— Понял, домин! — Заросший бородой по самые глаза армянин, величественно кивнул. Черепанов поставил его во главе всей армянской конницы вопреки правилу, что командовать ауксилариями должен римлянин. Меружан оценил. Лет триста назад его дальний предок-полководец пал в битве с римлянами, что не помешало сыну предка вместе с сыном тогдашнего царя Армении перейти на сторону завоевателей
[52]
. С тех пор род Меружана верно служил Империи. И Черепанов верил ему больше, чем назначенному еще при Александре Севере префекту. Тем более, что префект ничем не был ему обязан, а Меружана возвысил именно Черепанов, которому армяне были очень нужны. Они — его единственное подразделение тяжелой конницы, способное не то, чтобы противостоять персидским катафрактам (для этого их было слишком мало, да и выучка не та), но хотя бы драться с ними один на один более-менее на равных.
— Я бы посоветовал использовать нумидийцев, домин, — пробасил Меружан. — Они неоценимы, когда надо посеять хаос и панику.
— Спасибо за совет, — кивнул Черепанов. — Но я уже определил им боевую задачу. Друзья мои! Если все мы завтра как следует постараемся, то вторгшаяся на нашу землю армия персов перестанет существовать.
— Слушай, Ген, а может нам на них ночью напасть? — предложил после совещания Коршунов. — Мои ребятки в темноте отлично работают. А персы, ты же слышал, в темноте воевать не любят.
— Что они не любят, это их дело, — произнес Черепанов, разглядывая лагерь противника через потертый монокуляр — вторую вещь, оставшуюся у них от посадочного модуля. Первой был Генкин талисман — уродец Буратино. Монокуляр Коршунов приволок в Мезию в виде прицела для арбалета. Штуковина чудом уцелела в заварухе, но — уцелела, и Черепанов по праву победителя забрал ее себе. — Важно не это, а то, что люблю я. А я люблю, чтобы разгром был полным. Может, ночью они и хуже дерутся, зато лучше удирают. А я не хочу, чтобы главные массовики-затейники дали деру. Мне нужна скорлупа их сатрапа. И вся та лабуда, которая у них заменяет знамена. Здесь, брат, мало победить врага. Надо еще собрать доказательства победы. И предъявить Сенату. Иначе тебе просто не поверят. Так что ночь — не прокатит.
— Хочешь, как тогда, на Дунае?
Алексею рассказывали историю, когда Генка заманил в ловушку превосходящий числом отряд варваров-германцев и вырезал его весь до единого. Была банда — и пропала. Никаких следов. Если не считать отрезанных ушей, которые Черепанов велел завялить и сложить в мешок. А потом предъявил императору в качестве вещественного доказательства. Император вник.
— Хорошо, что напомнил, — одобрил Геннадий. — Уши тоже пригодятся. А сейчас пойдем покушаем, что бог послал и на боковую. Завтра подъем в третью ночную стражу.
Глава двенадцатая
Крепость Европос. Битва
Геннадий не ошибся. Едва солнышко показало гребешок над излучиной Евфрата, в лагере персов по-бычьи заревели трубы и армия начала выдвигаться.
Как и ожидалось — не вся. Примерно тысяч пять. Под прикрытием легкой конницы и пеших лучников персидские артиллеристы подтащили орудия и с оглушительным грохотом принялись обрабатывать лагерь, недавнее место обитания смешанной когорты Третьего Августова, а ныне — опорная база легионеров Шестнадцатого.
В сторону лагеря полетели камни и горшки со смолой. А затем, по команде, человек триста выбежали вперед, и принялись метать огненные стрелы. Смола тоже загорелась. Часть частокола охватило пламя, и мощные онагры персов, пристрелявшись, принялись лупить прицельно, в пламя. Минут сорок — и горящая часть лагерного периметра рухнула внутрь, и персидская конница, не особенно торопясь, через вырубленную рощу олив, покатила в сторону лагеря.
Но перед ними прежде — легкая конница, между всадниками которой, что шли легкой рысью, персидские вспомогательные войска: пешие лучники в круглых шапочках и простых одеждах. Ни доспехов, ни даже щитов, зато бегать легко.
Орудия продолжали обрабатывать лагерь — и навесом и прямой наводкой. Похоже, персы притащили сюда большую часть своих механизмов, на время избавив от обстрела Дура Европос. Впрочем, возможностей для вылазки осажденным не оставили. Лагерь атаковала примерно половина персидской армии. Вторая пасла ворота и стены римской
[53]
крепости.
Ну вот и всё. Теперь очередь кавалерии.
Так и есть. Застрельщики подались в стороны, пропуская латную конницу. Катафракты начали разбег. Неспешно так начали, с шага — на крупную рысь. Им предстояло преодолеть около километра. Половину — по песку и рыхлой земле. Между пней вырубленной рощи. Лишь метров за триста до лагеря ребят из Шестнадцатого начиналась ровная и твердая земля — идеальная поверхность для разгона тяжелой конницы. Красиво шли, дьяволы! Почти что колено к колену. Эх, сейчас бы какой-нибудь завалящий пулеметик… «Утес», к примеру. Сорок секунд — и нет больше персидской элитной конницы… Эх, мечты, мечты…
Геннадий окинул взглядом поле будущей битвы. Вышедшие загодя Лёхины варвары огибали персидский лагерь по широкой дуге. Двигались очень хорошо. Быстро, скрытно… Прирожденный спецназ. По еще более широкой дуге скакали нумидийцы. У них была совсем простая задача: когда персы побегут (а побегут они непременно и в самые разные стороны), ловить и бить беглецов. Или гнать их обратно в лагерь. Но это всё были второстепенные задачи. Главная же лежала на крепких плечах легионеров Аптуса. Если эти плечи сдюжат, всё остальное пройдет как по маслу.
Карафракты начали настоящий разгон. К этому времени римляне Шестнадцатого уже успели им «подыграть» — растащили горящие столбы лагерной ограды и выстроились в шеренгу поперек пролома. Идеальная позиция для сокрушительной конной атаки.
Ах, как красиво шла латная конница. Из-за узости проема персы не стали увеличивать интервал. Шли плотной массой, колено к колену — как единое целое. Можно было не сомневаться: если им понадобится совершить маневр, они выполнят его так же безупречно, и на полметра не нарушив строя. Сейчас в маневрах не было нужды. Только вперед!