уверяю тебя — они всегда думают только о том, что могут получить.

— Но что именно?

Мама пожала плечами, резко и нервно.

— Не знаю, но будь уверен — что-то да могут. Они используют тебя и без сожаления выбросят, когда ты перестанешь быть им нужен. — Она вдруг улыбнулась какой-то пугающей, кривой улыбкой. — Я сидела на подушечке у ног Госпожи и играла с заводной птичкой. Я пела песенки, а она подпевала. Не нужно к ним возвращаться, Мэки. Никогда, ни за чем!

Я сглотнул.

— Они сказали, что если я не помогу им, они причинят зло Эмме. Я не мог позволить им это.

Мама привстала и наклонилась ко мне.

— Эмме почти двадцать. Она сможет о себе позаботиться. А ты исключительный, возможно, очень ценный для них, и им что-то нужно от тебя! Когда кто-то из-под земли чего-то хочет, это не просто так. Не возвращайся!

— А если они сделают с ней что-то ужасное, мстя мне?

— Они всегда мстят, — ответила мама, — потому что ненавидят проигрывать. Они украли Малькольма, чтобы наказать меня за бегство.

— Но ведь ты не сама решила убежать! Ты была ребенком — жертвой!

— Но я все равно убежала, и Госпожа мне этого не простила. Только это имеет значение. — Мама отняла руки от лица и взглянула на меня. — Они хотят тебя использовать, Мэки. Что мне сделать, чтобы ты понял, что они очень опасны?

Беда в том, что когда я пытался представить себе эту опасность, то видел лишь лицо Джанис и написанную на нем смесь боли и смятения. Ни к чему ей были Эммины объяснения процесса выращивания семян, ей был нужен общий интерес, вот и все. Так делают все, когда хотят с кем-нибудь подружиться.

— Мне стало лучше, — сказал я после долгого молчания. — Наверное, впервые в жизни я чувствую себя хорошо, и это благодаря им.

— Неужели ты не понимаешь? Тебя купили! Они просто узнали твою цену!

Все так, но, по большому счету, моя цена не была немыслимой. Под землей мне дали больше, чем я надеялся получить, ведь самым главным было не избавление от боли и постоянной усталости и даже не обещание нормальной жизни. «Эмма» — эта мысль была настолько огромной и слепяще-ясной, что ни для чего другого у меня в голове просто не оставалось места.

— У меня не было выбора.

Мама пересела на краешек стула с высокой спинкой, обхватив себя руками. Посмотрела на меня, глаза у нее были прозрачные и холодные.

— В жизни всегда есть выбор.

Когда во вторник утром я спустился к завтраку, Эмма и мама уже ушли, так что я ел свои хлопья в полном одиночестве, прислонившись к кухонной раковине.