Подмена - читать онлайн книгу. Автор: Бренна Йованофф cтр.№ 28

И неважно, сколько я раскрасил раскрасок с Давидом и Голиафом и сколько усилий приложил мой отец к тому, чтобы все выглядело нормальным и пристойным. Правда заключалась в том, что моя семья была в здании под щипцовой крышей, а мне туда хода не было.

Хотя, может быть, все еще изменится. Ведь не зря я так замечательно себя чувствовал. Гигантская разницы с моим обычным полудохлым состоянием.

— Доброе утро, — сказал кто-то сверху. Голос был сиплый и знакомый.

Открыв глаза, я увидел Карлину Карлайл. Она стояла надо мной в пальто и растоптанных ботинках. На голове у нее была нелепая пилотка с кожаным клапаном, застегивавшимся под подбородком. Карлина выглядела так же, как на сцене в «Старлайт». И в то же время совершенно не походила на себя. Она была обыкновенной. Ее яростная сценическая осанка теперь выглядела неуклюжей, так же, как Джанис выглядела чокнутой и невзрачной у нас на кухне — и ослепительной красавицей среди своих цветочков и стеклянных пробирок в Доме Хаоса.

Без дьявольского сияния, рожденного светом прожекторов, глаза Карлины, глядевшие на меня сверху, казались блеклыми, как яйцо малиновки.

Поскольку я молчал, Карлина плюхнулась рядом со мной на траву.

— Ты тут не простужаешься?

— Иногда.

Она продолжала смотреть на меня, как будто ждала, что я скажу еще что-нибудь. У нее был широкий рот, но сейчас она так поджала уголки губ, что стала выглядеть человеком, который, возможно, сможет меня понять.

— Чаще мне просто одиноко.

Карлина кивнула.

— Нам нравится считать себя гордыми одиночками, абсолютно самодостаточными. — Она улыбнулась, но улыбка у нее получилась усталая и нарочитая. Выбившиеся из-под шапки пряди волос завивались вокруг щек. — По-моему, довольно идиотский повод для гордости, ты не находишь?

— Кто это — мы? — спросил я, и во рту у меня тут же сделалось сухо и вязко, как будто мне совершенно не хотелось знать ответ.

Она сгорбилась, уронив подбородок на руки. Теперь, когда Карлина спрятала лицо от пасмурного неба, голубизна ее глаз стала ярче.

— Ты, правда, хочешь знать, откуда мы беремся? — спросила она. — В разные века, в разных странах нас называли по-разному. Призраками, ангелами, демонами, элементалями… Короче, присваивание имен ровным счетом ничего не дает. Разве имя может изменить сущность?

Вот это я хорошо понимал. Потому что ничего не менялось от того, как часто папа называл меня Малькольмом или представлял людям, как своего сына. Честно говоря, от этого становилось только хуже. Потому что стоило отцу произнести эти слова один раз, как он непременно произносил их снова и снова, словно ложь, сказанная единожды, заставляла повторять ее до тех пор, пока она не утрачивала всякий смысл.

— Бог нас ненавидит? — спросил я, глядя в землю.

Карлина ответила не сразу. Она наклонилась вперед, глядя на блестящие ряды багрово-красных кленов, ярких, как кровь.

— Насчет Бога я не знаю, — ответила она, наконец. — Зато знаю о традиции. Мы с тобой ее буквальное воплощение. Возьми самое распространенное толкование — и это будет вся правда о нас. В древности, когда церкви создавали свои законы, они создали прецедент. Они верили, что освященная земля отвергает наши души, и поскольку верили в это очень сильно, то мы оказались обречены на физические страдания.

Я кивнул, хотя мне была неприятна мысль, что нечто неодушевленное может отторгать от себя живое существо. Получается, какие-то незнакомые люди, никогда в жизни не видевшие меня, могли заставить то или иное место меня возненавидеть.

Карлина покосилась на меня.

— Значит, сегодня вечером ты будешь в «Старлайт»?

— У меня, типа, нет выбора.

— Ну да. — Она встала и стряхнула с себя сухие листья. — Нет.

С этими словами она неспеша пошла вдоль по улице — гордая, классная и примерно на столетие выпадающая из нашего времени.

Я остался лежать, глядя на дождь. Лужайка утопала в мокрой золотой сырости, холодила мне шею, при каждом вдохе листья шуршали, скользя подо мной.

Когда я снова подумал о церкви, передо мной вдруг, как живой, возник образ отца, стоящего на возвышении. На бумаге его проповеди были беззвучны, но мой отец никогда не был тихим человеком, и я знал, что когда он произносит слова вслух, они звучат властно и решительно.

Я встал.

Мне вдруг нестерпимо захотелось увидеть настоящую, самую главную суть моего отца, отраженную в его лице и голосе. Я хотел взглянуть его глазами. Ведь до сих пор я никогда не видел его по-настоящему, и только сейчас понял, что, кажется, никогда и не пытался.

Быстрым шагом я пересек лужайку и, не дав себе времени передумать, шагнул на церковную землю. Но стоило мне ступить на нее, как знакомая режущая боль была тут как тут. Щеки и лоб опалило огнем, и я прытко отскочил назад.

Я всей душой хотел, чтобы у этой земли была другая правда — моя правда! — но церковь даже не дрогнула. Это было незыблемо. И больно било, как разряд электрического тока, потому что никакие волшебные снадобья, никакая сила убеждения или веры не могли сделать меня тем, кем я не был.

Вечером Росуэлл заехал за мной и не стал задавать вопросов. Хотя мне почти хотелось, чтобы он спросил, зачем я беру с собой гитару, но он промолчал. В машине мы слушали радио. Все песни были про настоящую любовь и пристрастие к наркотикам.

Когда мы приехали в «Старлайт», никого из «Распутина» еще не было. Мы с Росуэллом постояли в зале, разглядывая толпу. Многие пришли в костюмах, хотя до Хэллоуина оставалось еще целых два дня. Посетители бродили туда-сюда, равнодушно смотрели мимо меня, а я пытался представить, что они видят, когда косятся в мою сторону. Ведь не бога и не чудовище. Может, вообще пустое место.

Потом до меня донесся чей-то высокий пронзительный смех и, обернувшись, я увидел Элис. Она была все в том же костюме кошечки, только на этот раз с расшитым стразами воротничком вокруг шеи и малиновыми усиками. Элис шла с парнем по имени Леви Андерсон, заметив нас, она просто повисла на нем. Поравнявшись со мной, Элис окатила меня торжествующим взглядом и всем телом прильнула к своему Леви.

— Классная девочка, — прошептал Росуэлл, но я не испытал ни обиды, ни гнева. Только сердце забилось чаще, а сам я ничего не почувствовал.

Отыскав пустующий диванчик в углу, я уселся и уставился на свои руки, пока Росуэлл ходил в бар за водой.

— Ты в порядке? — спросил он, садясь напротив. В руке у него был картонный стаканчик с «Маунтин Дью». — Просто видок у тебя тот еще.

Я кивнул, не поднимая глаз от стола. Вся столешница была покрыта сигаретными ожогами.

— В чем дело? — спросил Росуэлл.

— Ты когда-нибудь задумывался о тайнах Джентри, обо всяких мерзостях? Ну, например, что на самом деле происходит, когда дети… когда дети умирают?