Готы некоторое время молчали. Обдумывали сказанное. Наконец Ахвизра, мысливший быстрее других, сказал:
— Теперь я понимаю, почему ты подарил им свой нож. Хотел поделиться с ними удачей.
— Вроде того, — не стал оспаривать неожиданный вывод Коршунов.
— Что ж, — резюмировал Ахвизра. — Твоя удача велика. Может, и придет время, когда они вернут себе свою землю…
* * *
На следующий день они уехали.
На обратном пути Коршунов, как и планировал, навестил городок Легио, где стоял Шестой Железный Неизменно Честный легион.
Но разговора с его командиром не получилось. Легат даже не соизволил принять Алексея, сказавшись больным. Это было вранье. Пообщавшись с примипилом Шестого и угостив его кувшинчиком вина, Коршунов узнал, что легат не только вполне здоров для своих пятидести, но недавно еще и женился. На любимой племяннице прокуратора Кесарии. Так что теперь вернуть легион в Сирию может только император. А император этого делать не станет. На хрена ему? Так что — облом.
Однако вернуться в Антиохию к празднику Флоралий они успели.
Часть вторая
ЖЕЛЕЗНАЯ ГРИВА ПЕРСИДСКОГО ЛЬВА
«EX UNGUE LEONEM»
[38]
Глава первая
Девятьсот девяносто второй год от Основания Рима. Весна. Антиохия. Дворец наместника и его, наместника, проблемы
Во дворце Генка был один. Вернее, не один, конечно. Тут была прорва народу: чиновники из канцелярии, обслуга, докладчики, просители, фрументарии
[39]
и прочий полезный и бесполезный люд. Не было Корнелии.
— Отправил супругу в деревню, — сообщил Алексею Черепанов. — До Флоралий.
Под деревней подразумевалась роскошная вилла на берегу Средиземного моря, в тридцати милях от столицы провинции, купленная Корнелией «для летнего отдыха». И здесь, в Сирии, патрицианка желала следовать аристократической римской традиции: уезжать из города в жаркое время года. Подальше от болотных и городских миазмов столицы империи. В Антиохии с болотами было напряженно, однако традиция есть традиция. Да и морской климат тоже неплохо. Черепанов покупку одобрил.
— Как сплавал, Леха?
— Превосходно! — Коршунов уселся на табурет и без спросу налил из кувшинчика местного медового морсу. — Море новых впечатлений. Привет тебе от префекта Одиннадцатого Молниеоружного! Он — весь твой.
— Кто бы сомневался. Я им жалование за год заслал из провинциальной казны. Что еще?
— Красивая у тебя провинция!
— У нас, — рассеянно поправил Черепанов, проглядывая очередное донесение. — Что в Палестине?
— Боюсь, Шестого легиона тебе не видать. Прикинь, прокуратор шпиона ко мне приставил: вдруг я в лагерь Шестого направлюсь? Ну я его все же навестил на обратном пути. Только без толку. Там такой хмырь сидит: со мной даже разговаривать отказался. Он, как мне сказали, на племяннице кесарийского прокуратора женился. Хоть на дуэль его вызывай. Как легат — легата, — Алексей хмыкнул. — Зато командир Десятого легиона очень к нам просится. Скучно ему там, на развалинах…
— Пусть скучает дальше, — буркнул Черепанов. — Десятый хорошо, если на треть укомплектован. А вот Шестой… Эх, прокуратор! Пердун старый!
— Давай его убьем! — оживился Алексей.
Черепанов поглядел на него, как на ненормального. Ничего не сказал.
— Ты чего такой хмурый? — поинтересовался Коршунов.
— Смененная кентурия из Дура Европос не вернулась в расположение легиона. Вчера.
— Дура — крепость по-местному, — произнес полиглот Коршунов. — А Европос — это где-то на Евфрате.
— Так точно. Причем как раз на главном пути, по которому в Рим шелк везут. Следующий крупный город на этой дороге — уже наша Пальмира.
— То есть получается, что эта Дура Европос — стратегическая точка. И ты думаешь…
— Я пока ничего не думаю, — перебил Черепанов. — Но если ты смотаешься и выяснишь, что там стряслось, буду очень признателен!
Меньше всего хотелось сейчас Коршунову отправляться черт-те куда.
— Но — Флоралии! — жалобно проговорил он. — Я же опоздаю!
Черепанов одарил его весьма недоброжелательным взглядом.
— Почтовые станции — в твоем распоряжении! — рявкнул он. — Возьми с собой человек десять в сопровождающие — и двигай!
— А кого попроще послать нельзя? — Алексею жутко не хотелось ехать. — Это ж сколько миль до Евфрата… По пустыне…
— Ну ты лентяй, Лёха! — процедил Геннадий. — Еще скажи: устал с дороги. Я же тебя в Европос и не гоню. В лагерь съезди. В Первый Парфянский. Гонорий — мужик резкий. С него станется — с одним легионом на всю армию Ардашира кинуться. Твоя задача, если что не так, придержать Аптуса. Потому тебя и посылаю. Больше он никого не послушает. Задача ясна?
— Куда уж яснее, товарищ подполковник, — буркнул Коршунов.
Как это ни печально, Генка был прав. Кроме них двоих удержать Гонория Плавта Аптуса от резких движений было некому.
— Я тебе еще не всё рассказал, — произнес Коршунов. — Был у меня занятный разговор с одним сенаторским сынком в Тире. Юнец заявил, что тебя в Палатине не любят. Опасаются, говорят, что ты может нынешнего императора с трона спихнуть. Что скажешь, командир?
— На хрена он мне сдался, этот трон? — буркнул Черепанов. Но умолк и задумался.
Вспомнился разговор с женой, происшедший между ним и Корнелией, когда он узнал о смерти Бальбина и Пупиена.
* * *
О смерти, вернее, об убийстве Бальбина и Пупиена Черепанов узнал с опозданием. Римское начальство просто не удосужилось ему об этом сообщить вовремя. Так, слухи доходили, но точная информация поступила незадолго до того, как в провинцию были доставлены новые чеканы для монетного двора. Чеканка монет с ликом нового императора была доброй имперской традицией. Даже если император правил всего-ничего, монеты он всё равно успевал начеканить.
Еще пришел приказ: легионам принести присягу на верность новому принцепсу. Тоже согласно традиции — в день рождения императора. То есть 20 января.
Когда Черепанов явился с этими известиями к своему главному политическому референту Корнелии, она удивилась:
— Эта скверная новость уже давно не новость, — сказала девушка.
— И ты мне не сказала!
— Так ты не знал? — изумилась молодая патрицианка. — Как так?
— А вот так, — сердито произнес Черепанов. — Не знал.